Люди счастливы, достигая своих целей, сердятся, когда нечто на пути к цели воспринимают как препятствие, и печалятся, если переживают неспособность достигать цели или утрачивают ее саму. Печаль, судя по всему, выполняет две ключевые функции. Во-первых, печальное выражение лица человека красноречиво говорит о его состоянии. Взгляд долу, опущенные веки, уголки губ книзу, брови домиком – все это сильно воздействует на внешних наблюдателей. Это сообщение окружающим о печали гласит, что человек с таким лицом нуждается в помощи, а поскольку мы животные общественные, такая помощь нередко приходит. Мы все знаем, что, когда кто-то плачет, сердце у нас тает и мы устремляемся на помощь плачущему, даже если это взрослый человек.
Другая функция печали – поддерживать перемену в мышлении, помогающую человеку приспосабливаться. Как психическое состояние печаль мотивирует нас производить трудную психическую же работу переосмысления собственных убеждений и перестановки приоритетов. Она расширяет диапазон обработки информации, чтобы мы могли понять причины и следствия нашей утраты или промаха, а также препятствия нашему успеху. А еще печаль содействует нам, когда мы переоцениваем стратегии и принимаем новые условия, которые сами не в силах изменить, а они при этом, возможно, нежеланны.
То, как мы усваиваем информацию, когда находимся в печали, помогает нам понять, почему все складывается скверно и как изменить ход событий. Такое мышление помогает нам отставить нереалистичные ожидания и цели и направляет к лучшим исходам. В одном исследовании, поддерживающем такой вывод, исследователи симулировали ситуацию на международной валютной бирже, основываясь на исторических показателях рынка за определенный период. Студентам-экономистам и финансистам выдали некоторую рыночную информацию, значимую для определенной точки внутри этого периода, а затем попросили принять торговые решения, при этом давая прослушать музыку, заставляющую их почувствовать радость или печаль[108]. Поскольку то была симуляция и у исследователей имелись данные о том, как на самом деле повела себя валютная биржа, исследователи смогли оценить успех студентов-биржевиков. Участники с печальным настроением вынесли более точные суждения и приняли более реалистичные торговые решения, чем участники с радостным настроем, и в результате получили бо́льшую выгоду.
Конечно, если у нас есть выбор, быть счастливыми или печальными, мы все предпочтем быть счастливыми: пусть эмоции – умственные состояния, направляющие наши мысли, расчеты и решения, но они вдобавок еще и чувства, которые мы переживаем. Состояния мозга, соответствующие эмоциям, обычно изучаются в науке эмоций отдельно от сознательных переживаний. В этой главе я рассказал об эмоции как о режиме психической обработки информации, которая окрашивает наш мыслительный процесс. В следующей главе мы рассмотрим другой, сознательный аспект эмоций – наши чувства.
Глава 5. Откуда берутся эмоции
Мой отец в поздние свои годы замедлился. Останавливался через каждые несколько шагов и избегал любых энергичных физических занятий. Дело было не в недостатке энергии и не в обычных хворях и болях возраста, а буквально в делах сердечных. Этот орган, столь часто ассоциируемый с эмоциями, отвечает и за прокачку крови, а насос – прибор энергоемкий. И вот, когда сердечная стенка стала жертвой скудной циркуляции, насос заработал с перебоями, и отцу, чтобы не перегружать его, пришлось свести физическую активность к минимуму.
В том, что касается нашего долгосрочного благополучия, природа – хозяйка покладистая. Она не повелевает нам отказаться от бекона и молочных коктейлей и не требует постоянных занятий физкультурой. Но в острых ситуациях спуску не даст. Попробуйте поесть человеческий кал – вас сразу же вырвет. Сведи вас со свирепым зверем – вы отшатнетесь. Пройдитесь бодро, когда сердечной мышце недостает крови, – и природа вам возразит. Особенно если учащается пульс, нервы сердечной мышцы отправляют сильный сигнал тревоги мозгу, и возникает мощный удар сокрушительной боли. Эта боль называется стенокардией.
В середине XX века хирурги считали, что нашли ловкое средство от стенокардии. Они рассудили так: если перетянуть определенную артерию в грудной полости, поток крови через обходные сосуды усилится и тем самым улучшит циркуляцию в пораженной области. В физике нередко можно рассматривать ту или иную теорию под разными углами, карябая всякую математику в блокноте. Врачи же принялись выполнять хирургические операции. Теория вроде бы оказалась подкрепленной: пациенты сообщали о значительном ослаблении болей. Вскоре хирурги освоили эту процедуру повсеместно. Зачем подтверждать что бы то ни было контрольными исследованиями, если действенность уже известна?
Однако на этом ясном хирургическом небе все же виднелась парочка облаков. Патологоанатомы докладывали, что им доводилось вскрывать пациентов, переживших в свое время такую операцию, и признаков улучшения кровообращения у них не обнаруживалось[109]. Пусть сами пациенты и говорили, что операция им помогла, их сердца утверждали обратное. Вдобавок исследователи, оперировавшие собак, также подтверждали, что никакого воздействия не увидели. Врачи заподозрили, что улучшения происходили у пациентов в головах.
