Энциклопедия внутренних путешествий. Путь психонавта — страница 7 из 26

Картография психики в глубинной психологии: интеграция подходов

Во время путешествий по незнакомым местам важно иметь хорошую карту, и внутренние путешествия в необычные реальности не исключение. К сожалению, картография психики, используемая современными традиционными психиатрами и психологами, до боли поверхностна и неадекватна. Она бесполезна в качестве проводника для глубоких самоисследований и на самом деле создает психонавтам серьезные трудности, поскольку считает перинатальные и трансперсональные переживания, имеющие огромное терапевтическое значение, продуктом патологического процесса.

Во время массовых независимых экспериментов 1960-х годов молодые психонавты, отправлявшиеся во внутренние путешествия, не имели дорожной карты для своих походов в таинственные, необычные реальности. Они походили на ранних исследователей, путешествовавших в неизвестные уголки нашей планеты и открывавших новые миры. На картах ранних путешественников были нанесены те места, где они уже бывали, и содержали обширные территории, помеченные: “HIC SUNT LEONES” («здесь львы»). Символ льва, дикого и опасного животного, использовался для обозначения всех тягот и трудностей, с которыми можно было столкнуться на еще не исследованных территориях: дикари, хищные животные, ядовитые растения и змеи. И, напротив, впереди их могли ожидать и приятные сюрпризы: дружелюбные и добрые жители, полезные растения и животные и потрясающе красивые пейзажи.

В данной главе мы будем изучать историю глубинной психологии и рассмотрим попытки создать карту человеческой психики. Мир психотерапии состоит из множества конкурирующих школ, имеющих важные разногласия по фундаментальным вопросам, связанным с данной задачей. Сюда относятся и вопросы о том, что такое измерения психики; каковы ее главные мотивационные силы; почему развиваются симптомы и что они означают; какие аспекты жизненного опыта клиентов играют ключевую роль в возникновении эмоциональных и психосоматических расстройств; и какие методы следует применять в работе с клиентами. Это справедливо не только для школ, исходящих из априорно разных взглядов (таких как бихевиоризм или психоанализ), но и для тех, кто изначально исходил из одного источника (подобно подходам, основанным ренегатами от психоанализа). Еще более глубокие противоречия можно обнаружить в понимании психики среди западных школ психологии и психотерапии и великими духовными философиями востока, такими как индуизм, буддизм, даосизм или суфизм.

Работа с холотропными состояниями сознания позволила внести ясность и простоту в безнадежный лабиринт западных школ психотерапии и создать всеобъемлющую картографию психики, как было описано в предыдущей главе, что обеспечило связь с духовными традициями востока. В данном разделе мы проследим развитие картографии человеческой психики с исторической точки зрения. Мы покажем, какие идеи основателей этих школ выдержали испытание временем и нашли подтверждение в открытиях холотропных исследований, а какие нуждаются в корректировке или замене.

Зигмунд Фрейд

Мы начнем рассказ о поиске карты человеческой психики с отца глубинной психологии – австрийского невролога Зигмунда Фрейда. Холотропные состояния играли важную роль в ранней истории психоанализа и психотерапии. В учебниках по психиатрии истоки глубинной психологии обычно восходят к сеансам гипноза с истерическими пациентами, проводившимися Жаном-Мартеном Шарко в больнице Сальпетриер в Париже, и исследованиям гипноза, которые проводили Ипполит Бернхайм и Амбруаз Огюст Льебо в Школе в Нанси. Зигмунд Фрейд посетил оба эти места во время своего путешествия во Францию и обучился технике введения в гипноз. По возвращении из Парижа он использовал ее в работе со своими клиентами.

Зигмунд Фрейд (1856–1939), австрийский невролог, основатель психоанализа и отец глубинной психологии.

Ранние идеи Фрейда были вдохновлены работой с пациенткой, которую он лечил совместно со своим другом Йозефом Брейером, пригласившего его в качестве консультанта-невролога для данного случая. Молодая женщина Берта Паппенгейм – в своих работах Фрейд называл ее Мисс Анна О. – страдала от сильных симптомов истерии. Во время терапевтических сеансов ей удалось войти в состояние аутогипнотического транса, во время которого она пережила спонтанные холотропные состояния сознания. У нее произошла регрессия в детство, и она повторно проживала детские травматические воспоминания, лежавшие в основе ее истерического расстройства. Это сопровождалось абреакцией – выражением сдерживаемых эмоций и блокированных физических энергий. Эти переживания оказались для нее очень полезными, и она называла их «чисткой трубы».

Сальпетриер, знаменитая больница-училище университета Сорбонны в Париже, где проводил свои эксперименты с истерическими пациентами Жан-Мартен Шарко.

Однако терапия Анны О. столкнулась с серьезными проблемами: у нее сформировался сильный перенос по отношению к Брейеру, она регулярно пыталась обнимать и целовать его. У нее появились симптомы истерической беременности («ложная беременность»), и она утверждала, что Брейер является отцом ребенка. Это привело к кризису в семье Брейера, и лечение пришлось прекратить. В своей совместной работе «Исследования по истерии» Фрейд и Брейер связывали происхождение истерии с психотравматическими ситуациями детства, прежде всего с инцестом, во время которых ребенок был не в состоянии выдавать адекватную эмоциональную и физическую реакцию. Это приводило к «эффекту закупорки» (“abgeklemmter Affekt”), который затем становился источником энергии для симптомов (Freud and Breuer, 1936).

Рисунок, изображающий Жан-Мартена Шарко (1825–1893), французского невролога и профессора патологической анатомии, демонстрирующего влияние гипноза на истерических пациентов.

Йозеф Брейер (1842–1925), австрийский врач и изобретатель «говорящего лекарства», пригласивший Зигмунда Фрейда в качестве консультанта для работы со своей пациенткой Бертой Паппенгейм.

Берта Паппенгейм (1859–1936), австро-еврейская феминистка и светская львица, известная как Анна О., сыгравшая заметную роль в истории психоанализа как пациентка Йозефа Брейера и Зигмунда Фрейда.

В качестве терапии истерии Фрейд и Брейер рекомендовали гипнотическую регрессию, повторное проживание лежащих в основе детских травм и эмоциональной и физической абреакции. Затем Фрейд и Брейер пошли каждый своим путем из-за теоретических и практических разногласий. Брейер следовал физиологической гипотезе и продолжал применять метод гипноза, Фрейд же оставил гипноз и заинтересовался психологическими механизмами. По мере того как идеи Фрейда обретали зрелость, он разработал ряд новых теорий и методов, которые назвал психоанализом.

Фрейд чувствовал нарастающий дискомфорт от необходимости тесно контактировать со своими пациентами и ушел от прямого эмоционального переживания в холотропном состоянии и «превращения бессознательного в сознательное» к использованию свободных ассоциаций в повседневном состоянии сознания. Фрейд почерпнул вдохновения на этот метод у Артемидороса Далдианского – древнего грека, использовавшего его для толкования снов своих клиентов. В то время как Артемидорос пользовался своими собственными свободными ассоциациями, Фрейд пришел к заключению, что более разумно пользоваться ассоциациями пациентов. Он также переместил акцент с сознательного перепроживания бессознательных психотравм и эмоциональных абреакций на работу с неврозом переноса и анализом переноса и с фактических травм на Эдиповы фантазии. Теперь, оглядываясь назад, становится понятно, что это были неудачные идеи, из-за которых психоанализ и западная психотерапия двигались в неверном направлении на протяжении последующих пятидесяти лет (Ross, 1989).

