ли. Шаламов тоже не поехал, поскольку искренне считал, что от работы кони дохнут. Куратор — она сама бывшая студентка академии и была старше своих подопечных всего на три года — потом попыталась воззвать их к совести, но ожидаемо нарвалась на град насмешек.
— Мы вам тут не крестьяне мотыгой махать! — громче всех орал Игорь Шустов. — Это вообще произвол!
— Вы так говорите, как будто это что-то стыдное. А в труде ничего унизительного, между прочим, нет, — нервно возражала девушка-куратор. — Как раз наоборот!
— Угу, для некоторых и сортиры за гроши чистить не унизительно… — Шустов, ухмыляясь, посмотрел на Дёмина.
— Да что вы такое говорите! Мы, между прочим, стране помогали. И видели бы вы, с каким теплом нас встречали работники. Организовали полевую кухню и с собой потом каждому студенту овощей давали целый… в общем, кто сколько унесёт.
Её пламенная речь лишь вызвала новую волну смешков:
— Это они погорячились! Дёмин, поди, сколько накопал, столько и унёс.
Дёмин порывался кинуться в драку, но девчонки вместе с кураторшей подняли визг. В конце концов Дёмин обозвал всех «сытыми, тупыми ублюдками, которые, кроме как сосать деньги из родителей, ничего не могут», и вылетел из аудитории, хлопнув дверью.
Шаламов на его выпад не оскорбился. Родительскую помощь он всегда воспринимал как естественное явление. К тому же временное. А Дёмину, считал он, просто не повезло, вот пацан и злится, и психует чуть что. Но остальные одногруппники вознегодовали и, не сговариваясь, окончательно записали Дёмина в отщепенцы, с кем и здороваться-то — себя не уважать.
Если это как-то и задевало Дёмина, то вида он не показывал. И когда между парами именинница зазывала всех в кафе и каждого поимённо спросила пойдёт-не пойдёт, демонстративно пропустив Дёмина, тот откровенно, со скучающим видом зевал.
Шаламов и сам с удовольствием не ходил бы, но девчонки вцепились клещами «идём-идём-идём». И как только стало удобно уйти — сразу же ушёл. Смылся по-английски.
А у родного подъезда его ждал сюрприз — серебристая «Ауди», из которой неожиданно выпорхнула Вероника в брючном деловом костюме из плотного тёмного материала и белом песцовом полушубке нараспашку. Чёрные волосы, стянутые в высокий хвост, отливали синевой. Выглядела она, конечно, очень эффектно.
Шаламов поморщился — он совершенно про неё забыл. Даже как-то неловко стало.
— Может, съездим поужинаем? — предложила она запросто, даже не поздоровавшись. Шаламов вспомнил, что бумажник практически пуст, так что ни о каком ужине где-то там и речи быть не могло.
— Нет, — мотнул он головой. — Я уже. Только что из кафе.
Она полунасмешливо-полувопросительно подняла бровь.
— У одногруппницы был день рождения, так что… Но если хочешь, можем пойти ко мне и заказать пиццу.
Уж на пиццу у него точно хватит, прикинул он. Правда, пицца — явно не её стиль, и Шаламов почти ожидал, что она сейчас недовольно поморщится и выскажет пренебрежительное «фи», но Вероника весело улыбнулась:
— Пицца так пицца. Но тогда уж с пивом!
Шаламов удивился, заметив, как быстро, прямо на ходу она поменялась, в мгновение ока превратившись из надменной, холёной и пресыщенной дамы в весёлую, задорную девушку без всяких фанаберий. Он так не умел, к такому не привык и слегка растерялся.
— Долго же ты мне перезванивал, — уже в квартире припомнила она. Впрочем, без всякого упрёка, скорее, насмешливо.
— Да я хотел… я собирался позвонить, — смутился он, — но у друга возникли проблемы. Наехали на него какие-то барыги, развели на деньги… Короче, мотался с ним…
— Ну что, удалось решить проблему друга? — с мягкой улыбкой спросила Вероника.
— Отчасти, — отмахнулся Шаламов.
— Надеюсь, что у твоего друга всё наладится.
Надо же, какая она понимающая, подумал он с благодарностью. А то обычно как: только начнёшь встречаться с девушкой, а тебя уже упрёками осыпают. Ну а Вероника — само спокойствие и благожелательность, вон даже участие проявила. С ней легко, с ней просто, с ней приятно. И пиццу уплетает за обе щёки, и пиво тянет из горлышка, и красивая, и её разговоры его не раздражали. И к тому же при ней, поймал себя Шаламов на мысли, куда-то вдруг исчезало чувство неприкаянности, что почти всегда тупо ныло в груди, как заноза.
Глава 5-2
Вероника сама не понимала, почему так вцепилась в этого мальчишку. Почему так страстно, так бескомпромиссно хотела его заполучить. Что она, красивых не видела? Видела. И любовники ей попадались погорячее. Этот вообще в первую их встречу был оскорбительно небрежен и ленив. Так что точно не в сексе дело. А в чём — она и сама не могла сказать. Знала только, что тянуло к нему непреодолимо. Видеть его хотелось, ощущать, каждую минуту знать, где он, с кем он… Эта нелогичная, необъяснимая тяга походила на умопомешательство, и ей стоило неимоверных усилий держать свои порывы в узде.
