А Маймун с презрительным видом скрестил на груди руки:
– Если известие и правда от Карима… – Он сделал паузу. – То это известие от предателя! В трудный час Карим бросил наш Баракаш! Убежал от Сахима, как собака от льва!
– А вот моя собака ни от какого льва не убежала бы! – воскликнула Эмма. – И Карим тоже не убегал. Как тебе не стыдно так думать о Кариме! – С этими словами Эмма вытащила из-за пазухи зелёную бутылку и поставила её на пол.
Из бутылочного горлышка выползло облачко тускло-синего цвета и тут же приняло облик Карима. Джинн склонился в поклоне перед халифом, его разрисованной синими узорами бабушкой и дромадером.
– Карим! – Маймун вытаращил глаза – даже его брови скрылись под краем тюрбана.
И не успела Эмма подумать, как же он слезет со своего громадного трона, а Маймун уже перебрался на горб дромадера и с него, как с горки, съехал вниз.
– Где же ты был, Карим! – воскликнул Маймун, подбегая к джинну. – Сахим высушил наши фонтаны! Сахим украл моих фламинго и моих гривистых баранов! Все мои сокровища уволок к себе во дворец. Мои подданные, моя бабушка, мой дромадер и сам я – весь Баракаш теперь питается сухим чёрствым хлебом. А Сахиму приходят в голову всё новые и новые желания! О Карим! – Он бросился на шею джинну. – Как же ты мог бросить нас в беде! По сто раз на день призывал я тебя, Карим, но ты не появлялся!
– Теперь он появился, – сказала разрисованная синими узорами бабушка, поднимаясь со своей подушки. – Но посмотри, каким он стал! Он бледен, словно разбавленный водой сок синего винограда! Он тонок и худ, как нить из бахромы ковра!
Карим надул губы и окинул себя взглядом.
– Не моя вина, о бабушка лучшего из халифов, если я предстал перед вами в столь плачевном состоянии. Скорпионы Сахима похитили кольцо из моего носа, когда я спал. Ты же знаешь, все Синие джинны спят в полдень, когда солнце печёт так, что даже камни источают пот.
– Да-да, полуденный отдых Синих джиннов… – Бабушка Маймуна презрительно поджала губы. – Непростительное легкомыслие! Даже несмышлёные дети знают, что в полдень беспредельно властвуют Жёлтые джинны, у которых на уме только злые дела.
– Что случилось, то случилось, – упрямо отвечал Карим. – Сто дней и сто ночей морские волны швыряли меня туда и сюда, пока этот бледный цветочек, это дитя холодной страны… – тут он так низко поклонился Эмме, что она покраснела от смущения, – не вызволил меня из стеклянной тюрьмы. Эта девочка самоотверженно покинула свою родину, дабы вместе со своим черноносым другом оказать мне помощь и поддержку. Вместе мы сумеем вернуть моё кольцо! Клянусь, не будь я Карим Безбородый!
Маймун – как оказалось, ростом он был чуть выше Эммы – окинул её и Тристана удивлённым и недоверчивым взглядом. Однако на бабушку халифа слова Карима не произвели сильного впечатления.
– Ишь ты, поди ж ты! – засмеялась она. Эмма подумала, не очень-то это дружелюбно. – И как же вы хотите это сделать? Не будем забывать, что Сахим – самый могущественный из всех Жёлтых джиннов.
– Да, бабушка, зато Карим – самый могущественный из всех Синих джиннов! – возразил Маймун.
– Пусть даже сейчас и кажется, что это не так, – подхватил Карим и постарался хотя бы немножко надуться. Но вырос разве что на какие-то несчастные шесть сантиметров. Дромадер презрительно фыркнул и выплюнул, целясь под трон, несколько гранатовых зёрнышек.