Используя метод свободных ассоциаций, Фрейд осуществил прорыв в исследованиях человеческой психики и заложил основания новой дисциплины – глубинной психологии. Многие его идеи обладают ценностью для психонавтов: он обнаружил существование сферы бессознательного и описал его динамику, определил основные механизмы развития психоневрозов и многих других эмоциональных расстройств, открыл младенческую сексуальность, описал явление переноса и контрпереноса. Он создал первую модель и картографию человеческой психики, хотя она и была ограничена постнатальной биографией и индивидуальным бессознательным.

Поскольку Фрейд в одиночку изучал территории психики, ранее неизвестные западной науке, понятно, что его взгляды постоянно менялись по мере того, как он сталкивался с новыми проблемами. Одно оставалось неизменным при всех этих переменах – неутомимое стремление Фрейда сделать психологию научной дисциплиной. Фрейд находился под глубоким влиянием своего учителя Эрнста Брюкке – основателя научного направления, известного под названием Медицинской школы Гельмгольца.

Как считал Брюкке, все биологические организмы являются сложными системами атомов, которые подчинены строгим законам, в особенности принципу сохранения энергии. Конечной целью и идеалом этого направления было внедрение принципов ньютоновского научного мышления в другие области науки. Именно в духе учений школы Гельмгольца Фрейд дал свое описание физиологических процессов в соответствии с законами Ньютона. Четыре основополагающих принципа психоаналитического подхода – динамический, экономический, топографический и генетический – это точные аналоги основных концепций физики по Ньютону.

Таким образом, Оно, Эго и Суперэго имеют свойства ньютоновских объектов – они сталкиваются, выталкивая друг друга, и там, где находится один из них, другие быть не могут. Энергия либидо протекает по организму подобно движению в гидравлической системе, зачастую закупориваясь и приводя к застою.

Наиболее важный вклад Фрейда в науку можно подразделить на три тематические категории: теорию инстинктов, модель психического аппарата, принципы и методы психоаналитической терапии. Вообще говоря, Фрейд считал, что психологическая жизнь человека начинается после рождения; он называл новорожденного tabula rasa («чистая доска»). Решающее значение в динамике психических процессов Фрейд придавал инстинктивным влечениям, в которых видел силы, соединяющие психику и соматику. В ранние годы разработки психоанализа он выдвинул предположение об исходном дуализме полового влечения (либидо) и несексуальных инстинктов Эго, связанных с самосохранением. Он считал, что именно психические конфликты, возникающие в результате столкновения этих инстинктов, являются причинами психоневрозов и ряда других психологических явлений. Из двух инстинктов Фрейд отдавал предпочтение либидо, уделяя ему больше внимания.

Фрейд обнаружил, что истоки сексуальности лежат не в пубертатном периоде, но в раннем детстве, и сформулировал теорию сексуального развития. По его мнению, психосексуальная деятельность начинается в период кормления грудью, когда рот младенца становится эрогенной зоной (оральная фаза). С приучением к туалету основное внимание перемещается вначале на ощущения, связанные с дефекацией (анальная фаза), а позднее на ощущения, связанные с мочеиспусканием (уретральная фаза). Наконец, примерно в возрасте четырех лет эти догенитальные частные влечения объединяются, начинает преобладать интерес к половым органам, т. е. к пенису или клитору (фаллическая фаза).

Тогда же развивается комплекс Эдипа (или Электры у девочек), суть которого заключается в преимущественно положительном отношении к родителю противоположного пола и агрессивном поведении по отношению к родителю того же пола. В это время, по мнению Фрейда, решающую роль играет переоценка пениса и комплекс кастрации. Мальчик расстается с эдиповыми тенденциями из-за страха кастрации. Девочка, первоначально привязанная к матери, переносит свою любовь на отца, потому что она разочарована «кастрированной» матерью и надеется получить от отца пенис или ребенка.

Чрезмерное увлечение эротической активностью или, наоборот, мешающие ей фрустрация, конфликты или травмы могут вызвать задержку развития либидо на какой-то стадии. Такая задержка, при неспособности разрешить эдипову ситуацию, становится причиной психоневрозов, сексуальных извращений и других форм психопатологии. Фрейд и его последователи разработали подробную динамичную систему, в которой различные эмоциональные и психосоматические расстройства соотнесены со специфическими особенностями развития либидо и созревания Эго (Fenichel, 1945). Фрейд также установил, что затруднения в межличностном общении напрямую связаны с индивидуальной эволюцией от младенческой стадии первичного нарциссизма, характеризующейся любовью к самому себе, до дифференцированного отношения к объектам, когда либидо переносится на других.

В своих ранних изысканиях факторов, управляющих психикой, Фрейд большое внимание уделял принципу удовольствия – врожденной склонности искать удовольствия и избегать боли. Боль и расстройства он связывал с избытком нервных раздражителей, а удовольствие – с разрядкой напряжения и уменьшением возбуждения. Противоположностью принципа удовольствия явился принцип реальности – приобретенная функция, отражающая требования внешнего мира и обусловливающая задержку или отсрочку немедленного удовольствия (фрустрация отсрочкой). В более поздних исследованиях Фрейду становилось все труднее согласовывать клинические данные с той исключительной ролью, которую он отводил принципу удовольствия в психологических процессах.

Он понял, что во многих случаях агрессивные побуждения не служат цели самосохранения и поэтому не могут быть отнесены к инстинктам Эго. Это было совершенно очевидно в случаях склонности к саморазрушению у некоторых больных, страдающих депрессией, а также в случаях самоубийства и членовредительства, наблюдавшихся при определенных психических расстройствах, периодического стремления к саморазрушительному поведению. Для этих явлений Фрейд прибег к термину «за пределами принципа удовольствия».

В результате Фрейд решил выделить агрессивность как отдельный инстинкт с источником в скелетных мышцах, целью которого является разрушение. Это добавило последний штрих к совершенно отрицательному образу человеческой натуры у психоаналитиков. Согласно этой точке зрения, психика не только управляется низкими инстинктами, но и содержит стремление к разрушению как необходимый и внутренне присущий ей элемент. Вспомним, что в ранних работах Фрейда агрессивность рассматривалась как реакция на фрустрацию и подавление полового влечения. В поздних работах он выдвинул предположение о существовании двух категорий инстинктов: тех, что служат цели сохранения жизни (Eros) – сексуальный инстинкт, и тех, что противодействуют жизни и стремятся вернуть ее в неорганическое состояние (Thanatos) – инстинкт смерти.

Размышления Фрейда об инстинкте смерти подытожены в его последней большой книге «Очерк психоанализа». В этой работе основополагающая дихотомия двух могущественных сил – инстинкта любви (Эроса) и инстинкта смерти (Танатоса) стала краеугольным камнем представлений о психических процессах и расстройствах. У новорожденных Эрос играет преобладающую роль, роль же Танатоса незначительна. В ходе жизни сила Танатоса растет, и к концу жизни она уничтожает организм и возвращает его неорганическое состояние (Freud, 1964).

Концепция Танатоса помогла Фрейду понять проблему садизма. Он видел в нем попытку направить Танатос на другой объект, вместо того чтобы стать его жертвой. Однако ему не удалось найти удовлетворительного ответа на проблему садомазохизма, с его тесной взаимосвязью между сексом и агрессией и связью между потребностью как доставлять, так и испытывать боль. Образ психики как поля боя двух противоборствующих сил – Эроса и Танатоса – стал основной концепцией на протяжении последних лет его жизни.

