Двумя гневными шагами, на которые ушло времени меньше, чем потребовалось Арклету, чтобы хотя бы подумать о том, что нужно потянуться к мечу, Мудрец Долины Теней с бесконечной нежностью отстранил Рун прочь, ступил мимо наследника дома Делькаслов и схватил руки Арклета с сокрушительной силой совомедведя и повернул его лицом к себе. Он прорычал в бледнеющее лицо Арклета:
— Но я так никогда к этому и не привык, парень! Под этими доспехами скучного цинизма и шуток уставшего от мира человека я рыдаю точно так же, как рыдал, когда на мою деревню обрушились верховные чародеи, оставив меня без семьи, совсем одного в Аталантаре! Снова и снова я терял тех, кого люблю — места, которые любил, целые семьи, которые любил, целые королевства, которые были мне дороги! Что ж, меня тошнит от этого — тошнит, слышишь?
Он отбросил Арклета в сторону, как детскую куклу, и с рычанием зашагал по усеянным трупами газонам Делькаслов, остановился на краю клумбы, вскинул руки и взревел:
— Довольно! Именем серебряного огня внутри меня, именем Искусства, которое я люблю и которым владею, именем лиц всех утраченных и павших, кого я оплакиваю, я объявляю войну! Их именем я обрушу свою ярость, в память о них я стану разрушать, осквернять и низвергать! Настал час швырять замки в воздух и срывать с небес парящих драконов! Эорулагат!
Это последнее слово громом зарокотало вокруг Сюзейла, прокатившись от башен к балконам и крышам, раскалывая оконные рамы. Полуоглохших горожан бросало в дрожь.
Прежде чем эхо слова силы начало угасать, небо расколола молния, заплясала вокруг Эльминстера, как нетерпеливый бело-голубой плащ из пламени. Молния с треском пронеслась вверх, подняв с собой высокого худого волшебника на высоту его собственного роста над опалённой землёй и дальше — и затем он исчез в ослепительной вспышке света, в мгновение ока родившись где-то в другом месте.
Арклет Делькасл, на четвереньках посреди обломков, цепляясь за камни онемевшими пальцами, вздрогнул и почувствовал, как гремят зубы, когда отдача заставила затрещать и встать дыбом каждый волосок на его коже.
Куда бы Мудрец Долины Теней не унёс себя, Арклет надеялся, что это очень, очень далеко. Он не хотел прямо сейчас находиться рядом с Эльминстером — скажем, на одном континенте.
Веками Эльминстер держал на тугом поводке свою скорбь и большую часть своего гнева. Но хватит. Ох, именем Мистры, хватит.
Он дрожал от нетерпения спустить всё это с поводка, наконец погрузиться в свою ярость…
— Наконец! - взревел он на вершине Старого Черепа в Долине Теней, глядя, как из гостиницы внизу выбегают люди, чтобы уставиться на него. С каждым словом из его рта вырывались клочья серебряного пламени.
— Пора свести счёты!
Он внезапно оказался в погребе, где самопровозглашённый будущий император торопливо вскочил с кресла среди мерцающих прорицательных сфер.
Некрасивая женщина, которая до недавних пор была младшим сенешалем во дворце, стояла перед Эльминстером. Она выругалась и потянулась к жезлу.
С мрачной улыбкой Эл взялся за смертоносный конец жезла — и позволил Фентаблю его активировать.
С кончика жезла ничего не сорвалось. Мэншун изумлённо вытаращил глаза, и чужак в его погребе, даже не поднимая глаз, сдержал заклинания напуганного самопровозглашённого императора. Всё пламя магии жезла потекло обратно сквозь руку, которая его сжимала.
В мгновение ока Корлет Фентабль превратился в прах и посыпавшиеся на пол обугленные кости.
Бывший боевой маг Рорскрин Мрелдрейк заваривал свежий чай и раздумывал, позволят ли тюремщики ему снова сделать шаг за пределы его уже слишком знакомой комнаты прежде чем прикончить его — когда одна из стен его темницы мгновенно исчезла. Бесшумно, без всякой суматохи или предупреждения. Стены просто… не стало. Открылась улица снаружи, застроенная многочисленными зданиями, легкий ветерок и…
Из пустого воздуха на высоте по меньшей мере второго этажа выступил мужчина, чтобы улыбнуться Мрелдрейку улыбкой, в которой не было ни капли тепла.
— Думаю, твоему величайшему заклинанию лучше умереть вместе с тобой, - сказал ему Эльминстер.
Это было последнее, что Мрелдрейк видел и слышал в своей жизни.
Эл спокойно снял чайник с огня и налил чай в кружку, не обращая внимание на облако пепла высотой с человека.
Заклинание, которое должно было превратить его, очаг и большую часть этой половины в комнаты в прах, как будто ничего с ним не сделало.
Как и два последовавших.
После этой сотрясшей помещение магии Эльминстер поднял взгляд от чайника на её творцов, трёх шейдов, которые держали Мрелдрейка в этой комнате. Он снова улыбнулся без веселья или доброты.
— Чаю? - спросил он мягко, как любая гостеприимная хозяйка.
Но шанса ответить Эльминстер им не дал.
Огни, или усики, или что это было такое, возникли из ниоткуда, чтобы выхватить Харбранда и Хокспайка из угла пещеры, где они угрюмо ждали своей смерти.
