В 1731-м Анне было 38 лет, а Елизавете – 22 года.
Анна была выдана замуж за герцога Курляндского Фридриха Вильгельма и овдовела. Существуют разные мнение историков по поводу этого брака. Известна народная песня с горькими словами:
Не давай меня, дядюшка, царь-государь Пётр Алексеевич,
В чужую землю нехристианскую, басурманскую.
То есть мы уже видим, что брак свершился по воле царя-плотника. Известно, что Пётр Первый стремился повязать всю свою родню с иноземцами. Такова уж была установка его хозяев.
После победы над шведами под Полтавой царь-плотник встретился в Мариенвердере с королём Фридрихом Вильгельмом I. Это случилось в октябре 1709 года. Тогда же наряду с другими вопросами был решён и вопрос о браке герцога с одной из дочерей царя Ивана V. Которую из дочерей выбрать решила царица Прасковья, вдова брата? Она выбрала Анну.
По словам историка Е. В. Анисимова, «судьба семнадцатилетнего юноши, который после оккупации герцогства шведами в 1701 году (а потом – саксонцами и русскими) жил в изгнании в Гданьске со своим дядей-опекуном герцогом Фердинандом, была решена без его ведома. Впрочем, иного способа вернуть себе когда-то потерянное в огне Северной войны владение молодому Фридриху Вильгельму и не представлялось… Герцог не произвёл благоприятного впечатления на формирующийся петербургский свет: хилый и жалкий юный властитель разорённого войной небольшого владения, он вряд ли казался завидным женихом».
Портрет императрицы Анны Иоанновны. Художник И. Ведекинд
Почему же вдовствующая царица Прасковья решила выдать за герцога именно Анну? Анисимов указал:
«Узнав от Петра, что в жёны герцогу предназначена одна из её дочерей, Прасковья Фёдоровна пожертвовала не старшей и обожаемой ею дочерью Катериной, которую звала в письмах “Катюшка-свет”, а второй, нелюбимой, семнадцатилетней Анной. Думаю, что никто в семье, в том числе и невеста, не испытывал радости от невиданного со времён Киевской Руси династического эксперимента – выдания замуж в чужую, да ещё “захудалую” землю царской дочери».
Противиться воле жестокого царя-плотника было невозможно, даже опасно. А Пётр действовал в своём духе. Не исключались даже подлоги. Так, по мнению Анисимова, даже письма жениху Анна не только не писала сама, но даже о них ничего не знала. Вот как рассказал об этом историк:
«До нас дошёл весьма выразительный документ – составленное, вероятно, в Посольской канцелярии в 1709 году письмо Анны Иоанновны к своему далёкому и незнакомому жениху: “Из любезнейшего письма Вашего высочества, отправленного 11-го июля, я с особенным удовольствием узнала об имеющемся быть, по воле Всевышняго и их царских величеств моих милостивейших родственников, браке нашем. При сём не могу не удостоверить Ваше высочество, что ничто не может быть для меня приятнее, как услышать Ваше объяснение в любви ко мне. Со своей стороны, уверяю Ваше высочество совершенно в тех же чувствах: что при первом сердечно желаемом, с Божией помощью, счастливом личном свидании представляю себе повторить лично, оставаясь, между тем, светлейший герцог, Вашего высочества покорнейшею услужницею”. В этом послании, полном галантности и вежливости, совсем нет искренних чувств. Да и откуда им взяться? Как не вспомнить “Путешествие из Москвы в Петербург” А. С. Пушкина: “Спрашивали однажды у старой крестьянки, по страсти ли вышла она замуж? “По страсти, – отвечала старуха, – я было заупрямилась, да староста грозился меня высечь”. Таковые страсти обыкновенные. Неволя браков давнее зло”. “По страсти” в XVIII веке выходили замуж и русские царевны, только старостою у них был сам царь-государь. У знающих Анну нет сомнений в том, что она не сама писала это письмо. Интересно другое – читала ли она его вообще? Как бы то ни было, свадьба намечалась на осень 1710 года».
Венчание герцога с Анной состоялось 31 октября 1710 года в Петербурге.
Пьянствовали на славу, если это можно славой назвать. Дворец Меншикова едва вместил гостей. Два месяца продолжался пир, и лишь 8 января 1711 года молодая чета выехала в Курляндию.
Отъехать далеко не успели. 10 января 1711 года герцог Фридрих Вильгельм умер на Дудергофской мызе, как было установлено, «от невоздержанности в употреблении спиртного». Дело в том, что в канун смерти он «позволил себе состязаться в искусстве пития с самим царём Петром». Ну а царь-плотник оказался в этом вопросе непобедимым.
Большой ли бедой или малой стала смерть супруга для семнадцатилетней Анны, не желавшей покидать Россию, только она поспешила вернуться в Петербург, в родной дом, и некоторое время спокойно прожила у матери. Но в 1712 году царь решил отослать её в Курляндию, причём направил строгую именную грамоту курляндскому дворянству. Он напомнил пункты брачного договора и повелел подготовить резиденцию для вдовы герцога Фридриха Вильгельма и обеспечить её всем необходимым для жизни.
Фридрих Вильгельм Курляндский. Художник А. Пэн
Пётр отправил с Анной в Митаву гофмейстера П. М. Бестужева-Рюмина, поручив ему «обеспечить доходы для содержания двора герцогини, а если будет нужно, то даже просить вооружённой помощи у рижского коменданта».