Такой крутой пересмотр психоаналитической теории не вызвал большого энтузиазма среди его последователей. Статистические исследования, проведенные Бруно, показали, что только 6 % фрейдистов приняли эти идеи Фрейда. Эта версия психоанализа так и не была принята в традиционную психоаналитическую систему (Brun, 1953). Даже рьяные последователи Фрейда были весьма критичны по поводу его поздних взглядов: они считали, что его наблюдения в области секса были блестящи. Когда же он начал писать о смерти, его идеи были искажены личными проблемами. Он потерял слишком много родственников, был потрясен количеством погибших во время Первой мировой и невероятно страдал из-за плохо подогнанного протеза, который носил в течение шестнадцати лет после того, как челюстная резекция в результате остеокластомы привела к увечью. К концу жизни у него развился рак языка, и он положил конец своим страданиям, попросив врача об эвтаназии путем передозировки морфия.

Ранняя топографическая теория ума, описанная Фрейдом в начале столетия в работе «Толкование сновидений» (Freud, 1953), разрабатывалась на основе анализа снов, динамики психоневротических симптомов и психопатологии повседневной жизни. Речь в ней идет о трех областях психики, различающихся по взаимоотношениям с сознанием – это бессознательная, подсознательная и сознательная области.

Бессознательное содержит психическое отображение инстинктивных влечений, которые когда-то были сознательными, но неприемлемыми, а потому были изгнаны из сознания и подавлены. Вся деятельность бессознательного состоит в том, чтобы следовать принципу удовольствия – стремиться к разрядке и осуществлению желаний. С этой целью оно использует первично-процессуальное мышление, которое игнорирует логические связи, не имеет представления о времени, не ведает о негативных явлениях и легко позволяет сосуществовать противоречиям. Своей цели оно пытается достичь при помощи таких механизмов, как конденсация, замещение и символизация.

В конце концов Фрейд заменил концепцию системного сознания и системного бессознательного знаменитой моделью динамического взаимодействия трех структурных компонентов психики: Оно, Эго и Суперэго. Здесь Оно (подсознание) представляет собой изначальный резервуар инстинктивных энергий, чуждых Эго и управляемых первичным процессом. Эго сохраняет первоначальную близость с сознанием и управляет восприятием внешнего мира и реакциями на него. Суперэго – самый молодой структурный компонент ума, возникающий после разрешения эдипова комплекса. Один из его аспектов представляет интроекцию родительских запретов, закрепленных комплексом кастрации; это – совесть или «даймон». Другой аспект – это то, что Фрейд называл Идеальным Эго, отражающий положительную идентификацию с родителями или их заместителями.

Фрейд указывал также на один из аспектов Суперэго, варварство и жестокость которого безошибочно имеет корни в Оно. Именно Суперэго он считал ответственным за склонность к чрезмерному самонаказанию и самоуничтожению, наблюдаемую у некоторых психиатрических больных. В более поздних разработках теории Фрейда главное внимание уделено той роли, которую играют в развитии Эго влечения и объективные привязанности, сформировавшиеся в доэдипов период. В этих догенитальных предшественниках Суперэго воплощены проекции садистских побуждений ребенка и его примитивные представления о справедливости, основанной на возмездии. Данные черты детской психики были подтверждены Мелани Кляйн, использовавшей песочницу как терапевтический инструмент. Однако исследования предполагают, что те жестокие побуждения, которые Кляйн обнаружила в детской игре, как мы увидим, также могут иметь перинатальные корни.

В целом практика психоаналитической терапии отражает картезианскую дихотомию ума и тела. Прямое отражение этого обнаруживается в исключительном внимании психоаналитиков-практиков к психическим процессам – не предусматривается прямого физического вмешательства. На любой телесный контакт с пациентом наложено фактически строгое табу. Некоторые из психоаналитиков даже воздерживаются от рукопожатия из опасения, что это может иметь опасность для динамики переноса/контрпереноса. Интенсивная эмоциональная выразительность и физическая активность считались «проигрыванием» и рассматривались как помеха в терапевтическом процессе.

Обзор базовых концепций классического психоанализа и его теоретических и практических характеристик дает нам основание для оценки вклада Фрейда в свете данных глубинной эмпирической психотерапии – в частности, исследований при помощи холотропных состояний сознания. Вообще говоря, психоанализ является почти идеальной концептуальной системой – до тех пор пока сеансы сосредоточиваются на биографическом уровне бессознательного. Психосексуальная динамика и фундаментальные конфликты человеческой психики – в том виде, в каком их описывал Фрейд, – необыкновенно ясно проявляются даже при работе с наивными людьми, которые никогда не имели дела с психоанализом, не читали психоаналитических книг и не подвергались ни открытому, ни скрытому внушению каких-либо идей.

Они переживают опыт регрессии в детство и даже раннее младенчество, возвращаются к психосексуальным травмам и сложным ощущениям, связанным с младенческой сексуальностью, сталкиваются с энергетическими конфликтами в различных эрогенных зонах. Им приходится прорабатывать фундаментальные психологические проблемы, описанные в психоанализе, – например, комплекс Эдипа или Электры, травму отнятия от груди, страх кастрации, зависть по поводу пениса и конфликты приучения к туалету. Работа с холотропными состояниями подтверждает также наблюдения Фрейда относительно биологических корней психоневрозов и психосоматических расстройств, их специфические связи с эрогенными зонами и стадиями развития Эго.

Для объяснения некоторых важных аспектов биографического уровня бессознательного концептуальную систему Фрейда следует модифицировать двумя значительными поправками. Первая – это концепция динамических управляющих систем в психике, которые организуют эмоционально близкие воспоминания; я назвал их «системами конденсированного опыта», СКО. Вторая поправка связана с огромным значением физических травм (операций, болезней или повреждений), которые фрейдовской психологией не признаются. Воспоминания их играют важную роль в развитии различных эмоциональных и психосоматических симптомов и сами по себе, и в качестве связующего звена при переходе к соответствующим элементам перинатального уровня. Мы обсуждали эти отличия ранее.

Впрочем, эти небольшие проблемы легко поддаются коррекции. Фундаментальная ошибка психоанализа состоит в том, что главное внимание направляется на биологические события и индивидуальное бессознательное. Делается попытка распространить данные, полученные в одной поверхностной и очень узкой полосе сознания, на другие уровни сознания и на человеческую психику вообще. Это делает психоанализ по большому счету бесполезным как концептуальную систему для работы с холотропными состояниями сознания, такими как психоделическая терапия, холотропное дыхание и поддержка тех, кто проходит психодуховный кризис. Для работы с подобными состояниями требуется знание перинатального и трансперсонального уровней психики.

Будучи ограниченным послеродовой биографией, психоанализ дает поверхностное и неадекватное понимание психопатологии. Как считал Фрейд, этиологию и динамику эмоциональных расстройств можно почти целиком объяснить исходя из последовательности послеродовых событии.

Как обсуждалось ранее, эмпирические методы терапии принесли ошеломительные результаты, показав, что детские психотравмы не являются первичными патогенными причинами эмоциональных и психосоматических расстройств. Они представляют поверхностные уровни, наложенные на эмоции, физические энергии и содержимое более глубоких уровней психики. Симптомы эмоциональных и психосоматических расстройств имеют сложную многоуровневую и многомерную динамическую структуру (системы СКО). Биографические слои представляют лишь один компонент этой сложной системы; важные истоки проблемы, как правило, уходят к перинатальному и трансперсональному уровням.

