— Ни в коем случае. Пустая трата времени.
И с этими загадочными словами сержант-майор испарился, слившись с толпой.
Сержант-майор Джексон знал, когда его пытаются обмануть, и на этот раз ни капли не сомневался в обмане. Он провел более часа в телеграфном агентстве с непосредственным начальником Джерри Риверса, неким педантичным Уиллом Даймондом — толстые очки, залысины и раздражающая привычка непрерывно щелкать шариковой авторучкой. Клик-клик.
— Значит, мистер Риверс был репортером под прикрытием? Ваш человек у федералов? Ответьте честно.
Клик-клик.
— Честно? Кто в наши дни знает, что такое честно, уорент-офицер?
— Может, попытаетесь ответить?
Клик-клик.
— На самом деле у Риверса не было никакого прикрытия. Он просто плавал где придется. Но он действительно делал федеральные оповещения. Эксклюзивно, можно сказать.
— Потому что был специалистом в этой области?
Клик-клик.
— Не совсем. Он был середнячком. Честно говоря, достал меня. Один раз я пытался его уволить.
Джексон ждал продолжения, но получил только клик-клик. Даймонд делал вид, что не понимает, чего от него ждут.
— Пытались?
Клик-клик.
— Ага. Но начальство сказало «нет». Сказало не трогать его. Временно. Это было три… почти четыре года назад.
— Они объяснили причину? — спросил Джексон, приготовившись услышать щелканье. Но ничего не услышал — и заподозрил, что Даймонд намеренно пытался вывести его из себя. Сержант-майор пристально посмотрел на собеседника.
— He-а. Я так понял, у него были фотки издателя.
— Ясно. Последний вопрос, если позволите. Ребе Елизар Берман. Вы знали этого джентльмена?
Клик-клик.
— He-а. Но он крупная шишка в еврейской коммуне, так что, полагаю, наши пути пересекались. Однако я бы не сказал, что знаю его.
— А как вы считаете, знал ли его покойный мистер Риверс?
Ответ последовал слишком быстро, опередив даже щелчки ручки:
— Не могу (клик) себе такого представить. — Клик.
Джексон воспринял это как свидетельство беспокойства.
Попытки избавиться от звучавшего в ушах навязчивого щелканья снизили работоспособность сержант-майора, и к тому времени, когда он закончил обход различных правительственных служб, где собирал нужную информацию, на белые каньоны федеральных зданий опустились сумерки. Однако он почти ничего не узнал о Риверсе и его работодателях, что, возможно, свидетельствовало в пользу обоснованности подозрений относительно его деятельности.
Стремительно темнело. Он шагал по пустынной Джи-стрит в юго-восточном районе Вашингтона. По-армейски четкие шаги сержант-майора эхом отдавались от стен домов — пустых и заброшенных либо с боязливо мерцающими в окнах лампами. На ходу Джексон внимательно следил за улицей, отмечая тени, казавшиеся живыми, и размытые мечущиеся силуэты впереди. Сворачивая на Девятую улицу, он знал, что вступает в мир, опасный для чужаков, особенно ему подобных и особенно по ночам. Миновав полквартала, он почувствовал, что за ним следуют двое мужчин. Подавив стремление — если таковое и было — ускорить шаг, сержант-майор продолжал идти, пока, несколько секунд спустя, не услышал слабую музыку доносившуюся из заброшенного здания на левой стороне улицы.
Он быстро свернул к нему и резко постучал в дверь. Через мгновение в небольшом окошечке показалось лицо дородного афроамериканца, явно не лучившееся теплыми чувствами.
— Это я, сержант-майор, — тихо произнес Джексон, отметив, что преследовавшие его шаги замерли. Размытое лицо сменила огромная рука, направившая в глаза Джексону луч фонарика. Сержант-майор даже не моргнул. Афроамериканец просиял.
— Это и правда ты! — Дверь распахнулась, и Джексон вошел в дом. Гигант закрыл и запер дверь, после чего обнял Джексона. — Давненько же ты не показывался, сержант-майор!
Джексон тепло улыбнулся.
— Верно, сержант.
— Твой друг в задней части дома. Будет чертовски рад тебя увидеть.
Джексон прошел сквозь широкую гостиную, одновременно выполнявшую функции бара и клуба. Ее стены покрывали фотографии солдат: многие были сделаны во Вьетнаме, но еще больше — в Ираке и Афганистане. Потолок казался гобеленом из армейских нашивок, захваченных вражеских флагов и изображений красоток различной степени неодетости. Появление сержант-майора было встречено уважительными кивками и улыбками практически всех находившихся в комнате афроамериканцев. Одни сидели за столами, беседовали, смеялись, потягивали пиво; другие собрались перед гигантским телевизором с плоским экраном и следили за баскетбольным матчем — «Уизардс» играли с «Аейкерсами»; третьи только что включили древний музыкальный автомат и теперь слушали балладу Эла Грина. Сержант ответил на каждый взгляд, каждый кивок и улыбку. Добравшись до занавеси в дальнем конце комнаты, он отодвинул ее и постучал условным стуком. Дверь почти мгновенно распахнулась, Джексон скользнул внутрь и быстро закрыл ее за собой.
