Нэду она уже твердо дала это понять, так же, как и Крису. Маленький Божок еще находился в неведении.
Никогда не знаешь, какую неожиданность готовит тебе судьба: они долго пробирались между машинами, пока Годфри, наконец, не остановился возле огромного зеленого чудовища — сверкающего, полированного, хромированного — и, открыв дверцу, сказал:
— Экипаж подан. Прошу. Вот так. Усаживайтесь поудобнее, — и с этими словами, обогнув машину, сел за руль. Не веря своим глазам, Перл опустилась на сиденье и словно утонула в роскошном кресле; в приятном полумраке вырисовывался эффектный интерьер машины с удобными подлокотниками и подушками для головы, совершенно особенным приборным щитком, похожим на консоль органа, — внутренность машины вполне могла сойти за салон комфортабельного самолета.
Он вставил ключ в зажигание, мотор зашептал, и внезапно, без всякого усилия машина тронулась с места, набирая скорость и лавируя между другими, словно легкое судно, несмотря на свои размеры, прокладывала путь, оттесняя остальные машины и устремляясь вперед: и вот они уже выбрались на просторное шоссе и внезапно, дав огромную скорость, пронеслись мимо целой вереницы только что отъехавших и медленно ползущих автомобилей, обдавших их облаком выхлопных газов, подъехали к светофору и успели проскочить в тот самый момент, когда путь уже был перекрыт. Завыли сирены, но они вырвались далеко вперед, слышался лишь свист ветра и приглушенный рокот мотора. Перл испытывала чувство восторга. Она сказала:
— Машина экстра-класс!
— Да. Стоила более пяти с половиной тысяч. Неплохой автобус. Выжимает 140 миль в час. Сверхмощный мотор. Всех оставляет позади.
— Как сейчас.
— Да, как сейчас. В таком моторе нужно хорошо разбираться, а иначе лучше водить такую развалину, как «Моррис-100».
— На нем как раз ездит Крис.
— Кто это Крис?
— Тот другой парень. Жених Хэйзел.
Он рассмеялся.
— Видел. А тот тип, что пришел с вами, он что, считает вас своей собственностью?
— Я не считаю себя ничьей собственностью.
— Правильно. Он-то что делает?
— Он радиотехник.
— Разъезжает по городу на фургоне, а? Стук, стук, миссис Смит, я пришел починить ваш телик.
— Это честная работа.
— А какая работа в наши дни не честная?
Она изучала его лицо, освещенное фарами проезжавшей мимо машины.
— Вы, должно быть, богач, раз у вас такая машина.
— Богач? Да нет, хотя, конечно, не голодаю. Но собираюсь в скором времени напасть на золотую жилу.
— Так чем же вы занимаетесь?
— А как вы думаете?
Она снова стала его разглядывать, на этот раз внимание ее привлек его дорогой костюм, а затем перевела взгляд на дорогу.
— Мы правильно едем?
— Этим путем ближе. Через минуту свернем на Брайтон-роуд. Без дураков. Дать сигарету?
— Благодарю.
Он вынул одну сигарету из специального ящичка и зажигалкой, вделанной в щиток, зажег ее. Она спросила:
— А вы?
— Не курю. Так вы еще не отгадали, чем я занимаюсь?
— Вы владелец гаража.
— Ха, ха, неплохо. Нет. Попробуйте еще разок.
Она сказала:
— Эти сигареты вроде как дамские. Маленькие и…
— Верно. Я их для дам и приберегаю.
Они свернули на более широкое шоссе, въехали в левый ряд, на всем ходу обогнали четыре машины, тащившиеся за двумя грузовиками на ночном перегоне, и по извилистой дороге стали подниматься на холм.
— Вы работаете в кино.
— Хотелось бы. У меня работка потруднее. Нет, я боксер.
— Боксер?
— Ну да, боксер. Тому вашему хлюпику сильно повезло, что он не полез со мной в драку.
Она тут же решила, что он и не мог быть никем другим, просто из-за его роста она бы в жизни не догадалась.
— Хотите сесть за руль? — предложил он.
— Нет, спасибо, боже упаси!
— Это несложно на таких громадинах. Не нужно переключать скорости. Она, что реактивный самолет, такая же умница. Смотрите, как наращивает скорость.
Они взлетели на вершину холма, свет фар осветил небо, спустились с другой стороны вниз, казалось, машина несется по воздуху, как птица. Стремительный наплыв погруженного в темноту поселка и свист ветра.
Она спросила:
— Вы считаетесь боксером среднего веса?
— Вы шутите?
— Нет. Я не имею об этих вещах никакого представления.
— У меня полулегкий вес. Это когда девять стоунов и ниже. Отсюда и мое прозвище «Маленький Божок». Проворнее меня на ринге нет никого. В боксе я тоже иду вверх. Вы еще обо мне услышите.
— Но сначала вы попадете в больницу, если будете так ездить.
— Вам не нравится такая езда? А меня она возбуждает. На черта сдалась эта жизнь, если бояться идти на риск?
И тем не менее он снизил скорость, и это пришлось кстати, — они как раз приблизились к развороту и машина повернула, слегка накренившись, как и подобает автомобилю таких размеров.
(Она с облегчением увидела знакомую дорогу, теперь они ехали в правильном направлении.) Да, все подтверждало, что он боксер: такой молодой и уже богатый, его мускулистые руки, стремительные движения в танце. Действительно, счастье, что Нэд его не ударил. Годфри вдруг стал ей симпатичнее.
— А чем вы занимаетесь? — спросил он.
— О, я не слишком продвинулась в жизни. Я консультант в отделе парфюмерии большого лондонского магазина. — Так она привыкла рекомендовать себя, это звучало лучше, нежели просто «продавщица духов».