Следующее, что они поняли — они сидят на полу в кабинете их домовладелицы, полностью голые, а она встаёт из-за стола, чтобы посмотреть на них, распахнув от потрясения рот.
Харбранд и Хокспайк в свою очередь тоже посмотрели на неё, неожиданно и смущённо припомнив, сколько монет они её задолжали.
— Мадам, - вежливо сказал позади них высокий волшебник, прежде чем исчезнуть. - Вручаю вам «Опасность по найму».
Алоргловенемаус со стоном боли перекатился. Единственное исцеляющее заклинание, которое он мог прочесть в этом огромном теле, практически не помогло. Потребуется долгое время и бессчётное количество этих заклинаний, чтобы…
Он даже не стал задумываться о том, какую магию сумели пробудить два этих труса, чтобы сбежать от него. Он сможет выяснить это позже. Выяснить, пока будет медленно разрывать их на части по суставу за раз, медленно-медленно…
— Геспердан, - сказал негромкий голос позади него. - Всё кончено.
— Эльминстер! - взревел вирм, изгибая шею и снова перекатываясь, чтобы исторгнуть на Старого Мага кислоту, прежде чем тот…
Человек, который однажды был его союзником, который объединял с ним разумы во времена до его предательства, улыбался почти дружелюбной улыбкой.
Он продолжил улыбаться, когда стена серебряного пламени, устремившаяся из него наружу, окутала Геспердана и в мгновение ока забрала у дракона всё, погрузив его в пузырящееся серебряное забвение…
— Раздави его, - оскалился лорд Бриклар. - До наступления ночи выкупи все его долги и подними его с постели, приставив меч к горлу, чтобы потребовать плату. Затем дай ему потомиться до утра. Я хочу, чтобы он выехал из этого дома до завтрашнего полудня. Предложи ему отдать жену и дочерей в один из моих борделей.
Его управляющий поклонился и поспешил прочь, покинув лорда. Тот откинулся на спинку кресла и улыбнулся. Его взгляд упал на оставленные на подносе графины, и он лениво выбрал один, проглядывая следующую кучу пергамента.
Так много должников, которых можно мучить, так много деловых партнёров, которых можно обвести вокруг пальца. Ах, работа, работа, работа…
Как он этим всем наслаждался. Почему…
— Бриклар, ты — далеко не самый худший среди сюзейльских лордов. Но при этом ты злорадно разрушаешь всех, кто попадает в твоё поле зрения. Не говоря уже о том, что без всякой необходимости грубо ведёшь себя с маркизами.
Голос, которого здесь не должно было быть, раздался за правым ухом Бриклара. Он развернулся кругом, поднимая кулак, на котором было надето кольцо ядовитого когтя.
— Кто ты такой и как смеешь…?
Там никого не было.
Звякнул один из его графинов. Разъярённый лорд резко обернулся — и потерял нос, когда ему в лицо ударил тяжёлый хрусталь.
Человек, который взмахнул графином и спокойно поставил его обратно на поднос, заляпанным кровью Бриклара, сжимал в руке все бумаги со стола лорда.
— Мне и в самом деле следовало бы прочесть всё это, чтобы узнать, кому ты должен отплатить, но мне предстоит разобраться ещё со многими дворянами, и в действительности ты не стоишь беспокойства. Умри, бесполезный паразит.
Потерявшись в боли и потрясённой ярости, лорд Бриклар не успел даже запротестовать, когда по всей комнате из его сундуков и шкатулок вылетели монеты, чтобы устремиться ему в рот и ноздри, проникнуть в горло, удушая его.
Его кабинет хранил множество контрактов, расписок и копий угрожающих посланий, которые он рассылал. К тому времени, как прибежали его управляющий и младшие писари, успел разгореться впечатляющий пожар.
Почти достаточно впечатляющий, чтобы стать погребальным костром беспомощному мертвецу с широко раскрытой челюстью и фиолетовым лицом, застывшему в своём кресле.
В глубокой, заваленной телами пещере Подземья по рядам усталых воинов-дроу прокатился неровный радостный клич, когда прибыли подкрепления. Как раз вовремя, чтобы разделаться с новой волной чудовищных существ из расширяющегося разлома.
Сновали чешуйчатые, извивающиеся тела, с ужасающей скоростью хлестали щупальца. Дроу подбрасывали в воздух и давили, ломались их шеи, тёмные эльфы не успевали даже закричать. Затем их швыряли вниз, в гущу товарищей, с раскалывающей кости силой — и длинные, тёмные, сильные щупальца тянулись за новыми жертвами.
Сквозь разлом прибывало всё больше и больше чудовищ, почти слишком быстро, чтобы новые могли пробраться через тех, которые с такой лёгкостью убивали дроу. Болезненное фиолетово-белое мерцание становилось насыщеннее, вытекая в проходы будто смертоносный газ, вздымаясь и пузырясь.
Дроу в отчаянии трубили в боевые рога, жрицы читали заклинания, чтобы предупредить их далёкий город, и те, кто ещё могли — отступали. Угроза становилась всё значительнее, разлом стал достаточно велик, чтобы расколоть всю пещеру надвое, а текущие из него чудовища — слишком многочисленны, чтобы их сдержать. Битва была проиграна.
В одном из проходов поднялся тихий гром, раздающийся в каждом разуме рокот, звенящий в зубах зов, в котором был голод, злоба и нарастающий страх.