Она интуитивно чувствовала, что стоит ей выказать всё, что на самом деле творится у неё в душе, это его попросту отпугнёт. Да это и её саму пугало нешуточно. Такие страсти давно её не обуревали. Потому, нисколько не колеблясь, Вероника разорвала отношения с отцовским компаньоном, прекрасно осознавая, что отца это страшно расстроит и, возможно, создаст трудности для холдинга.
Отец и в самом деле неистовствовал, метался по кабинету, требовал и даже умолял не порывать с компаньоном, расписывал, какие золотые горы сулил их брак, и какие неприятности — разрыв. Вероника всё понимала, со всеми доводами соглашалась, но поступить так, как просил отец, не могла.
— Ну всё же хорошо у вас было, — устало опустился в кресло отец, исчерпав все мыслимые и немыслимые аргументы. — Ты же сама была не против выйти за него.
Вероника искренне жалела отца. Сейчас он — грозный и непримиримый глава огромного холдинга, при виде которого сотрудники бледнели и дрожали, — казался несчастным, старым и подавленным. Пару минут он с отсутствующим видом смотрел перед собой. Потом будто очнулся — вздохнул, достал из кармана платок, промокнул лысину.
— Кто он? — спросил.
Вероника пожала плечами.
— Просто студент.
— Студент? Студент?! Ника, господи! Сколько ему?
— Двадцать один.
— Двадцать один! И зачем тебе сдался этот детский сад? Ну, молодой, понятно. Так погуляла бы, если уж так хочется… но рвать из-за него…рушить такую партию…
— Я люблю его. И я выйду за него замуж.
Отец посмотрел на неё с жалостью и при этом с какой-то обречённой беспомощностью.
— Кто он вообще такой? Откуда взялся? Кто его родители?
Вероника почувствовала — отец начал сдаваться. В принципе, она на это и рассчитывала. Да, знала, что отец пошумит, но в конце концов, она ведь его единственная и горячо любимая дочь. И он ведь по-настоящему желает ей счастья.
— А этот твой студент хоть в курсе, что у тебя на него такие серьёзные планы? — не ведая, отец попал в самую точку. Вероника смолчала, отвела глаза. Жалость во взгляде отца стала невыносимой.
Да, Шаламова она ещё окончательно приручить не успела. Просто мало времени прошло. Но он всё равно будет её, это факт неоспоримый. Хотя с ним и торопиться слишком не стоило — затягивать кольцо следовало постепенно и мягко, только так. Чтобы он даже и не понимал этого. Потому что если пережмёшь, чувствовала она, Шаламов наверняка взбрыкнёт или вообще с крючка сорвётся. А женское чутьё её никогда не подводило.
— И как давно вы вместе? — допрашивал отец.
— Скоро месяц, с февраля.
— Месяц?! Всего месяц?! Ника — ты же взрослая женщина, должна понимать, что это просто… просто несерьёзно. Что ты вообще о нём знаешь? Может, он к тебе… может, ему нужны только наши деньги и связи?
— На этот счёт не переживай, он и сам не бедствует.
— А откуда у него деньги? Кто его родители?
— Я не знаю, бизнес там какой-то у отца. Он мало о себе рассказывает.
— Вот это уже подозрительно! Ладно, — вздохнул он. — Я пока ничего говорить не буду. Велю Сергееву выяснить о нём всё, что можно, а там поглядим…
Веронике с одной стороны было не по себе, что отцовские ищейки будут рыться в личной жизни Шаламова, а с другой — ей и самой хотелось знать о нём как можно больше. Ведь он и вправду сразу замыкался, стоило ей спросить что-нибудь о его прошлом, да и про настоящее не спешил рассказывать. Такое нежелание откровенничать только распаляло интерес.
Однако никаких особых тайн безопасник Сергеев не нарыл и отчёт предоставил самый стандартный: обычный студент экономической академии, учится платно, не служил, не привлекался, не женат, внебрачных детей не имел, ни в каких скандалах замешан не был. Чистая, даже скучная биография. Единственное, за что зацепился глаз — это его фамилия. Шаламов. Где-то она уже мелькала недавно. Ни среди партнёров, ни среди конкурентов, а так, мимоходом.
Сергей Петрович Гайдамак ещё раз просмотрел отчёт Сергеева и вспомнил. Конечно! Был такой Шаламов. Пытался прорваться к нему на приём. Секретарше даже визитку удалось отыскать. Генеральный директор ''Сиблесторг''.
Лично они так и не встретились, с ним имели дело его менеджеры, но будь этот Шаламов птицей высокого полёта, так Сергею Петровичу непременно доложили бы все подробности, а так… Скорее всего, мелкая полулегальная-полубраконьерская фирмочка, торгующая лесом. Таких сейчас — пруд пруди. Эта ещё и зарегистрирована чёрт знает где. Никакого интереса подобные ''Сиблесторги'' для Гайдамака не представляли, с ними мороки больше, чем доходов. Однако Сергей Петрович вызвал к себе менеджера, который общался с Шаламовым-старшим. Менеджер явился через полминуты, полуживой от страха.
«Поди, судорожно вспоминает, где накосячил», — усмехнулся про себя Гайдамак.
В другие дни наблюдать трепет, а ещё лучше панику, доставляло ему какое-то почти садистское удовлетворение, он мог вызвать сотрудника и несколько минут держать в ожидании на пороге, глядя, как тот исходит холодным потом от волнения, но на этот раз на игры не было ни времени, ни терпения.