Включение перинатального уровня в картографию бессознательного имеет далеко идущие последствия для психоаналитической теории, проясняет многие из ее проблем, причем рассмотрение их переходит в совсем другую плоскость. Перенос акцента с зависящей от биографии сексуальной динамики на динамику базовых перинатальных матриц (БПМ) вполне возможен без отказа от большей части данных, полученных в психоанализе, вследствие сходства между паттерном полового оргазма и оргазма биологического рождения и одновременной активации всех эрогенных зон (оральной, анальной, уретральной и фаллической) во время деторождения.

Знание перинатальной динамики и ее включение в картографию бессознательного обеспечивает простую, изящную и действенную модель для объяснения многих явлений, которые были загадкой для теоретических рассуждений Фрейда и его последователей. В области психопатологии они не сумели дать удовлетворительного объяснения садомазохизму, членовредительству, садистскому убийству и самоубийству. Не удалось решить проблему жестокой части Суперэго, которая представляется производной Оно.

Концепция женской сексуальности и вообще женского начала, как ее понимал Фрейд, является, безусловно, самым слабым местом психоанализа и граничит со смехотворной глупостью. В ней недостает подлинного понимания женской психики и принципа всего женского, а женщина как таковая рассматривается как кастрированный мужчина. К тому же психоанализ дает лишь поверхностные и неубедительные интерпретации всего спектра явлений, наблюдаемых у психиатрических пациентов.

Фрейд не сумел признать важность перинатальной динамики и превратно толковал трансперсональные переживания, сводя их к базовым биологическим фактам. По этой причине он не смог найти убедительного объяснения таким антропологическим и историческим явлениям, как шаманизм, ритуалы перехода, визионерский опыт, мистериальные религии, мистические традиции.

Фрейд определил религию как обсессивно-компульсивный невроз человечества, а обсессивно-компульсивный невроз как личная религия оказывался совершенно неверным, сводя проблему религии к ритуалу (Freud, 1907). Источником всех религий является трансперсональный опыт их основателей, пророков и ранних последователей. Ритуалы были бы пустыми и бессмысленными вне связи с визионерским опытом. Столь же проблематичной оказалась и попытка Фрейда объяснить религию как следствие чувства вины молодых особей, восставших на собственного отца – доминантного тираничного самца в первобытной стае, – которого они умертвили и съели (Freud, 1989). Непонимание Фрейдом духовности и религии – одна из основных причин, по которой психоанализ не представляет особой ценности для психонавтики, в которой духовный поиск играет центральную роль.

Попытки Фрейда использовать психоанализ для объяснения общественно-политических событий были также далеки от правдоподобных прозрений в отношении таких явлений, как войны, геноцид и вооруженные восстания. Как мы увидим в одном из дальнейших разделов этой книги, ни одно из этих явлений нельзя понять правильно без использования концепций перинатального (и трансперсонального) уровня психики. Следует также упомянуть о недостаточной эффективности психоанализа как терапевтической процедуры, что является одним из серьезных недостатков этой изящной в прочих отношениях теории.

Однако в ряде случаев гениальность Фрейда подводила его совсем близко к осознанию перинатального уровня бессознательного. Не раз он рассуждал о некоторых основных элементах этого уровня, а многие его формулировки касаются (пусть и неявно) проблем, тесно связанных с процессом смерти-возрождения. Фрейд первым высказался о том, что витальная тревога, ассоциируемая с родовой травмой, может служить скрытым источником и прототипом всех будущих тревог. Однако он не стал разрабатывать эту увлекательную идею дальше и не включил ее в психоанализ.

Впоследствии он даже выступил против идей своего ученика Отто Ранка, опубликовавшего работу (Rank, 1929), в которой психоанализ коренным образом пересматривался на основе огромной значимости родовой травмы – решающего события в жизни человека. В трудах Фрейда и его последователей проводится на редкость четкое разграничение между интерпретацией и оценкой пренатальных, перинатальных и постнатальных событий. В отличие от информации о послеродовом периоде, которая обычно считалась возможным отражением фактически имевших место событий, материал свободных ассоциаций или сновидений, связанный с рождением или внутриутробной жизнью, постоянно назывался «фантазиями». Отошли от этого правила только Отто Ранк, Нандор Фодор и Литарт Пирболт, признавшие и действительно понявшие перинатальную и пренатальную психическую динамику (Rank, 1929, Fodor, 1949, Peerbolte, 1975).

Разработки Фрейда в отношении психологической важности смерти были замечательны. В его ранних работах и в работах представителей классического и ортодоксального психоанализа смерть не представлена в бессознательном. Страх смерти они объясняют то боязнью кастрации, то опасением потерять самоконтроль, то страхом перед мощным сексуальным оргазмом, то желанием смерти другого человека, которое Суперэго неумолимо обращает на самого желающего. Фрейд не был вполне удовлетворен своим тезисом о том, что Оно не знает смерти, и ему все труднее становилось отрицать значимость смерти для психологии и психопатологии.

В последних работах он ввел в свою теорию инстинкт смерти Танатос – в качестве противовеса Эросу, или либидо, – инстинкт столь же значимый, как и сам Эрос. Подход Фрейда к смерти неточен в изображении той роли, которую она играет в перинатальной динамике; он был очень далек от понимания того, что в контексте смерти-возрождения смерть, секс и рождение образуют нерасторжимую триаду, что они тесно связаны со смертью Эго. Весьма поучительным, однако, оказалось признание Фрейдом психологического значения смерти – здесь, как и во многом другом, он далеко опередил своих последователей.

Модель, включающая перинатальную динамику, обладает серьезными преимуществами. Она не только дает более верную и всестороннюю интерпретацию многих психопатологических явлений и их динамического взаимодействия, но связывает их логическим и естественным образом с анатомическими, физиологическими и биохимическими аспектами процесса рождения. Выше я подробно покажу, как можно легко объяснить феномен садомазохизма на основе феноменологии БПМ-3 с ее тесными связями секса, боли и агрессии.

Смесь сексуальности, агрессивности, тревоги и скатологии, являющаяся еще одной важной характеристикой третьей перинатальной матрицы, составляет естественный контекст для выяснения причин других сексуальных извращений и нарушений. На этом уровне сексуальность и страх выступают как две стороны одного и того же процесса, и ни одну из них нельзя объяснить за счет другой. Это представляет в новом свете неудавшиеся попытки Фрейда объяснить страх подавлением либидо, а подавление, в свою очередь, страхом и другими негативными эмоциями.

Для БПМ-3 также свойственно формирование чрезвычайно большого количества различных инстинктивных импульсов с одновременной блокировкой внешней двигательной реакции любого рода в контексте крайне тяжелых и болезненных ситуаций, представляющих угрозу для жизни. В этом видится естественный базис для глубочайших корней фрейдовского Суперэго – жестокого, грубого и примитивного. Его связь с болью, мазохизмом, членовредительством, насилием и самоубийством (смертью Эго) вполне ясна и не оставляет никаких загадок и тайн, если ее рассматривать как интроекцию беспощадного воздействия родового канала.

В контексте перинатальной динамики понятие dentate vagina (женских гениталий, способных убить или кастрировать) – которое Фрейд считал продуктом примитивной младенческой фантазии – становится реалистичным представлением, основанным на конкретных воспоминаниях. В ходе родов бесчисленное количество детей было убито или сильно травмировано этим потенциально смертоносным органом. Связь «зубастого влагалища» (dentate vagina) со страхом кастрации вполне ясна, если проследить возникновение этого страха до его настоящего источника – до памяти о перерезании пуповины.

Тогда понятен парадоксальный страх кастрации, который имеется у обоих полов, а также тот факт, что в свободных ассоциациях пациенты психоанализа отождествляют кастрацию со смертью, разлукой, уничтожением и потерей дыхания. Значит, образ зубастого влагалища представляет собой обобщение, основанное на правильном восприятии. Неадекватна форма обобщения, а не само восприятие.

