[163]. Когда в окружающей среде все идет наперекосяк, наши обычно адекватные происходящему нейронные системы способны привести нас к гибели, как это случилось с другом моего отца. Эта беда приключается всякий раз, когда общество переживает потрясения, – и беда это для тех, у кого вышла из равновесия или сбоит система вознаграждения.
А есть еще и те, чья цель – добиваться того, чтобы наша система вознаграждения сбоила, потому что это им выгодно. Взять производство переработанных продуктов. Примерно на стыке тысячелетий поставщик замороженных чизкейков быстрого приготовления ненадолго возобновил свой давний девиз: «Кто ж не любит Сару Ли»[164]. Десять лет спустя нейрофизиологи Пол Джонсон и Пол Кенни отметили, до чего верен этот девиз: они указали на то, что среди поклонников Сары Ли числятся мыши и крысы, которых ученые исследовали. Вряд ли корпорация «Сара Ли» когда-нибудь задействует девиз «Даже крысы любят Сару Ли», но у этой повальной привлекательности продуктов «Сары Ли» есть крепкая причина: это симфония сахара, жиров, соли и химических добавок прописана так, чтобы ублажать, но ни в коем случае не насыщать[165]. Состав вызывает такое крепкое привыкание и настолько нездоров, что, когда Джонсон с Кенни предложили крысам чизкейк «Сара Ли» вместе с привычным крысиным кормом, грызуны всего за сорок дней растолстели с 325 граммов до 500 и у них обнаружились патологические изменения в мозге. Впечатляющий результат – даже для сложной тридцатикомпонентной химлаборатории в коробке, какую представляет собой чизкейк «Сара Ли»[166].
Справедливости ради отметим, что крысам в том исследовании пришлись по вкусу не только продукты «Сара Ли», но и многие другие переработанные продукты. Крысам предоставили круглосуточный доступ в «столовую», где им предлагали глазурь, карамель и бисквитный торт, – зверьки участвовали в лабораторном эксперименте, посвященном диетам и системе вознаграждения. Исследователи ставили себе цель изучить «подобное зависимости расстройство системы вознаграждения», которое ведет к навязчивому потреблению пищи. Вызвать у крыс навязчивую тягу к питанию, кормя их фастфудом, оказалось пугающе легко, поскольку именно в формировании подобной тяги и состоит цель многих поставщиков переработанных продуктов и фастфуда. Как говорил бывший управленец из «Кока-Колы» Тодд Патнэм, усилия его маркетингового подразделения сводились вот к этой задаче: «Как загонять еще больше унций в еще больше организмов еще чаще?»[167]
Считать переедание переработанных продуктов и фастфуда зависимостью может показаться странным, однако это понятие ныне определяется несколько шире, чем прежде, то есть не просто как химическая зависимость, подобная той, какую связывают с наркотиками и/или алкоголем. Основываясь на новых нейрофизиологических исследованиях, зависимость мы теперь понимаем в гораздо более широком смысле. В наши дни азартные игры, пользование интернетом, компьютерные игры, половая импульсивность и питание – все это считается потенциальным предметом зависимости с общим корнем. Американское общество лечения зависимостей в 2011 году даже внесло поправку в определение зависимости как «первичного хронического расстройства системы вознаграждения в мозге»[168].
Когда наша система вознаграждения действует так, как устроила эволюция, переживание приятности и хотение действуют в паре, пусть и механизм этого действия изощрен и сложен, и мы способны отличать их. Если нам нравится секс или мороженое, мы, возможно, послушаемся мотивации добывать себе то или другое – или, как показал Берридж, можем и не послушаться. А вот вещества и занятия, от которых возникает зависимость, становятся причиной физических изменений в прилежащем ядре, и количество дофамина, выделяющегося и чрезмерно стимулирующего подсистемы хотения в организме, резко возрастает[169]. С каждым следующим прецедентом потребления это воздействие усиливается, и потребность повторять зависимое поведение возрастает. Ученые называют это сенсибилизацией. Возникающие физические изменения долгосрочные, а иногда и необратимые. Как ни печально, на систему «приятности» наркотики, вызывающие привыкание, воздействуют обратно. При выработке привыкания субъективно переживаемое удовольствие от наркотика уменьшается. В результате чем дольше длится зависимость, тем больше нужно вещества и тем менее приятен человеку результат.
Некоторые особенно подвержены подобной динамике. Генетики применяют новые методы и с их помощью обнаруживают генетические закономерности: подверженность зависимостям у того или иного человека, похоже, зависит от его генов, связанных с дофаминовыми рецепторами в системе хотения[170]. Поскольку та или иная зависимость – штука довольно распространенная, может показаться, что это признак некого серьезного недостатка в нашем генетическом устройстве. Но на деле это не так: зависимости в естественных условиях обнаруживаются редко. У бродячих племен охотников и собирателей этой напасти не существовало, а крысы и мыши страдают от этого, лишь когда оказываются в условиях, созданных людьми лабораторно. Люди в наши дни страдают от зависимостей только потому, что это побочный продукт «цивилизованного» человеческого общества, в котором мы измышляем тридцатикомпонентные чизкейки, опасные наркотики и другие продукты, которые ученый нобелевский лауреат Николаас Тинберген назвал «сверхнормальными стимулами»[171].