В 1959 и 1960 годах две команды врачей взялись изучать этот парадокс в контрольных экспериментах, которые в наши дни не допустили бы по этическим соображениям: были произведены и настоящие, и фиктивные операции, после чего сравнили результаты[110]. В фиктивных операциях врачи вскрывали пациентам грудную клетку, обнажали целевую артерию, после чего зашивали пациента, артерию не перевязывая.
Оба исследования подтвердили предположение, что операции воздействовали по психологическим, а не по медицинским причинам. В одном три четверти пациентов, у которых состоялась настоящая операция, сообщили об облегчении стенокардии. Но то же произошло и с пятью пациентами, оперированными фиктивно. Эффект плацебо как он есть.
В статье, опубликованной по материалам исследования, пациент, который перенес фиктивную операцию, сказал: «Я практически немедленно почувствовал себя лучше… [за восемь месяцев] после операции я принял штук десять нитроглицерина, а перед операцией принимал по пять штук в день». Другой пациент сказал, что вообще не чувствует никакой боли в груди, а также сообщил, что питает «оптимизм» насчет своего будущего, однако уже назавтра, увы, «упал замертво после умеренной нагрузки».
Степень сердечного нездоровья у пациентов, как отметили врачи в статье, не коррелировала с силой ощущаемой ими стенокардии. Как сила гнева, какую переживают разные люди в связи с одним и тем же оскорблением, в точности так же и боль переживается разными людьми по-разному, даже когда физический ущерб организму одинаков. И так же, как кто-то может совсем не обидеться на то, что в другом человеке пробудит ярость, некоторые не ощущают никакой боли от увечья, которое измучает других. При облегчении боли эффект плацебо чрезвычайно силен именно из-за мощной психологической составляющей.
Хирургическая операция, о которой идет речь, называется «перевязка внутренней грудной артерии», и ее в конце концов полностью прекратили производить, а к 1990-м годам сложилась менее инвазивная и более сложная методика – стентирование. Стент – малюсенькая проволочная сетка, которую вводят через артерию на бедре или руке в патологически суженную артерию, чтобы увеличить в ней просвет и поток крови. Как и при перевязке внутренней грудной артерии пациенты сообщали о благотворном действии стентов, и операция, стоящая в Штатах от 10 000 до 40 000 долларов, стала обыденной, хотя никаких крупномасштабных контрольных исследований, подтверждающих ее пользу, не происходило. Затем в 2017 году влиятельный медицинский журнал «Ланцет» опубликовал статью о том, что, как и былая перевязка, стентирование не лучше фиктивной плацебо-процедуры[111].
Операция по перевязке на деле не облегчала физической боли. Поврежденные сердца пациентов продолжали слать те же сигналы тревоги и до операции, и после нее, однако пациенты – по-настоящему операция состоялась или понарошку – склонны были переживать значительно ослабленный опыт боли. Стентирование, судя по всему, влияет на сознательное восприятие боли у пациентов, а не на нейронные сигналы, на которые откликалось восприятие.
«Следует пересмотреть все кардиологические руководства», – сказал в ответ один хирург[112]. «Поразительно, до чего отрицательным оказался результат исследования», – сказал другой. «Чрезвычайно поучительная работа», – сказал третий.
Мы до сих пор не знаем, как действует плацебо, однако нам известно, что механизм его действия вовлекает области мозга, связанные с эмоциональным реагированием. Согласно традиционным взглядам, эмоции считаются хрестоматийными реакциями на те или иные конкретные обстоятельства. Если вам что-то угрожает, вы переживаете страх; сталкиваясь с чем-то неожиданным, удивляетесь; если вам повысили зарплату, вы чувствуете радость; если перенесли телесный ущерб – обожглись, порезались или к вашему сердцу поступает убийственно мало крови, – ваши нервы посылают сигнал, из-за которого вы почувствуете боль. Во всяком случае, такова теория вопроса. Однако у людей все устроено иначе. Если даже такое примитивное переживание, как боль, не коррелирует достоверно с конкретным побудителем, как же обстоит дело с прочими эмоциями?
Психологи Майкл Бойгер и Батья Мескита пишут о Лоре и Энн, женщинах, связанных личными отношениями[113]:
Энн звонит домой сказать, что домой сегодня вернется поздно, поскольку на работе официальный прием. Лора хотела бы побыть с Энн – а после того, как несколько дней ухаживала за Энн, когда та болела дома, Лора чувствует, что имеет на это право. Говорит Энн по телефону, что это безответственно – работать сверхурочно после болезни и что Энн не стоит перенапрягаться. Энн чувствует, что ее загнали в угол: она отстает по работе и убеждена, что, если уйдет с мероприятия, только что отсидев на больничном, это выставит ее в невыгодном свете. А вдобавок она еще и чувствует, что Лора ее не понимает. Энн так крепко досадует, что огрызается на Лору за то, что та ее чересчур опекает, и быстро завершает разговор. Лора в свою очередь чувствует, что ее воспринимают как нечто само собой разумеющееся и ценят недостаточно.