Признание перинатального уровня бессознательного устраняет серьезный логический пробел в психоаналитической концепции, вообще говоря, непонятный, если учесть высокий интеллектуальный уровень представителей психоаналитического направления. По мнению самого Фрейда, его последователей и вдохновленных им теоретиков, самые ранние события, происходящие на этапе орального периода жизни новорожденного, будут оказывать глубокое воздействие на последующее психологическое развитие. Это признано всеми даже в отношении тонких влияний.

Так, Гарри С. Салливэн считал, что младенец различает такие эмпирические нюансы в оральной эрогенной зоне, как «хороший», «плохой» и «неправильный» сосок. «Хороший сосок» дает молоко, и мать проявляет любовь; «плохой сосок» дает молоко, но мать отвергает либо испытывает беспокойство; «неправильный сосок», такой как большой палец стопы младенца, не дает молока. То, с каким соском имеет дело младенец, может оказать глубокое воздействие на всю его жизнь (Sullivan, 1953). Как тогда тот же самый организм, ценитель сосков, мог несколькими днями или неделями раньше пропустить и не запомнить экстремальные условия родов: опасную для жизни гипоксию, предельное механическое сдавливание, мучительную боль и целый спектр других аварийных сигналов смертельной опасности?

По данным психоделической терапии, различные биологические и психологические нюансы кормления грудью имеют очень большое значение. А, как можно понять из вышесказанного, значимость родовой травмы на несколько порядков выше. Прежде чем почувствовать голод или холод, заметить отсутствие матери или различить оттенки кормления, ребенок должен быть уверен в снабжении легких кислородом, без которого ему не жить.

Рождение и смерть – события фундаментальной значимости, определяющие весь остальной опыт. Это альфа и омега человеческого существования; психологическая система, которая их не учитывает, будет поверхностной, неполной и ограниченной. Психоанализ также неприменим ко многим областям психотических переживаний – например, при рассмотрении антропологических данных, явлений парапсихологии и сложной социальной психопатологии (войн, революций, тоталитаризма и геноцида). Любой серьезный подход ко всем этим явлениям требует знания перинатальной и трансперсональной динамики, а потому явно недостижим для классического фрейдовского анализа.

Такое описание психоанализа может не удовлетворить нынешних его сторонников, поскольку, ограничиваясь классическими концепциями Фрейда, они не учитывают последних достижений в этой области. Поэтому здесь уместно коснуться теории и практики эго-психологии. Исходные ее принципы можно найти в трудах 3. Фрейда и Анны Фрейд. В истекшие четыре десятилетия ее разрабатывали Хайнц Хартман, Эрнст Крис, Рудольф Левенштейн, Рене Спитц, Мэргерит Малер, Эдит Джекобсон, Отто Кернберг, Хайнц Кохут и другие.

Среди главных теоретических изменений, внесенных в психоанализ, следует выделить подробную разработку концепции объектных отношений, признание их главенствующей роли в развитии личности и акцент на проблемах человеческой адаптации. Дополнительные важные понятия, разрабатывавшиеся эго-психологией – свободные от конфликтности зоны психики, врожденный аппарат Эго, усредненная прогнозируемая среда.

Эго-психология значительно расширяет круг психоаналитических интересов, включая в него нормальное развитие человека, с одной стороны, и тяжелую психопатологию, с другой. Эти изменения в теории нашли свое отражение в терапевтических методах. Технические нововведения – выстраивание Эго, смягчение побуждений, коррекция искажения и структуры – позволили распространить психотерапевтическую работу на пациентов с неустойчивой силой Эго и пограничной психотической симптоматикой.

Как бы ни были важны эти разработки для психоанализа, они, подобно классическим концепциям Фрейда, резко ограничены узкой биографической ориентацией. Поскольку в них не учитываются перинатальный и трансперсональный уровни психики, они не в состоянии дать полного понимания психопатологии – вместо этого происходит лишь совершенствование понятий, относящихся к одному слою психики, которого, конечно, недостаточно для ее полного понимания. Многие пограничные и психотические состояния уходят корнями в негативные аспекты перинатальных матриц или в трансперсональную сферу.

Кроме того, эго-психология не способна ни воспринять, ни использовать мощные механизмы самоисцеления и самоизменения личности, задействовать которые можно через переживательный доступ к трансиндивидуальным сферам психики. В свете терапевтических стратегий, которые излагаются в настоящей энциклопедии, главной проблемой является не защита и выстраивание Эго при помощи изощренных вербальных приемов, а создание опорной структуры, в рамках которой можно выйти за его пределы через переживания. Переживание смерти Эго и последующий опыт единения (а природа того и другого – симбиотически-биологическая и трансцендентальная) становятся источником новой силы и новой самоидентичности. Эго-психология так же далека от осознания подобных концепций и механизмов – а также их применения в терапии, – как и классический анализ Фрейда.

Знаменитые ренегаты

Альфред Адлер

В динамике неврозов индивидуальная психология Адлера огромную долю внимания уделяет «чувству неадекватности» и «конституциональной неполноценности» некоторых органов или систем органов и тенденции к ее преодолению. Стремление к превосходству и успеху имеет строго объективный паттерн. Оно основано на представлении человека о самом себе и на самоуважении, а методы, используемые для достижения цели, отражают условия его жизни, в особенности биологические задатки и окружение в раннем детстве. Выдвинутая Адлером концепция неполноценности шире, чем это кажется на первый взгляд; среди прочих составляющих она включает неуверенность и страх. И, соответственно, стремление к превосходству в конечном счете является стремлением к совершенству и законченности, предполагает оно и поиски смысла жизни.

Альфред Адлер (1870–1937), австрийский врач и психотерапевт, основатель школы индивидуальной психологии.

Более глубоким, скрытым чувством, стоящим за комплексом неполноценности, является воспоминание о детской беспомощности, а в его основе – бессилие перед неотвратимой смертью. При помощи механизма гиперкомпенсации комплекс неполноценности может породить превосходную исполнительность, а в крайних случаях даже гениальность. Любимым примером Адлера был Демосфен – страдающий заиканием и тиком мальчик, который стал знаменитейшим оратором всех времен. В менее удачных случаях этот механизм будет вызывать невроз.

Индивидуальная психология Альфреда Адлера оставалась ограниченной биографическим уровнем, подобно психоанализу Фрейда, но фокус ее внимания отличался. В противоположность детерминистскому акценту Фрейда, подход Адлера был явно телеологическим и финалистским. Фрейд исследовал исторические и причинные аспекты патогенеза неврозов и прочих психических феноменов, в то время как Адлера интересовали назначение и конечная цель. По его мнению, направляющим принципом любого невроза является вымышленная цель стать «цельным человеком».

В отличие от фрейдистских представлений о человеке как фрагментарном существе, поведение которого определяется его прошлым, концепция Адлера изображает органичную, сильную личность, цель которой состоит в самореализации и выживании рода.

Адлер считал, что сексуальные импульсы и склонности к всевозможным сексуальным извращениям, подчеркиваемые Фрейдом, являются лишь вторичными выражениями этого ведущего принципа. Преобладание сексуального материала в фантазиях невротика – это лишь жаргон, своего рода modus dicendi, выражающий стремление к мужской цели. Это устремленность к превосходству, целостности и совершенству и отражает глубокую потребность в компенсации всепроникающего чувства неполноценности и неадекватности.

