Фирочка, не торгуясь, быстро отдала всё. Это было еще 6 долларов. Целый капитал, ведь своих законных у нее было 35 долларов. С таким огромным состоянием (по тем временам) она снова отправилась по вчерашнему маршруту.
На второй день базар не казался ей таким огромным, а люди не такими навязчивыми. Они просто хорошо выполняли свою работу.
Вещей на имеющуюся сумму она купила много. Две дубленки, большое верблюжье одеяло. И массу разных мелочей. Она была всем этим очень довольна. Теплоход отплывал в 17—00. Надо было спешить. К назначенному времени руководитель путешествия ходил по каютам, пересчитывая туристов. Но не в 17—00, не в 18—00 пароход не отчалил. Оказалось, что исчез один из пассажиров. Вернее, он просто не вернулся, хотя был без паспорта. Перепуганный руководитель, и с ним пассажир (видимо, чекист), начали звонить в управление полиции, и только через два часа стало известно, что даже без паспорта, пропавший турист попросил политического убежища и захотел навсегда остаться в Турции. Турецкая сторона выдавать его отказалась.
Больше теплоход ждать не мог. Стоянка его стоила больших денег. Они покидали большую мусульманскую страну в сильном волнении. Что же будет с ними по приезде домой в Одессу? – думал каждый. А дальше – Греция. В Греции они находились только четыре часа, их никуда одних не отпускали. Боялись, что снова кто-нибудь сбежит.
А через 8 дней Фирочка, полная радостного восторга от увиденного, снова была на рабочем месте. А в отделе ничего не изменилось. Конструктора продолжали делать «халтуру», а технологи читали новые любовные романы.
Из всего коллектива только Софья Израилевна засыпала Фирочку вопросами:
– Как? Что? Почем?
И опять потекли тоскливые дни ожидания перемен.
Последние два года Фирочке жилось очень сложно. Она успела разойтись с мужем, с которым прожила 15 лет. От этого брака у нее остались два несовершеннолетних сына. Детей она очень любила, а вот муж. Как в песне: «я тебя слепила из того что было, а потом, что было, то и полюбила».
Дружить с мальчиками она начала еще в 16 лет. Но все это были детские увлечения. А потом встретила молодого симпатичного, но крестьянского парня, без элементарных понятий о воспитании.
Попав в город, он очень старался стать городским, но ему это никак не удавалось. Повстречавшись с Фирочкой, он вначале подумал, что влюбился. В тот момент он и не заметил, что она из скромной религиозной еврейской семьи, а он получил совершенно другое воспитание, и врядле ему в этой семье будет комфортно. У нее от свиданий, цветов и поцелуев, просто кружилась голова, и жизнь казалась розовой.
В те далекие семидесятые, строгие родители очень следили за ее нравственностью. А уж если пошли поцелуи, то определенно нужно замуж. Глупо, но так было. А спустя месяц после замужества, когда «любимый зять» впервые послал «куда подальше» надоедливую соседку по коммунальной кухне, все поняли, что ошиблись в выборе. Потом начались скандалы в семье, и зять запил.
Промучилась Фирочка с ним почти 15 лет и решила, что так жить нельзя. Она подала на развод и теперь была совершенно свободна. Но кому нужна свобода, если уже 35лет, общее жилье с родителями и при этом два любопытных желторотика – сына?
Конечно, ей очень хотелось любить и быть любимой, но обстоятельства оказались сильнее. И ей оставалось только варить, стирать, убирать, делать с мальчишками домашние задания и читать в тишине любовные романы.
В конце мая Марик пригласил всех в городской ЗАГС на роспись. Невеста его была уже на шестом месяце беременности, и это было очень заметно. Марик гордо надел невесте кольцо, и они поцеловались. Потом все пили шампанское на ступеньках ЗАГСа.
В июне Моня попросил ребят помочь с погрузкой вещей. Он с женой и ее родителями уже получил документы на выезд в Израиль. Что их там ждет, он не знал, но жить без будущего в бурлящей неустойчивой стране, тоже не хотел. А через неделю контейнеры с вещами погрузили на теплоход, куда сел и Моня с семьей. Прощай Одесса навсегда, – говорили отъезжающие.
Отдел ТНП (так он теперь назывался) продолжал тихо скучать. Чтобы как-то занять сотрудников, Главный предложил мужчинам по очереди посещать производственный цех, где делали разные новые товары. А Фирочку назначили (временно) кассиром всего Института. Она долго отнекивалась, но ее уговорили. Зарплату и аванс необходимо было получать в центральной кассе два раза в месяц, и потом по ведомостям выдавать всем отделам. Работа была серьезная. Приходилось все время пересчитывать деньги. Они ведь были чужие. Фирочка готовилась к этим дням особенно. Такая ответственность!!!
Отец Фирочки проработал на этом же заводе 40 лет и уже год, как ушел на пенсию, мать уже была пенсионерка, поэтому Фирочкины дети были под присмотром. Но с родительской пенсией, из-за сумасшедшей инфляции и полного отсутствия продуктов в магазинах, жить было очень сложно.
Как-то, придя после работы, Фирочка услышала тихий разговор родителей. При ее появлении разговор умолк. Вечером за ужином отец начал исподволь:
– Знаешь ли ты, кем были родители со стороны моей мамы, твоей бабушки? – спросил он.