Тинберген наткнулся на понятие сверхнормальных стимулов в довольно неожиданных обстоятельствах – когда изучал трехиглую колюшку у себя в Голландии, в лабораторном аквариуме. У самцов колюшки ярко-красное брюшко. Даже в аквариумных условиях они охраняют свою территорию и нападают на чужаков. Чтобы изучать их поведение, Тинберген со своими студентами подводил к этим охраняющим свои границы самцам дохлых особей колюшки на проволоке. Позднее дохлую рыбу заменили для удобства на деревянный муляж. Вскоре обнаружилось, что нападение провоцирует именно красное брюшко. Деревянная колюшка, в точности совпадающая по размерам с настоящей, но у которой живот не выкрашен в красный, самца-стражника не интересовала совсем, однако он нападал на совсем не похожие на рыбу предметы, выкрашенные снизу в красный. Самцы, обитавшие в аквариумах у окна, занимали оборонительную позицию, даже когда по улице проезжал красный фургон. Что важнее всего, Тинберген заметил: рыбка пренебрегала другим живым самцом колюшки и нападала на муляж, если брюшко у муляжа было краснее, чем у настоящей рыбки.
Этот муляж с ярко-красным брюшком и есть сверхнормальный стимул: искусственный конструкт, стимулирующий животное сильнее любого естественного возбудителя. Тинберген обнаружил, что создавать такие стимулы довольно просто. Гусыня, привычно закатывающая выпавшее яйцо обратно в гнездо, пренебрежет собственным яйцом в пользу гораздо более крупного волейбольного мяча. Новорожденные птенцы не обратят внимания на родителей и будут брать еду из фальшивого клюва, надетого на палку, если пятна на таком клюве ярче, нежели на родительском. Куда бы в животном царстве ни посмотрел Тинберген, казалось возможным вмешаться в естественное поведение животного, если применить искусственный стимул, задуманный так, чтобы привлекать животное чрезмерно. И именно это проделывают со своими «клиентами»-людьми поставщики фастфуда, производители табачных изделий и нелегалы-наркоторговцы, а в случае с опиоидами – крупные фармацевтические компании.
Большинство веществ и занятий, вызывающих привыкание, – сверхнормальные стимулы, они нарушают естественное равновесие личного мира человека в точности так же, как это происходит с миром колюшки. Например, большинство наркотиков, вызывающих зависимость, – растительный материал, очищенный до высококонцентрированных веществ, а затем переработанный так, чтобы получилось нечто еще более мощное, а действующие компоненты быстрее всасывались в кровь[172].
Возьмем, к примеру, лист дерева коки: если жевать или заваривать в кипятке, у него есть легкое стимулирующее воздействие и минимальный потенциал привыкания. А вот если очистить действующее вещество так, чтобы получился кокаин или крэк, оно впитывается быстро и вызывает сильное привыкание. Так же дело обстоит и с эпидемией потребления опиоидов: ее бы не случилось, если бы производные опия можно было потреблять, исключительно жуя растение мак. То же и с сигаретами: когда растение табак собрано и переработано так, чтобы можно было вдыхать его дым, в сырье добавляют еще сотни всевозможных ингредиентов, улучшающих запах и ускоряющих впитывание в легкие, и потому итоговый продукт значительно более привязчив, чем необработанный табак. Алкоголь – тоже продукт переработки. Если бы вместо того, чтобы покупать водку в магазине, человеку пришлось есть сгнившую в естественных условиях картошку, алкоголиков было бы очень мало.
Эпидемия ожирения тоже коренится в сверхнормальной стимуляции, или, как называют ее ученые, исследующие мир питания, в «гипервкусных продуктах». Чтобы избежать недоедания, наш мозг развил предпочтение калорийной пищи, то есть таких продуктов, как ягоды и плоть животных: они богаты на углеводы и/или жир, но их добывалось сравнительно немного и ожирение возникало редко. В доиндустриальную эпоху люди выживали на рационе, богатом белком, зерновыми и плодами, в них было сравнительно мало соли, и потому ожирение все еще оставалось редкостью. В последние же несколько десятилетий коммерческие компании по переработке пищи научились менять ее тем же способом, каким наркоторговцы создают наркотики, вызывающие привыкание. Стоило им обнаружить, на что именно откликается наша система вознаграждения, они начали изготовлять это в неестественно концентрированном виде, да еще и так, чтобы эти вещества побыстрее попадали в кровь; в точности так же, как это происходит с наркотиками, и высокая концентрация некоторых пищевых веществ, и их скорое попадание в кровь усиливают воздействие на систему вознаграждения.