Мгновение его глаза приспосабливались к полумраку. Он оказался в кабинете. Двое мускулистых мужчин сидели на стульях в противоположных углах помещения. Охрана. Подтянутый симпатичный чернокожий мужчина уже поднялся из-за стола и шел к Джексону, широко улыбаясь. Сержант-майор улыбнулся в ответ.
— Пи-Кей! Рад видеть тебя, брат. Как ты?
— Встретил тебя, черномазый, и стало совсем отменно.
От сержант-майора не ускользнуло использование самого личного обращения из лексикона воевавших во Вьетнаме афроамериканцев. Он обнял Пи-Кея, и они уселись в кресла.
Пи-Кей повернулся к одному из телохранителей.
— Виски почетному гостю. Лучшее. — Телохранитель направился к столу, и Пи-Кей перевел взгляд на Джексона. — Как воюется, Боб?
— Лучше, чем прежде, но не так хорошо, как могло бы.
— И у меня та же история.
Телохранитель поставил перед ними два стакана и бутылку двадцатипятилетнего шотландского «Обана».
— Лед не забудь. — Телохранитель поспешил выполнить поручение. — Чем обязан такой чести? Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло?
Джексон ухмыльнулся.
— А что, неужели я прихожу исключительно за помощью?
— Надо думать! — расхохотался Пи-Кей. — Здесь тебе не курорт. Я бы и сам пришел сюда только по крайней нужде. А вообще мы горды исполнять роль твоих нерегулярных войск, Боб. Ты всегда занимаешь верную сторону. Так что стряслось?
Джексон достал из-под рубашки конверт с фотографиями украденных серебряных вещей.
Пи-Кей внимательно изучил их.
— Я слышал, ограбили синагогу между Шестой и Ай. Это оттуда?
Джексон кивнул.
— Согласно одной из теорий копов это случайное ограбление, что в округе не редкость. Но тогда серебро должно быть уже у скупщика. Вне всяких сомнений, ты бы об этом знал.
— Знал бы. Но не знаю. Кроме того, местные громилы такого не тронут. Они профи, на дурное дело не пойдут.
— Думаешь?
— Готов спорить. Они не грабят церкви и синагоги. А тут тебе и церковь, и синагога.
— Верно, — кивнул Джексон. — Сначала это была синагога, но потом, когда евреи переселились в пригороды, из нее сделали АМЕ[62].
Пи-Кей заулыбался.
— Вот тебе наглядный пример процессов в социальной среде: теперь АМЕ перебралась в пригороды, а евреи вернулись. Жизнь идет по кругу.
Телохранитель принес лед. Пи-Кей разлил виски, бросил в каждый стакан по ледяному кубику и поднял взгляд на Джексона.
— Минута, чтобы проявились аромат и характер?
Сержант-майор кивнул.
— Ты всегда был хорошим солдатом.
Они подняли стаканы.
— Here’s tae uys[63], — сказал Пи-Кей.
— T’ose lak uys[64], — ответил Джексон.
— За отсутствующих друзей, — прошептали оба и выпили.
— Будешь настороже?
— Я закину сеть, — энергично закивал Пи-Кей.
Некоторое время они потягивали виски в молчании. Потом Джексон нахмурился, словно ему в голову пришел новый вопрос.
— Люди, работающие в том районе. Кто-нибудь из них способен сломать шею одним движением?
Пи-Кей задумался, покачал головой.
— Нет. Так действуют опера. Британские десантники, КГБ, спецназ ВМС. А эти парни никогда не опустятся до синагоги.
Джексон кивнул. Как обычно, Пи-Кей был прав.
Слушая отчет Мэгги о проведенной разведке, сержант-майор с неохотой признался себе, что доволен. Она превзошла его ожидания. Сейчас она описывала свои действия, и вне зависимости от полученного результата ее поход отвечал его строгим стандартам. Мысли сержант-майора блуждали. Он прервал Мэгги.
— Я потерял нить. Вернись на три предложения назад.
Она откашлялась, пытаясь вспомнить, что говорила, затем продолжила:
— Поэтому я просто смотрела на него, надеясь, что что-нибудь бросится в глаза — как на холме в обучающем фильме. Но чем дольше я смотрела, тем меньше необычного видела. Я думала о пяти критериях, но никак не могла найти им применение. Имена не двигаются и не имеют цвета. А затем меня осенило: благотворительность отбрасывает тень. Она связана с деньгами, а деньги всегда оставляют след или тень. Их можно отследить, пусть только при помощи бухгалтеров и аудиторов. Поэтому я начала изучать цифры, и кое-что выскочило: два пожертвования, одно — скромные десять тысяч, второе — более приметные четверть миллиона. Проект «Примирение» получил оба из анонимных источников. Но когда я сравнила частный список с их государственным отчетом, то увидела, что оба пожертвования поступили от «пятьсот один си три» — благотворительной организации, занимающейся переводом денег. И так я смогла найти жертвователя. Как ты и говорил, имя оказалось знакомым…
— «Закария фанд»? — прервал ее сержант-майор.
Она постаралась не выдать изумления.
— Вообще-то «Закария фаундейшн». Но суть верна.
— И, вне всяких сомнений, в качестве адреса был указан дом уборщика. — Мэгги кивнула. — А датировались переводы пятнадцатым или тридцатым числом месяца?