В своей терапевтической практике Адлер уделял большое внимание активной роли врача. Он разъяснял пациенту общественные законы, анализировал его цели и образ жизни, предлагал конкретные изменения, подбадривал, внушал надежду, восстанавливал уверенность в себе, помогал осознать свои силы и способности. Главное для успешного восстановления пациента он видел в том, чтобы его понимал терапевт; проникновение в свои собственные мотивы, намерения и цели не являлось необходимым условием терапевтических изменений. Фрейдовскую концепцию переноса Адлер считал ошибочной и вводящей в заблуждение, видел в ней дополнительное препятствие на пути к излечению. Он подчеркивал, что врач должен быть приветливым, надежным, заслуживающим доверия и постоянно заинтересованным в благополучии пациента.

Данные, полученные при работе с ЛСД и в других эмпирических подходах, по-новому высветили теоретические разногласия между Адлером и Фрейдом. В основном расхождение базируется на ошибочной уверенности в том, что сложную совокупность психических процессов можно свести к нескольким простым основополагающим принципам. Человеческий разум настолько сложен, что можно создавать множество теорий, каждая из которых будет логичной, последовательной и отражающей некоторые серьезные данные, но в то же время эти теории окажутся несовместимыми и фактически противоречивыми.

Конкретнее, расхождение между психоанализом и индивидуальной психологией отражает непонимание того, что сознание имеет несколько уровней. В этом смысле обе системы несовершенны и поверхностны, так как обе работают исключительно на биографическом уровне и не признают перинатальную и трансперсональную сферы. Поэтому проекции различных элементов из этих упущенных областей психики появляются в обеих системах в искаженной и неясной форме.

Противоречие между акцентами на сексуальном влечении или на воле к власти и мужском протесте кажется серьезным и непримиримым только до тех пор, пока представления о психике ограничиваются биографическим уровнем и исключают динамику перинатальных матриц. Как уже говорилось, сильное сексуальное возбуждение (включая оральный, анальный, уретральный и генитальный компоненты) и чувство беспомощности, чередующееся с попытками агрессивного самоутверждения, представляют неотъемлемые составляющие динамики БПМ – III. Хотя в процессе смерти-возрождения в перинатальном развертывании может наблюдаться временное усиление сексуального аспекта или аспекта власти, они неразрывно связаны.

Богатым источником иллюстраций и примеров для многих из этих вопросов является книга «Сексуальный профиль влиятельных мужчин» (Janus, Bess & Saltus, 1977). Исследование построено на результатах опросов «девушек по вызову» высшего класса с Восточного побережья США (общая длительность бесед составила более семисот часов). В отличие от многих других, авторы интересовались не личностями проституток, а склонностями и привычками их клиентов, среди которых были многие выдающиеся представители американской политики, бизнеса, правосудия и юстиции.

В беседах выяснилось, что лишь незначительному меньшинству нужны были обычные половые акты, но почти всех интересовали различные эротические отклонения (вычурный секс): обычным требованием, например, было связывание, побои и другие виды пыток. Некоторые клиенты изъявили желание заплатить высокую цену за разыгрывание сложных садомазохистских сцен, вроде той, где американского летчика, схваченного в нацистской Германии, подвергают изощренным пыткам развратные сотрудницы гестапо.

Часто заказывались и высоко оплачивались «золотой» и «коричневый душ» – мочеиспускание и испражнение на клиента во время сексуального акта. Сразу после оргазма многие из этих весьма степенных и влиятельных мужчин возвращались в младенческое состояние, желали лежать на руках и сосать грудь проститутки – поведение, резко контрастирующее с впечатлением, которое они пытаются производить публично.

Сами авторы предлагают строго биографическое и фрейдистское объяснение, соотнося пытки с родительским наказанием, «золотой» и «коричневый душ» с проблемами приучения к туалету, кормление с фиксацией на матери и т. д., однако при более близком рассмотрении обнаруживается, что высокопоставленные клиенты скорее воплощали классические перинатальные темы, чем постнатальные события детства. Сочетание телесного принуждения, боли и мучений, сексуального возбуждения, скатологического влечения с последующей регрессией орального поведения несомненно указывает на активизацию БПМ-3 и БПМ-4.

Выводы Ожейнеса, Бэсса и Салтуса заслуживают особого внимания. Они призвали американскую общественность не ожидать от своих политиков и других видных фигур образцового поведения в области секса. В свете их исследований избыточные сексуальные влечения и тяга к отклонениям неразрывно связаны с крайней степенью честолюбия, необходимой для успеха общественной фигуры в нынешнем обществе.

Так что не следует удивляться скандалам в высшем обществе и политических кругах, таким как дело Джона Профумо, военного министра, с Кристин Килер, которое потрясло британский парламент и дискредитировало партию консерваторов; эскападам Тэд Кеннеди, лишившим его шансов стать президентом; обнаженным вечеринкам с купанием Джона Кеннеди и сексуальным проделкам, угрожавшим национальной безопасности; многочисленным сексуальным скандалам Энтони Вайнера; сексуальной экстравагантности Билла Клинтона, парализовавшей правительство США на много месяцев.

Глубокие корни сексопатологии обнаруживаются в третьей перинатальной матрице, где сильный подъем либидо ассоциируется со смертельным страхом, болью, агрессией и столкновением с биологическими отходами. Ощущения неполноценности, неадекватности и недостаточного самоуважения можно найти за рамками биологической обусловленности раннего детства – в беспомощном и смертельно опасном состоянии рождения. Таким образом, в силу недостаточной глубины своих подходов Фрейд и Адлер избирательно выделяли только одну из двух категорий психологических сил, которые на более глубоком уровне составляют две стороны одного и того же процесса.

Осознание смерти – этой ключевой темы перинатального процесса – оказало сильное воздействие на мышление обоих исследователей. Фрейд в своих окончательных теоретических построениях постулировал существование инстинкта смерти, который является решающей силой в психике. Ориентация на биологические факторы помешала ему увидеть возможность психологической трансценденции смерти, и он создал мрачный, пессимистичный образ человеческого существования. Тема смерти играла важную роль и в его личной жизни – он страдал танатофобией в тяжелой форме.

На жизнь и работу Адлера проблема смерти тоже оказала очень сильное влияние. В невозможности предотвратить или контролировать смерть он видел глубинную основу чувства неполноценности. В этой связи интересно, что Адлер знал: его собственное решение стать врачом – представителем профессии, которая пытается победить смерть, – было вызвано тем, что он чуть не умер в возрасте пяти лет. Вероятно, этот же фактор стал той призмой, в которой сфокусировались его теоретические воззрения.

С точки зрения наблюдений, полученных в глубинной эмпирической терапии, целеустремленность в достижении внешних целей и упорное желание добиться успеха в жизни не имеют большого значения для преодоления чувства неполноценности и недостатка самоуважения, каков бы ни был практический результат этих устремлений. От чувства неполноценности нельзя избавиться, мобилизовав все силы на его сверхкомпенсацию, – это возможно только при встрече с ним в переживании лицом к лицу и полной капитуляции перед ним. Тогда оно поглощается процессом смерти-возрождения Эго, а из осознания собственной космической идентичности рождается новый образ себя. Подлинное мужество состоит не в героических усилиях, направленных на достижение внешних целей, а в решимости пройти через ужасный опыт столкновения с самим собой. До тех пор пока индивид не найдет свою истинную сущность в себе самом, любые попытки придать жизни смысл через достижение внешних целей останутся бесплодным и в конечном счете обреченными на пораженческое донкихотство.