– Ну, а что там с тарантулами Сахима? – спросила разрисованная синими узорами бабушка и сунула дромадеру жёлтый банан в жёлтые зубы. – Они ведь кусаются не хуже степной кошки – каракала! А скорпионы Сахима…
– Джиннам их яд не страшен! – нетерпеливо перебил Карим.
Эмма забеспокоилась:
– Что это за тарантулы и скорпионы?
Но на вопрос Эммы никто не обратил внимания. Только дромадер сонно взглянул на неё и Тристана.
– Ты, бледная тень настоящего Синего джинна, придержи-ка язык! – бросила Кариму разрисованная синими узорами бабушка халифа. – И послушай, что я скажу: ты спятил, если думаешь, что заберёшь своё кольцо из дворца Сахима с помощью девчонки, белой как мука, и собачонки, с лапами как сосиски!
Эмма хотела ответить этой толстой даме, сказав что-нибудь очень дерзкое, ну и что, что она бабушка халифа? Да хоть десять раз бабушка! Но не успела. В тронный зал прибежал стражник. Не добежав десяти шагов до трона, он бухнулся наземь, прополз на животе по холодным каменным плитам и замер, коснувшись макушкой первой ступеньки тронного возвышения.
– Он идёт! – хватая ртом воздух, выпалил стражник. – Он идёт, о прекраснейшая жемчужина Баракаша!
В тот же миг в тронный зал ворвался обжигающе горячий ветер, и Карим юркнул в свою бутылку так проворно и быстро, что даже имя его не успели бы произнести.
Жёлтый джинн
Странный густой дым повалил в тронный зал. Клубы его поднялись к золотому потолку. Вдруг стало невыносимо жарко, Эмме показалось, что она как булочка на противне, которую сунули в духовку. В вихрящемся столбе засверкали два ужасных янтарно-жёлтых, точно кошачьи, глаза. Потом из завихрений дыма свились руки и ноги, гигантский живот и голова. На губах джинна играла злобная усмешка. Ничего подобного этой зловещей улыбке Эмма никогда в жизни не видела.
– Приве-е-ет тебе-е-е, Маймун! – оглушительным басом заревел Сахим, воспарив громадным серым облаком под потолок тронного зала. – Скучал ли ты по мне?
– О да! Как по злобным москитам! Как по гноящейся язве! Как по укусу змеи – вот как я по тебе скучал! – Маймун попытался скрыть свой страх, но дрожащий голос его выдал. – Что тебе ещё надо? У нас ничего больше нет, совсем ничего!
– Ха-ха! – злобно засмеялся Сахим. – Уж я что-нибудь найду, не сомневайся!
Дромадер спрятал свою медово-жёлтую голову под трон и тревожно махал хвостом.
Сахим окинул зал хмурым взглядом.
– Да-а-а, и впрямь не-ечем разжиться у тебя, дорогой халифчик! – пророкотал он угрюмо. – Трон у тебя неудобный, ковры твои давно украшают мои хоромы, твои финики в меду ублажают мою утробу, песни твоих жаворонков навевают мне сладкие сны… Ну, разрисованную и вечно ворчащую бабушку можешь оставить себе… Минуточку!
Эмма почувствовала, что ноги у неё стали ватными – Сахим устремил на неё взгляд своих жёлтых глаз.
– Это что там за девочка? – проревел Жёлтый джинн. – Клянусь всеми песчинками великой пустыни! Малявка, бледная, как брюшко скорпиона! Она всегда такая бледненькая или побледнела при виде меня? – И Сахим шутливо приподнял подбородок Эммы, коснувшись его горячим как огонь пальцем. – А волосы у неё жёлтые, как песок! А-ха-ха-ха! – Джинн наклонился так низко, что от его дыхания у Эммы покраснели щёки. – Ты знаешь, халифчик, я люблю всё-ё-ё, что жё-ё-ёлтого цвета, а я, клянусь, ещё никогда не видел де-е-евочки с жё-ё-ёлтыми волосами. Ну, кажется, я знаю, чего мне сегодня пожелать!
