ДЕВЯТЬ МИРОВ ОДИНИЧЕСКИХ МИСТЕРИЙ. Согласно скандинавской мифологии, мироздание состоит из девяти сфер. При посвящении в мистерии Одина инициируемый проходил последовательно девять пещер (или залов), соответствующих этим девяти сферам, а именно: 1. Асгард — верхние небеса, обитель богов-асов; 2. Альвхейм — нижние небеса, сфера света, обитель альвов; 3. Нифльхейм — горизонтальная проекция преисподней, расположенная на севере (или внизу — в вертикальной модели мироздания); 4. Йотунхейм — обитель великанов-йотунов, сфера хаоса, расположенная на востоке; 5. Мидгард — Срединный мир, обитель людей, которую обвивает мировой змей Йормунганд, он же «змей Мидгарда»; 6. Ванахейм — обитель богов-ванов, сфера плодородия; 7. Муспелльсхейм — сфера огня, расположенная на юге; 8. Свартальвхейм — подземная сфера, обитель темных альвов, иначе цвергов; 9. Хельхейм — преисподняя, распложенная в наинизшей точке мироздания. «Следует понимать, что все эти миры недоступны чувствам человека, за исключением Мидгарда, дома человеческих существ, но в процессе инициации душа кандидата, освобожденная от земной оболочки тайными силами жрецов, странствует среди обитателей восьми иномирных сфер» (М. Холл).
Шакалоголовый бог Анубис. Древнеегипетская фреска.
Миф символически описывает окружающую действительность на макро (космическом) уровне; сказка символически описывает окружающую действительность на микро (индивидуальном, социальном) уровне. А. Лосев определял миф как совпадение общей идеи и чувственного образа. Перенося это определение на сказку, мы можем позиционировать ее как совпадение чувственного образа и общей социальной идеи (сложившейся в данном социуме схемы отношений между его членами). Оба этих явления, миф и сказка, влияют на формирование, как у индивида, так и у социума образа жизни, позволяя определенным образом воспринимать, интерпретировать и проектировать окружающую действительность.
Эмблема божественного гнева — как правило, в сочетании с громом, а также символ плодородия. Молнию представляли оружием бога-громовержца, рукой или фаллосом верховного божества, ослепительным светом божественных очей (в индийской традиции молния — третий глаз Шивы). Молния одновременно олицетворяет стихию огня и воды, поскольку гроза есть дождь, сопровождаемый молнией и громом. Места, в которые ударяла молния, считались священными, а люди, пораженные молнией, — отмеченными божеством. В греческом мифе первое из двух рождений Диониса произошло благодаря (или вопреки) удару Зевсова Перуна, которым бог, сам того не желая, поразил Семелу.
У иудеев молния означает откровение Божье; ср.: «На третий день, при наступлении утра, были громы и молнии, и густое облако над горою [Синайскою], и трубный звук весьма сильный; и вострепетал весь народ, бывший в стане. И вывел Моисей народ из стана в сретение Богу, и стали у подошвы горы. Гора же Синай вся дымилась оттого, что Господь сошел на нее в огне; и восходил от нее дым, как дым из печи, и вся гора сильно колебалась; и звук трубный становился сильнее и сильнее. Моисей говорил, и Бог отвечал ему голосом» (Исх. 19:16–18). В Риме молния считалась предзнаменованием, на основании которого делалось заключение о благоприятном или неблагоприятном знамении; «добрая» молния била слева, с востока (римские прорицатели при гаданиях становились лицом на юг).
В ранней религиозной живописи молнию изображали в виде трезубца, стрелы или скипетра. В геральдике молния как эмблема практически не употреблялась до XVIII века — ее внедрению и распространению препятствовала церковь, полагавшая молнию «дьявольской искрой». С конца XVII — начала XVIII века появляются первые геральдические изображений молний — перуны, или веретенообразные пучки стрел в когтях орла. Изображения «электрического разряда», то есть зигзагообразной стреловидной линии, вошли в обиход в начале XIX столетия.
В революционной символике молния приобретает значение силы, поражающей врагов пролетариата (ср. использование образа молнии в художественных произведениях той поры — в частности, у М. Горького, В. Маяковского). В символике нацизма две молнии на эмблеме СС суть стилизованное изображение скандинавской руны, которая обозначала солнце, движение — и молнию.
См. также: ОГОНЬ.
Японский личный знак, который часто называют «японским гербом». В.В. Похлебкин писал о монах: «Они не гербы, но могут играть роль гербов. Они не эмблемы, но используют эмблематический материал. Они — выше обычных хозяйственных меток, но изображаются на доме, имуществе и даже могут удостоверять личность владельца. В то же время от гербов их резко отделяет то обстоятельство, что хотя мон и может передаваться в семье по наследству… но сами по себе, как знаки, моны не могут различаться по своему рангу».