Вильгельм Райх

Другой известный отступник в истории психоанализа – австрийский психиатр и политический деятель Вильгельм Райх. Поддерживая главный тезис Фрейда о первостепенной значимости сексуальных факторов в этиологии неврозов, он существенно изменил его тем, что выделил «сексуальную экономию» – баланс энергетической зарядки и разрядки, сексуального возбуждения и облегчения. По мнению Райха, именно подавление сексуальных побуждений вместе с сопутствующими характерологическими установками конституирует настоящий невроз, а клинические симптомы – это всего лишь внешние проявления. Первичные травмы и сексуальные импульсы удерживаются вне сознания при помощи сложных паттернов хронического мышечного напряжения «броня характера». Термин «бронирование» относится к функции защиты индивида от мучительных и опасных внутренних и внешних переживаний. Для Райха решающим фактором, способствующим незавершенному сексуальному оргазму и блокировке биоэнергии, является репрессивное влияние общества.

Вильгельм Райх (1897–1957), австрийский врач и психоаналитик, одна из наиболее радикальных фигур в истории психоанализа.

Невротик поддерживает баланс сексуальных сил, связывая излишнюю энергию мышечным напряжением и ограничивая тем самым возбуждение. У здорового человека нет подобных ограничений, его энергия не сдерживается мышечной броней и может высвобождаться беспрепятственно.

Вклад Райха в терапию имеет огромное значение и непреходящую ценность. Неудовлетворенность методами психоанализа привела его к созданию системы, которую он назвал «анализом характера», а позднее – «аналитической вегетотерапией характера» (Reich, 1949). Это было радикальным отклонением от классического метода Фрейда, так как система подразумевала лечение неврозов с биофизических позиций и содержала физиологические элементы. Райх использовал гипервентиляцию, разнообразные физические упражнения и непосредственный телесный контакт для мобилизации сдавленных энергий и снятия блокировок.

Терапевтические эксперименты Райха послужили вдохновением для переживательных и физических терапий 1960-х годов, многие из которых получили название неорайхианских: биоэнергетика Александра Лоуэна, стержневая энергетика Джона Пьерракоса, терапия Radix Чарльза Келли, формативная психология Стэнли Келемана, терапия первичного крика Артура Янова и другие.

По его мнению, цель терапии состоит в восстановлении способности больного полностью подчиниться тем спонтанным и непроизвольным движениям, которые в норме сопровождают дыхательный процесс. Если это удается, респираторные волны вызывают волнообразные движения тела, которые Райх называл «рефлексом оргазма». Он считал, что пациенты, которым удается этого достичь в процессе терапии, способны потом целиком отдаваться сексуальной ситуации и получать всеобъемлющее удовлетворение. Полный оргазм разряжает всю избыточную энергию в организме, избавляя пациента от симптомов (Reich, 1961).

По мере развития теории и реализации своих идей Райх все больше противоречил самому себе. Рассматривая подавляющую роль общества как один из основных факторов эмоциональных расстройств, он сочетал новаторскую работу в психотерапии с радикальной политической деятельностью в коммунистической партии. В конце концов это привело к разрыву и с сообществом психотерапевтов, и с коммунистическим движением. После конфликта Райха с Фрейдом его имя было вычеркнуто из списка членов Международной психоаналитической ассоциации. За публикацию его политически острой книги «Массовая психология фашизма», в которой он описывает нацистское движение как общественную патологию, вызванную сексуальным вытеснением, его исключили из коммунистической партии.

В последние годы Райх все больше убеждался в существовании изначальной космической энергии, которая является источником трех обширных сфер экзистенции, возникающих из нее в сложном процессе дифференциации: механической энергии, неорганической массы и живой материи (Reich, 1973). Эту энергию, которую Райх называл оргоном, можно увидеть, определить термическим и электроскопическим путем или при помощи счетчика Гейгера. Она отличается от электромагнитной энергии, одним из ее основных свойств является пульсация.

По мнению Райха, в динамике оргона и во взаимоотношениях между «оргоновой энергией – не обладающей массой» и «оргоновой энергией, ставшей материей», – суть истинного понимания Вселенной, природы и человеческой психики. Поток оргона и его динамические наслоения могут объяснить такие несхожие явления, как рождение субатомных частиц, происхождение форм жизни, рост, движение, половую активность и процессы воспроизводства, психологические явления, шквалы, северное полярное сияние и образование галактик.

Райх сконструировал специальные аккумуляторы оргона – ящики, собирающие, как он утверждал, и накапливающие оргон для использования с терапевтической целью. Оргоновая терапия базируется на предположении, что телесное и психическое берут биоэнергетическое начало в пульсирующей системе удовольствия (кровь и вегетативный аппарат) – именно к этому общему источнику психологических и соматических функций она и обращена. Таким образом, оргоновая терапия не является ни психологическим, ни химико-физиологическим методом лечения; это биологический метод, занимающийся нарушениями пульсации в автономной системе.

Постепенно внимание Райха перемещалось с оригинального и новаторского терапевтического эксперимента во все более далекие области; он начал заниматься физикой, биологией, клеточной биопатией, абиогенезом, метеорологией, астрономией и философией. Завершилась его бурная научная карьера трагически. Он сам использовал генераторы оргона и призывал к их использованию других, а так как они были запрещены Агентством по пищевым продуктам и лекарственным препаратам, возник серьезный конфликт с правительством США. После нескольких судебных разбирательств его дважды приговорили к тюремному заключению, и в конце концов он умер в тюрьме от сердечного приступа.

С точки зрения концепций, изложенных в нашей энциклопедии, главными заслугами Райха являются, по-видимому, исследования биоэнергетических процессов, а также психосоматическая корреляция генезиса эмоциональных расстройств и методов их лечения. Он прекрасно знал об огромных блокированных энергетических потоках, лежащих в основе невротических симптомов, и понимал бесполезность одних лишь вербальных методов их лечения. Его представления о мышечной броне и о роли мускулатуры в развитии неврозов имеют непреходящее значение. Наблюдения во время сеансов с ЛСД подтверждают основные идеи Райха об энергостазисе и о задействованности в неврозах мышечной и вегетативной систем.

Эмпирическая конфронтация пациента со своими психологическими проблемами обычно сопровождается сильной дрожью, судорогами, подергиваниями, долго сохраняющимися странными позами, гримасничаньем, отдельными звуками, иногда рвотой. Совершенно ясно, что психологические аспекты этого процесса (его перцептуальные, эмоциональные и понятийные элементы) и ярко выраженные физиологические проявления тесно связаны между собой и представляют две стороны одного и того же явления. Главное различие между моим представлением и теорией Райха состоит в интерпретации этого процесса.

Райх настойчиво выделял постепенное накопление и закупорку сексуальной энергии в организме вследствие отрицательного влияния социума на достижение полного оргазма. В результате неполного ее разряжения либидо раз за разом сдавливается и в конце концов находит девиантный канал для выхода в разнообразной психопатологии, от психоневрозов до садомазохизма. Поэтому для эффективного лечения требуется освободить запертую либидозную энергию, разрушить «телесную броню» и добиться полного оргазма. Наблюдения при помощи холотропных состояний ясно показывают, что скапливание этой энергии не является результатом хронического сексуального стазиса из-за неполного оргазма.

По большей части энергия, высвобождаемая во время переживательной терапии, лучше всего будет понятна как запоздалый выход чрезмерного нейронного возбуждения, вызванного стрессом, болью, страхом и удушьем в ходе прохождения через родовой канал. Глубочайшим основанием для появления «брони характера» является интроецированное динамическое столкновение потока нейронной сверхстимуляции при рождении и беспощадными тисками родового канала, не допускающими адекватной реакции и периферийной разрядки. Уничтожение брони в большой мере совпадает с завершением процесса смерти-возрождения; однако некоторые ее элементы коренятся еще глубже, в трансперсональных сферах.