Тристан высунул нос из-под подола халата своей хозяйки и тихонько зарычал. Эмма поспешила толкнуть его ногой, чтобы не высовывался. Кто знает, что может вытворить Жёлтый джинн с макароннохвостой собачкой, которая на него рычит?
Но Сахим лишь рассмеялся. Смех его был таким оглушительным, что затряслись колонны, а дромадер испуганно забился под трон, да и застрял там со своим горбом.
– Ага-а-а! Подари мне эту девчонку, халифчик! – проревел Сахим и начал раздуваться. Он раздувался, раздувался и стал таким огромным, что заполнил своим ядовито-жёлтым туловищем почти весь тронный зал. – Сегодня я вообще-то хотел забрать твоего дромадера, халифчик, но девчонка мне больше нравится. И собачку-карлика я тоже заберу, потому что уже трижды триста лет ни одно существо не осмеливалось на меня рычать.
Сердце у Эммы сжалось. С кончика носа капал пот. От страха горло свела судорога, а может, в горле застрял комок. Но тут Эмма не выдержала:
– Что? Да как тебе в голову пришло такое? Это моя собака!
– Не-ет, песчаная головка, не-е-ет. Теперь эта собака моя! – захохотал Сахим. – И ты то-о-о-оже! – И Сахим протянул свою громадную пятерню, чтобы схватить Тристана за вермишельный хвостик.
Тристан увернулся и пулей помчался прочь, как будто у него не четыре, а целых восемь лап.
– Беги, Тристан, беги! – закричала Эмма.
А Сахим опять захохотал. Потом встряхнулся точно мокрый пёс – и из его тюрбана дождём посыпались скорпионы со страшными клешнями и чёрные как сажа пауки-каракурты. Пауки побежали по узорчатым плиткам пола и вмиг оплели Эмму паутиной, замотав её в плотный кокон. А скорпионы, грозно подняв свои страшные хвосты, окружили Тристана и оттеснили к своему хозяину.
– Сахим, отпусти их! – закричал Маймун. – Они же мои гости! Стало быть, они находятся под моей защитой. Отпусти их, а я отдам тебе бочку фиников в меду, последняя у меня осталась.
– Под защитой, ха-ха! Да ты же никого не можешь защитить! Ты даже город свой не можешь защитить! Что ж, попробуй забрать у меня своих гостей! – проревел Сахим. Скорпионы и пауки снова заползли под его тюрбан. – Финики я в другой раз заберу. И дромадера твоего тоже. – И прежде чем Эмма смогла бы освободиться из отвратительного липкого кокона, Жёлтый джинн схватил её и Тристана своими обжигающими пальцами и вихрем умчался, унося свою добычу.
Дворец в глубине песков
Сахим летел так быстро, что Эмма чуть не задохнулась. Горячие пальцы джинна обжигали ей затылок. У Тристана ветром уши чуть не сорвало с головы. Баракаш давно скрылся из виду. Внизу простиралось безбрежное море песка, по жёлтым барханам скользила тень Сахима, похожая на громадную грозовую тучу.
Но вдруг Жёлтый джинн резко замедлил полёт. Он спикировал на скалы, одиноко торчавшие посреди пустыни, и приземлился, крепко шмякнувшись задом о песок.
– А ты ещё больше побледнела, золотистая улиточка! – захрипел он прямо в лицо Эмме. – Что, не понравилось летать? – И Сахим набрал побольше воздуху, так что его щёки сделались круглыми, как две большущие жёлтые дыни, и со всей силы дунул на раскалённый песок. Мельчайшие песчинки взвились в воздух, поднявшись так высоко, что даже солнце скрылось. А у Эммы жутко зачесались глаза и песком забило уши. Тристан подпрыгивал, пытаясь схватить песчинки, пока не набрал полную пасть песку, скрипящего на зубах.