— Вы живете с родителями?
— Да. Мне приходится ездить в центр каждый день.
— Где вы живете?
— Севеноукс-авеню, номер 12. Вот сейчас сверните направо.
— Хотите как-нибудь посмотреть меня на ринге?
— Ну что вы, я никогда…
— Приходите в среду. В следующую среду у меня бой с одним коротышкой из Ливерпуля по имени Эд Хертц.
— В среду не могу. В пятницу вечером я уезжаю в отпуск.
— Ну и что же? Чем не подходит среда?
— Вы знаете, что такое отъезд, множество дел, надо собраться, приготовить вещи. Вот здесь поворот.
Когда он свернул и она снова указала ему дорогу, то подумала: действительно, почему, собственно, я не могу пойти? Он не в моем вкусе, простоват, говорит ужасным языком, полон самомнения. Девушка чемпиона по боксу. Нет уж, это не для меня. Он мне совсем не подходит. Говорят, я слишком спокойная, слишком сдержанная и чересчур разборчивая для своих девятнадцати лет. Наверное, так оно и есть.
— Куда теперь?
— Прямо, первый поворот налево. Номер 12, последний по левой стороне.
Они проехали до конца улицы и остановились возле дома рядом с другими машинами, и он выключил мотор и зажег неяркий свет внутри машины. Они оба посмотрели на небольшой, но вполне респектабельный особнячок.
— Спасибо за вечер, — сказал он. — Так как же насчет среды, Устричка? Я заеду за вами. И отвезу обратно. С полным комфортом. Без всяких хлопот. Мой бой вначале, поэтому нам не придется сидеть до конца, если вы заскучаете.
— Где это? — спросила она. — Я имею в виду матч.
— В Уолвортсе. Совсем близко. Никаких проблем. Я заеду сюда за вами в 7.30 на своем омнибусе. Ну как?
— Честное слово, не стоит, Годфри.
— Зовите меня Божок.
— Мне не стоит идти. У меня столько дел…
— Которые можно спокойно переделать и во вторник.
В доме окна были темны. Если отец узнает обо всем, ей не миновать взбучки.
— Значит, решено, — сказал Годфри, он наклонился и поцеловал ее в уголок рта. — Маленькая Устричка. Еще раз спасибо.
— Спасибо, что подвезли меня до дому, — сказала она, удивляясь и радуясь, что большего он, по-видимому, и не ожидал.
— О чем тут говорить. Увидимся в среду. Будете моей гостьей. В половине восьмого на этом месте?
— Хорошо, — сказала она.
Она стояла на тротуаре и прислушивалась к почти неуловимому приглушенному урчанию мотора, пока машина, набирая скорость, не исчезла вдали.
Фрэнк, в прошлом Франц Фридель, служил бухгалтером в фирме «Хантингтон», солидной мебельной фирме, главное управление которой находилось в Кройдоне. Он не был главным бухгалтером, и многие считали — и говорили ему об этом, — что в Лондоне он мог бы найти место получше. Но он был предан своей фирме и привязан к Кройдону, где прожил уже целых тридцать лет. Он ценил это чувство верности своему городу и своему дому — он, который лучшие годы жизни провел под мрачной тенью гитлеризма, не имея никаких корней на той земле, никаких привязанностей. И к тому же семья его здесь ни в чем не нуждалась.
Мать Перл умерла, когда девочке было восемь лет, — она была уроженкой Ноттингема. Отец через несколько лет женился на Рэйчел, и у них родились два мальчика и девочка. Рэйчел была австриячкой, как и Фрэнк, но в отличие от него ее характер сформировался еще до того, как она покинула родину. Фрэнк старательно приспосабливался к новой среде и говорил по-английски почти без акцента. Сыновья, Лесли и Густав, с каждым годом становились все шаловливее, а Джулия, которой было пять лет, угрожала стать маленьким тираном в семье. Будь в характере Перл командирская жилка, она могла бы воспользоваться своим правом старшей и верховодить ими, но ей всегда наскучивало кого-то распекать и держать в страхе.
Многие вещи, по мнению Перл, не стоили того, чтобы затрачивать на них усилия. Ее нельзя было назвать ленивой, просто она была спокойной, уравновешенной натурой. Она жила, замкнувшись в своем тихом, уютном мирке, и благодаря этому и приобрела репутацию девушки сдержанной, с большим чувством собственного достоинства. Она, отнюдь, не была робкой, а просто неразговорчивой и скрытной. Ее не слишком заботило людское мнение, а если она и придавала ему значение, то не распространялась об этом. Ее утомляли дети, потому что они требовали слишком много внимания. Она любила кошек, а собак не выносила. Она и сама чем-то напоминала кошечку с ее любовью к уюту и к тихому уединению. В семнадцать лет она поступила на курсы при фирме «Д.Х.Эванс», чтобы самой зарабатывать себе на жизнь и не быть никому в тягость, но продолжала жить в семье: отец не хотел, чтобы она отделялась. Не лишенный здравого смысла, но с ограниченным кругозором, Фрэнк Фридель, несмотря на либеральные взгляды, не считал, однако, возможным предоставлять девушке свободу, пока она не достигла совершеннолетия. Кроме того, известная строгость к Перл свидетельствовала о сложившихся между ними особых отношениях: она была живым напоминанием о его первой жене — англичанке; и от нее ждали большего, чем от других детей. Перл хорошо ладила с Рэйчел, но часто удивлялась, как это они с отцом вообще поженились, — и не потому, что Рэйчел была плохой женой, а потому, что отец был намного выше ее во всех отношениях.