Перинатальную энергию можно действительно перепутать с зажатым либидо, потому что в БПМ-2 есть существенный сексуальный компонент, а паттерн рождения во многом подобен сексуальному оргазму. Активированная перинатальная энергия ищет периферийной разрядки, а гениталии являются для этого одним из наиболее логичных и естественных каналов. По-видимому, это и составляет основу порочного круга: агрессивность, страх и вина, связанные с третьей перинатальной матрицей, мешают полноценному оргазму, и, наоборот, отсутствие или незавершенность оргазма блокируют важный предохранительный клапан выхода родовой энергии.

Таким образом, ситуация оказывается противоположной тому, что предполагал Райх. Дело вовсе не в том, что социальные и психологические факторы, препятствующие достижению полного оргазма, приводят к накоплению и стазису сексуальной энергии, а в том, что глубоко спрятанная перинатальная энергия препятствует полноценному оргазму и создает психологические и межличностные проблемы. Чтобы исправить ситуацию, эту мощную энергию необходимо разрядить в несексуальном терапевтическом контексте и понизить ее до такого уровня, когда пациент вместе с партнером смогут справиться с нею уже в сексуальном контексте. Многие обсуждаемые Райхом явления – начиная с садомазохизма и кончая массовой психологией фашизма – можно объяснить более адекватно, исходя из перинатальной динамики, а не из неполного оргазма и закупоренной сексуальной энергии.

Необычные и иногда беспорядочные рассуждения Райха, по сути, вполне соответствуют последним научным достижениям. В своих воззрениях на природу он заметно приблизился к представлению о мире, предложенному квантово-релятивистской физикой, стержнем которого является лежащее в основе всего единство, а фокусом – не субстанция и жесткая структура, но процесс и движение вместе с признанием активной роли наблюдателя (Reich, 1972). Идеи Райха о совместном происхождении неорганической материи, жизни, сознания и знания в чем-то напоминают философские рассуждения Д. Бома и Э. Ласло (Воhm, 1980). А его возражения против универсальной действенности принципа энтропии и второго закона термодинамики, по сути, сходны с результатами глубокой и тщательной работы Пригожина по исследованиям диссипативных структур и самооупорядочивания хаоса.

В области психологии Райх теоретически и практически приблизился к открытию перинатальной сферы бессознательного. В его исследовании мышечной брони, размышлениях об опасности внезапного сброса этой брони и в концепции тотального оргазма уже проступают важные черты перинатальной динамики. Однако он решительно отказывался признавать ее самый важный элемент – а именно психологическую значимость опыта рождения и смерти. Это явствует из того, как яростно он защищал первостепенную роль генитальности и отрицал концепцию Ранка о родовой травме, рассуждения Фрейда о смерти и идеи Абрахама о психологической потребности в наказании.

Во многих вопросах Райх балансировал на пороге мистицизма и трансперсональной психологии. Он явно был близок к космическому сознанию и мистическому осознаванию, что и отразилось в его рассуждениях об оргоне. Подлинной религией он считал раскрепощенное океаническое слияние с динамикой вселенской оргоновой энергии. Впрочем, его понимание космической энергии резко контрастировало с «вечной философией» и было совершенно конкретным: во‑первых, оргон можно, по мнению Райха, количественно измерить, во‑вторых, у него есть определенные физические свойства.

Райху так и не удалось по-настоящему понять и оценить великие религиозные философии мира. В своих яростных критических выступлениях, направленных против религиозности, он был склонен путать мистицизм с некоторыми поверхностными и искаженными версиями традиционных религиозных учений. Поэтому в своей полемике он обрушился на слепую веру в дьяволов с копытами и хвостами, ангелов с крыльями, бесформенных серо-голубых призраков, страшных монстров, небеса и ад (Reich, 1972). Он опровергал все это как проекции неестественных, искаженных данных чувственного восприятия – и в конечном счете как искаженное восприятие универсального потока оргоновой энергии. Еще Райх резко выступал против интереса Юнга к мистицизму и его склонности наделять психологию духовностью.

По мнению Райха, мистические наклонности отражают закрепощение и серьезную деформацию оргонной экономии. Поэтому мистические изыскания можно свести к неправильно понятым биологическим потребностям. Он писал: «Страх смерти и умирания – то же самое, что бессознательная оргазмическая тревога и пресловутый инстинкт смерти. Стремление к растворению, к небытию – это бессознательное стремление к оргазмическому облегчению» (Reich, 1961). «Бог – это репрезентация естественных жизненных сил, биоэнергии человека, и нигде он не проявляется так ясно, как в сексуальном оргазме. Тогда дьявол – это репрезентация брони, которая приводит к извращению и деформации этих жизненных сил» (Reich, 1972). Райх утверждал (и это прямо противоречит данным психоделических исследований), что мистические переживания исчезают, если при терапии удается разрушить броню. По его мнению, «оргастическая потенция столь же редка среди мистиков, как мистицизм редок у тех, кто обладает оргастической потенцией» (Reich, 1972).

Отто Ранк

Основные различия в воззрениях Ранка и Фрейда состоят в том, что Ранк больше опирался на значение родовой травмы, чем на сексуальную динамику, отрицал решающую роль Эдипова комплекса и видел в Эго автономное представительство воли, а не раба Оно (подсознания). Ранк предложил внести изменения в технику психоанализа, и они были столь же радикальны и решительны, как его теоретические выводы. Он предполагал, что вербальный подход имеет в психотерапии весьма ограниченное значение и внимание следует перенести на непосредственный опыт. По его мнению, главная цель терапии – добиваться, чтобы пациент заново прожил родовую травму, без этого лечение нельзя считать завершенным. Он фактически называл своим клиентам дату завершения психоанализа и считал, что приближение к этой дате активирует их бессознательный материал и он достигнет порога сознания.

Отто Ранк (1884–1939), австрийский психиатр, писатель, лектор и педагог. Ранк открыл психологическую важность травмы рождения.

Что касается значимости родовой травмы в психологии, то сам Фрейд первым обратил внимание на то, что страх, связанный «с ощущениями и иннервациями» во время сложного прохождения через родовой канал, может быть прототипом и источником всех будущих тревог и беспокойства. Эта мысль посетила его во время наблюдения за медсестрами-акушерками, когда они сдавали экзамен. Один из вопросов на экзамене звучал так: «Когда и почему во время родов появляется мекониум (фекалии плода)?» Правильный ответ заключался в том, что это указывает на высокую степень удушья плода. Медсестра же ответила: «потому, что плод укакался от страха», – таким образом подчеркивая воздействие страха на анальный сфинктер.

Медсестра экзамен не сдала, но Фрейд всерьез воспринял связь страха с рождением. Он размышлял о лингвистическом сходстве в некоторых языках между словами, обозначающими страх и узкое пространство, такое как angustiae (узкий каньон) и anxietas (страх) на латыни, eng (узкий) и Angst (тревога) в немецком. В чешском слово úzkost буквально означает как узость, так и тревогу. Так же хорошо известен тот факт, что солдаты, испытывая крайний страх во время военных действий, теряют контроль над анальным сфинктером и «пачкают штаны». Фрейд обсуждал данный вопрос в нескольких своих работах, но не продвинулся дальше.

Отто Ранк был захвачен этой идеей и в тайне работал над книгой «Травма рождения» (Rank, 1929). Он преподнес завершенную книгу Фрейду в подарок на день рождения, только что из типографии. Главный биограф Фрейда, