Когда же эти жёлтые вихри наконец улеглись, в пустыне вырос полуразвалившийся дворец. Песок струился из всех его окон и покрывал все стены, точно сахарная пудра тортик. Ворота у этого дворца были такие высокие, что Сахиму даже не пришлось втягивать голову в плечи, пролетая в них. А за воротами был жар, словно в самом сердце пламени, и мрак такой, словно сюда, во дворец, никогда не заглядывал ни единый солнечный лучик. Однако Жёлтый джинн чуть-чуть светился, и в тусклом мерцающем свете Эмма смогла увидеть целые горы золота и драгоценных камней – всё это Сахим награбил за свою долгую злодейскую жизнь.
Всюду громоздились сокровища – в залах и покоях, даже в коридорах, по которым Сахим волочил за собой Эмму и Тристана, а он тащил их куда-то всё дальше и всё ниже, уводя вглубь своего увязшего в песках дворца.
Ох, хоть бы пальцы у него были чуточку похолоднее, – подумала Эмма, и в это самое мгновение перед ней распахнулся огромный зал. Сахим дунул в темноту – разом вспыхнули тысячи факелов. Под закопчённым чёрным потолком висели золотые клетки. За золотыми прутьями щёлкали, свистели, крякали, шебуршали пленники. И прежде чем Эмма и Тристан что-то поняли, Сахим посадил их самих в такую же золотую клетку.
– Ага-а-а! – зашипел он и из-за решётки уставился на Эмму своими кошачьими глазами. – К моей коллекции ты чудесно подходишь! А твою собаку мои слуги обваляют в пряном порошке из жёлтой куркумы!
Тристан залаял и попытался зубами схватить Сахима за нос, но только свой нос ушиб о прутья решётки. А Жёлтый джинн расхохотался. От громовых раскатов его хохота с потолка зала посыпался песок.
Сахим подлетел к гигантской паутине, которая висела наподобие гамака, протянувшись от одного угла зала в другой. В этот гамак и улёгся Жёлтый джинн, испустив глубокий вздох.
– Эй, слуги! Подайте мне фиников в меду! – гаркнул Сахим.
Из тьмы вынырнули два бледных духа. Они были нежно-лимонного цвета и шли, с трудом волоча миску, которая была больше корыта или ванны. Отвесив Сахиму сотню поклонов, духи поставили ванну на его голое брюхо.
Тут у Эммы забурчало в животе. Она же сегодня вообще ничего не ела. Но внезапно у Эммы родилось ужасное подозрение.
– Ты и пленников своих пожираешь, окунув в мёд? – дрожа от страха, спросила она.
Джинн чавкал и причмокивал. Потом схватил одного из слуг и этим несчастным вытер свой запачканный мёдом подбородок. В отблесках факелов страшно блеснули острые зубы Сахима.
– Глупости. Они же невкусные, – буркнул он. – Я их собираю, потому что они жёлтые. И ещё потому, что их страх придаёт мне силы. Все Жёлтые джинны очень любят запах страха. Для нас нет ничего слаще этого запаха! Всё, спать хочу. Закрой-ка рот. Не то набью тебе его песком. – Сахим громко рыгнул, улёгся поудобнее и захрапел.
В тот же миг страх Эммы, точно мошка в море, потонул в охватившей её ярости.
– Сейчас же выпусти меня! – закричала Эмма и принялась трясти золотые прутья клетки. – Вот погоди, придёт Карим! Он посадит тебя в бутылку, а я… Знаешь, что я сделаю? Я плюну туда, вот именно, плюну, так и знай!
Разом настала мёртвая тишина – из всех клеток на Эмму уставились сотни глаз.
– Карим? – С ворчаньем, которое было похоже на рык проголодавшегося льва, Сахим выпрямился во весь свой громадный рост. – Что ты, жалкая улитка, знаешь о Кариме? С Каримом покончено! Я бросил его в море. Хочешь, я покажу тебе кольцо, которое он носил в носу? Вот оно! – И Сахим щёлкнул ногтем по кольцу, висевшему у него в мочке уха, причём мочка была размером с большую тарелку. – Мне к лицу, верно? Ну всё. Не мешайте мне спать. Не то я всё-таки обмакну тебя и твою собачку в мёд и съем.
И Жёлтый джинн, сердито ворча, плюхнулся в гамак. Скоро раздался громоподобный храп. А из-под тюрбана Сахима выползли пауки. Они стали прилежно плести паутину и штопать дыры, которые образовались в гамаке, ведь Сахим был очень тяжёлый. Между тем из всех золотых клеток струилась печаль.
– Ты ведь тоже веришь, что Карим придёт и спасёт нас, а Тристан? – шёпотом спросила Эмма своего верного дружка.
Вместо ответа он задорно лизнул Эмму в нос.
– Ну, тогда всё хорошо, – пробормотала Эмма и прижалась щекой к шее Тристана. Но всё-таки спать в клетке очень неудобно. Даже если клетка золотая.
Холодный ветер
Ужасная ночь была – ещё ужасней, чем та, когда брат Эммы – по старшинству второй из четырёх её братьев – накапал ей в нос жидкости для мытья посуды. Тристан спал так сладко, словно он находится в самом тихом уголке на свете, а Эмма не сомкнула глаз. Не надо было открывать бутылку, думала она снова и снова, по меньшей мере триста пятьдесят раз. Она лежала с открытыми глазами в темноте, Жёлтый джинн жутко храпел, у Эммы даже уши от его храпа заболели.
Настал день, но Эмма заметила это лишь потому, что два-три солнечных лучика, случайно заблудившись, упали на кончик носа Сахима.