– Нет, – сказала Фирочка, – ты мне никогда не рассказывал.
– Понимаешь, мы с твоей мамой пережили ужасы 1937 года и до сих пор боимся ночных приездов «черного воронка», – продолжал отец.
– Так вот, моя мать, твоя бабушка, родилась в очень богатой семье. Ее отец имел свою усадьбу в центре Одессы. Вся ее семья жила на втором и третьем этажах этой усадьбы, а на первом этаже был крупный ювелирный магазин. Товар прадед закупал в разных городах. Выбор в магазине был очень большой. Много золотых изделий с драгоценными камнями, изделий из серебра и платины. Покупателями была вся одесская знать. Магазин прадеда приносил очень большой доход. Я, правда, знаю все это со слов моей старшей сестры. Ведь тогда я был младенцем. В семье у прадеда было 18 детей. Все они к 1924 году были живы и здоровы. Младшие ходили в школу и помогали по дому. А все старшие работали в магазине. Бабушка и служанка целыми днями готовили, убирали, стирали на такую большую ораву. Но не все дети хотели продолжать дело прадеда. Кто-то ударился в политику. Кто-то стал играть в казино. Всех поименно я не знаю, но знаю, что младшего сына, который постоянно воровал изделия, чтобы поиграть в казино, прадед привел в порт и устроил юнгой на корабль, идущий в Америку. Больше его никто в Одессе не видел. Потом во время «НЭПА» все закончилось, все нажитое отобрали. Магазин пришлось закрыть, а старшие дети, взяв немного денег, срочно, по указанию деда, покинули Одессу. Кто-то поселился в Киеве, кто-то в Москве. А вот два младших сына так и остались жить с родителями.
Когда жить стало совсем невозможно, они написали в Америку брату, тому из сыновей, которого отправили юнгой. Тогда еще, при наличии денег, выпускали из большевистской России. С тех пор прошло много лет, и вот сегодня пришло письмо о том, что пожилой американец, не имеющий семьи, ищет наследников в Одессе по фамилии Зельцман. Этим занимается Инюрколлегия. Конечно, 5 лет назад я бы сразу ответил, что ничего не знаю. Но сейчас такое время. В общем, тебе решать. Признавать этого американца родственником или нет.
– Ладно, я подумаю, – сказала Фирочка.
Прошло несколько дней, а Фирочка никак не могла принять правильного решения. Можно было, конечно, вступить в права наследства. Это заняло бы от 10 до 12 месяцев, но деньги в СССР ничего не значили и могли исчезнуть каждый день. Конечно, лучше познакомиться с родственником лично, стать наследницей, но в Америке.
А жизнь в отделе тем временем текла своим чередом. Как – то, в сентябре, в дверях отдела появилась Софья Израилевна с заплаканными глазами.
– Что случилось? – удивилась Фирочка.
Ой, деточка, – разрыдалась Софья, – вчера мой «локшеватый» сын решил жениться на одной из натурщиц. И, как я понимаю, она уже побывала в его постели, а сегодня они идут подавать заявление в ЗАГС. Так мало этого! – продолжала она. Теперь эта девка с длинными ногами, вообще не хочет уходить из моей квартиры. А вчера у меня исчезли фамильные сережки. Я в крик, а мой сын Сеня мне говорит: – Моя Ниночка захотела поносить, тебе что, жалко? – продолжала она, – он сделает мне инфаркт. А Ниночка сразу заявила, что она уже готова выезжать с нами в Канаду.
– Как же быть? – продолжала Софья, – приглашение моя сестра уже выслала на нас троих: меня, моего сына Сеню и мужа Борика. А про Ниночку там нет ни слова. Все время проблемы. Кроме этого, я еще никуда не готова ехать. У нас прекрасная дача на Каролино – Бугазе и чудесная трехкомнатная квартира. А мебель! Боже, как она мне дорого досталась! И все это надо бросить, ради чего? Сначала я думала, что ради сына, но теперь я вижу, что ради Ниночки, – и она опять заплакала.
Немного разрядил обстановку Марик, который сообщил, что вчера у него родился сын, и он выставляет шампанское на всех.
А Фирочка все думала о своих делах. Родители стареют, их пенсии на жизнь не хватает. Сама она зарабатывает мало, а тут такая удача. Нужно, наконец, принять окончательное решение. Пусть отец пишет ответ. Письмо должно выглядеть так: «Доверяю вести все дела с американцем моей дочери. Она должна познакомиться с родственником в Америке и вступить в права наследства на территории США» – так, наверняка, будет правильно.
В начале октября пришло письмо от Мони из Израиля. Он писал, что прибыли хорошо. Их всех поселили в «кибуце», будут учить язык. Что такое «кибуц» тогда еще не знал никто, но пусть ему там будет хорошо, решили все.
И вдруг в конце октября Марик написал заявление на увольнение в связи с выездом в Израиль.
– Какой Израиль? – удивились все. Но Марик упорно молчал, только в последний день он сообщил, что выезжает в Италию по израильской программе со своими родителями, женой и маленьким ребенком. Так хочет его русская жена Лариса, а мама не может отпустить их одних.