Мон представляет собой черно-белое стилизованное изображение, заключенное в круг диаметром 4 сантиметра. Единственное исключение из черно-белого ряда — императорский мон: желтая хризантема. Как правило, в изображениях используются растительные мотивы, иногда встречаются стилизованные фигуры животных. Все фигуры располагаются симметрично, так что общая композиция мона складывается в орнамент.
Возникли моны в XII столетии как знаки родового имущества аристократии. В XIV веке право иметь моны было даровано самураям, два века спустя это право распространилось на дворян в целом, а с XVII столетия право на личный мон получили все японцы «с достатком»; XVIII в. даровал моны ремесленникам и крестьянам. После революций Мейдзи (1868 г.) каждый японец получил право завести семейный мон.
Моны не присваиваются за заслуги и не утверждаются официально. Они наследуются внутри семьи; если у японца по каким-либо причинам нет мона, никто не запретит ему создать это знак. Процесс создания знака мон замечательно описан Г. Гессе в «Игре в бисер»: «Покуда Кнехт с великим любопытством и не меньшим почтением смотрел на Старшего Брата, „тих и нем, как золотая рыбка“, тот достал из деревянного сосуда, похожего на колчан, набор палочек — высушенные стебли тысячелистника. Внимательно пересчитав их, он снова положил несколько палочек в колчан, одну отодвинул в сторону, а оставшиеся разделил на две равные части; держа половину в левой руке и доставая тонкими чувствительными пальцами правой несколько палочек из второй половины, он считал их и откладывал, покуда не осталось совсем немного палочек, которые он зажал между двумя пальцами левой руки. После этого ритуального счета, когда от половины осталось две-три палочки, он повторил ту же процедуру с другой половиной. Отсчитанные палочки он отложил, перебрал вновь обе половины, одну за другой пересчитал, снова взял оставшиеся между двух пальцев, все это проделывая с какой-то экономной, тихой быстротой, что выглядело как некая тайная, тысячу раз игранная и доведенная до виртуозности игра. Так он сыграл несколько раз, и в конце концов осталось три небольшие кучки палочек, по числу их он и определил знак, который нанес тоненькой кисточкой на листок бумаги. Затем весь сложный ритуал повторился, палочки делились на две небольшие кучки, их пересчитывали, несколько — откладывали, зажимали между пальцев, покуда в конце концов опять не остались три небольшие кучки и не был записан второй знак. В каком-то таинственном, ни разу не нарушенном ритме палочки, тихо постукивая друг о друга, передвигались, пританцовывая, меняли свои места, составляли кучки, их разделяли и вновь пересчитывали. В конце каждого тура пальцы записывали очередной знак, так что в результате положительные и отрицательные знаки стояли в шесть строчек друг над другом. После этого палочки были аккуратно собраны и вновь уложены в колчан. Сам же маг сидел на тростниковой циновке и долго молча рассматривал результат вопрошания оракула на своем листочке.
— Это знак Мон, — произнес он наконец. — Знак именуется: безумство молодости. Наверху гора, внизу вода, наверху Инь, внизу Кань. У подножия горы бьет источник, символ юности.
Толкование гласит:
Безумство юности удачливо.
Не я ищу юного безумца,
Юный безумец ищет меня.
На первый вопрос оракул ответит.
Докучать расспросами — это назойливо.
Назойливому я ничего не скажу.
Настойчивость благотворна».
Символ связи, соединения двух точек сакрального пространства, прежде всего земли и неба (в этом случае мост выступает как вариант мирового древа). В скандинавской традиции, например, известен радужный мост Бирпест, по которому в мир людей спускаются боги и по которому в мир богов поднимаются на конях валькирий павшие воины.
Также мост связывает между собой мир живых и загробный мир. В исламе душа после смерти переходит в загробный мир по мосту, которые тоньше волоса и скользкий, как лезвие ножа: грешники соскальзывают с этого моста и падают в преисподнюю, тогда как праведники успешно преодолевают последнее препятствие на пути к раю.
В более общем смысле мост символизирует переход из одного состояния в другое и как переход служит нейтральной территорией для встреч, любовных свиданий и пр. Согласно Р. Генону, латинское слово pontifex («понтифик» — верховный жрец) означает «строитель мостов», то есть тот, кто соединяет переправой два разделенных мира.
Семантику моста можно проследить по таким выражениям, как «сжигать за собой мосты», «строить (для кого-либо) золотой мост», «ослиный мост» (путь, на который вступают, невзирая на явную глупость этого поступка).
См. также: ПУТЬ, РАДУГА.
Музыка — олицетворение космической гармонии, выраженной в звуке (см.: ГОЛОС), сокровенное знание об устройстве мироздания, «изобретение богов» (Плутарх). Космическая музыка связывает воедино макро- и микрокосм — мироздание и человека, она пронизывает небесные сферы и управляет временем. «Ригведа» говорит о музыке вселенского закона, а одно из положений ранней индийской философии гласит: «Мудр тот, кто знает Атман как пятеричную песнь, из которой возникает все это. Земля, ветер, воздух, воды, небесные тела — это Атман, это пятеричная песнь. Все возникает из него. Все завершается в нем».