Сытно позавтракав, а на завтрак ему подали бесчисленное количество маленьких, чудесно пахнущих пирожков, Жёлтый джинн отправился с визитом в страну, находящуюся по соседству с Баракашем. А его бледные слуги смахивали павлиньими перьями пыль с сокровищ и бросали в золотые клетки куски чёрствого хлеба.
Эмма никогда ещё не видела таких зверей, какие были в коллекции Сахима. Тут были жёлтые как песок лисички с огромными, точно у летучих мышей, ушами, ящерицы с шипом на хвосте, и фламинго с длиннющими шеями печально просовывали клювы сквозь прутья.
Сколько же времени они тут провели? – подумала Эмма. Ей самой казалось, что с каждым часом, который она просидела в этой противной клетке, надежда на то, что Карим придёт и спасёт их, делается чуточку меньше. А когда вечером Сахим вернулся и, хрюкая, улёгся в свой паутинный гамак, надежда Эммы была уже маленькой, как горошинка. Как очень, очень маленькая горошинка.
Жёлтый джинн проглотил целый мешок хурмы, слопал тринадцать коржиков с корицей и улёгся спать. Факелы один за другим догорели и погасли, теперь только жёлтое брюхо Сахима тускло светлело в темноте. Эмма почувствовала, что по её щеке скатилась слеза.
– Ах, Тристан… Наверное, Карим не придёт, – прошептала Эмма. – Ты бы утешил меня, а? Слизнул бы слёзы с моих щёк…
Но Тристан вдруг поднял голову и насторожил уши.
Лица Эммы коснулся холодный ветер. Он был такой студёный и влажный, что даже Сахим, не просыпаясь, зябко поёжился и заворочался с боку на бок.
– Карим, ты? – ахнула Эмма.
– Тсс! – раздалось в ответ.
И в следующий миг из темноты прилетел ковёр Карима. Рядом с Синим джинном на ковре сидели Маймун и его дромадер.
– О повелительница! Прости нас за то, что мы не явились раньше! – зашептал Карим. – Очень трудно было отыскать этот дворец. К счастью, у этого вечно голодного дромадера хорошее чутьё.
Дромадер фыркнул и со скучающим видом сплюнул вниз.
А Маймун вытащил из складок своего золотого одеяния связку ключей.
– На этот раз Сахим слишком много себе позволил! – зашептал Маймун. – Похитил моих гостей! Или он думает, я всё готов терпеть? А ты стала ещё бледней прежнего, о цветочек из холодной страны!
– Откуда у тебя ключи? – спросила Эмма, тоже шёпотом, забираясь вместе с Тристаном на ковёр-самолёт. И про себя решила, что всё-таки будет хорошо относиться к Маймуну.
– Мы отобрали ключи у двух парней, у которых лица ещё белей твоего, – тихо ответил Маймун. – Парней мы посадили в бутылку, где раньше сидел Карим. Увы, кольца Карима у них не было.
– Конечно, не было! Сахим носит его в ухе вместо серьги! – объяснила Эмма.
Маймун в испуге посмотрел на Жёлтого джинна. А Карим от злости сделался такого густо-синего цвета, что его лысая голова стала похожа на переспелую синюю сливу.
– Моё… кольцо… Которое я ношу в носу… Теперь у него… в ухе?! – Карим был вне себя от возмущения. – Да как он смеет, этот сын голого слизня и поджавшей хвост собаки! Ой, извини, пожалуйста! – Карим испуганно склонился в поклоне перед Тристаном. – Прости меня, о царь всех собак! Это у меня нечаянно вырвалось…
Тристан щёлкнул зубами и занялся обнюхиванием хвоста дромадера.
Тем временем Карим бесшумно поднялся в воздух.
– Ждите меня здесь, – сказал он.
И прежде чем Эмма и Маймун поняли, что Карим задумал, он, точно синий воздушный шар, полетел к паутинному гамаку, в котором храпел Сахим.
По сравнению с Жёлтым джинном Карим казался крохотным, и у Эммы от страха за него чуть сердце не остановилось.
Сахим, не просыпаясь, засопел и потёр свой жирный живот. На животе сидело пятнадцать чёрных пауков.
– Спи, чудище! – зашептала Эмма. – Слышишь, спи! Спи!
В других золотых клетках никто даже не шевельнулся. Все пленники Жёлтого джинна, казалось, спали. Лишь один фламинго потихоньку вынул голову из-под крыла и с удивлением смотрел на ковёр-самолёт.
От Карима до горчично-жёлтой ушной мочки Сахима осталось не больше двух локтей.
Эмма услышала, как Маймун пробормотал:
– О Карим, поторопись, прошу!
Внизу раздался какой-то шорох. Это фламинго просунул клюв сквозь прутья решётки и внимательно наблюдал за ковром-самолётом.
– Маймун! Ты говорил, что Сахим похитил твоих ручных фламинго? – зашептала Эмма. – Птица вон там, видишь? Это один из них?
– Где? – Маймун обернулся.
И тут прекрасный фламинго с золотым оперением и длинным изогнутым клювом издал ликующий громкий крик – он узнал своего хозяина. Гривистые бараны сразу подняли головы и заблеяли. Шакалы затявкали, песчаные вараны зашипели.
И… Сахим проснулся.
С громким воплем Жёлтый джинн выпрыгнул из гамака – как раз в этот момент пальцы Карима уцепились за кольцо в ухе Сахима.
– А-а-а!! Что… что это?! – Сахим взвизгнул и затряс головой, да так, что из-под его тюрбана дождём посыпались скорпионы и пауки.
Жёлтый джинн потянулся своими горячими пальцами к уху. Карим, изо всех сил вцепившийся в кольцо, закачался, точь-в-точь как синий драгоценный камень в серьге.