В герцогстве всё было в полном разорении. Анна горько рыдала и рвалась в Россию, но царь запретил даже заикаться об этом.
Пришлось остаться там. Бестужев же времени зря не терял. Он сумел сделаться любовником Анны. Сведения о том достигли России. Мать Анны, вдовствующая царица Прасковья, была разгневана, узнав об этой «срамной связи». Она тут отправилась к царю Петру, а, как известно, он относился к вдове брата со вниманием. Жалоба была услышана. Правда, в просьбе царицы разрешить ей самой поехать и разобраться на месте отказал и решил направить в Курляндию её брата – графа Василия Фёдоровича Салтыкова.
Бестужев встретил посланца царя в штыки. Салтыков тут же написал царю обстоятельный доклад про положение дел в герцогстве, обвинив в полном развале именно Бестужева. Под удар вместе со своим любовником могла попасть и сама Анна. Спасло её от гнева только то, что к ней милостиво относилась супруга царя Екатерина. Сохранилось письмо, в котором Анна благодарила её за участие в своей судьбе: «Государыня моя тётушка, матушка-царица Екатерина Алексеевна, здравствуй, государыня моя, на многие лета в купе с государем нашим батюшкой, дядюшком и с государынями нашими сестрицами! Благодарствую, матушка моя, за милость Вашу, что пожаловала изволила вспомнить меня. Не знаю, матушка моя, как мне благодарить за высокую Вашу милость, как я обрадовалась, Бог Вас, свет мой, самое так не порадует… ей-ей, у меня, кроме Тебя, свет мой, нет никакой надежды. И вручаю я себя в милость Твою материнскую…»
Кстати, именно Екатерина в конце концов примирила Анну с её матерью.
Прасковья Фёдоровна даже перед смертью написала дочери: «Слышала я от моей вселюбезнейшей невестушки, государыни императрицы Екатерины Алексеевны, что ты в великом сумнении якобы под запрещением или, тако реши, – проклятием от меня пребываешь, и в том нынче не сумневайся: всё для вышеупомянутой Ея величества моей вселюбезнейшей государыни невестушки отпущаю вам и прощаю вас во всем, хотя в чём вы предо мною и погрешили».
Но тут возникли новые обстоятельства. В 1726 году внебрачный сын польского короля и саксонского курфюрста Августа Сильного граф Мориц Саксонский решил добиваться титула герцога Курляндского. Как это сделать? Ну, конечно, самый верный путь с помощью брака. Он приехал в Митаву, разыграл необыкновенную влюблённость и предложил руку и сердце Анне Иоанновне.
Анна растаяла. К тому же герцог приглянулся ей, и она согласилась стать его супругой. Сумел граф Мориц обратить в своих союзников и курляндских дворян. 18 июня 1826 года его избрали новым герцогом, тем более что занимавший этот трон герцог Фердинанд давно уехал в Данциг и требовал из Курляндии лишь средства для своего безбедного житья. Его едва ли не единогласно лишили трона.
Окружение императрицы Екатерины Первой было обеспокоено манёврами хитрого поляка. Князь Александр Меншиков немедленно выехал в Митаву, где здраво оценил обстановку, поскольку знал, что не только Россия, но также Пруссия и Австрия настроены категорически против усиления влияния Саксонского дома в Речи Посполитой.
Он объяснил Анне, что ожидает герцогство, если она не изменит своего решения. И она тут же заявила, что хочет видеть герцогом самого Меншикова. Правда, с её стороны это было хитрым манёвром. Обманув Меншикова, она тут же выехала в Петербург, чтобы просить императрицу Екатерину оказать ей содействие в данном случае против Меншикова.
Но Екатерина Первая была вовсе не всесильна. Она во многом зависела именно от князя Меншикова, содействовавшего её восшествию на престол.
Она отказалась помочь Анне, и вскоре граф Мориц был изгнан из Митавы. Курляндским герцогом попытался стать Меншиков. Курляднское дворянство воспротивилось. Было значительно сокращено финансирование Анны Иоанновны. Конфликт Меншикова с Бестужевым закончился тем, что в июне 1727 года Меншиков добился отзыва Бестужева из Митавы. Анна Иоанновна, давно уже сделавшая его своим любовником, засыпала Петербург письмами с просьбой не отзывать своего любовника, моложе которого была на тридцать лет. В архиве сохранились 26 писем герцогини, полных мольбы. Ведь Бестужев был не столько её возлюбленным, сколь надёжной опорой и защитой.
К примеру, историк Е. В. Анисимов прямо говорит о том, что она не была «любострастной», а лишь хотела поддержки в своей государственной деятельности, к которой совсем не была способной. Она терпела даже то, что Бестужев как раз был отъявленным блудником: «фрейлин водит зо двора и им детей поробил».
Бывают действия, которые кажутся благими. Вот забрали блудника и прелюбодея, а вышло-то ещё хуже. Свято место пусто не бывает. Хоть и нельзя отнести к постели герцогини слово «свято», но так уж вышло. Место Бестужева вскоре занял 28-летний курляндский проходимец Эрнст Бирон, обычный безграмотный и косноязычный конюх Анны. Ну а когда Анна горевала по поводу отзыва Бестужева, сумел утешить её и занять место в ложе своей госпожи.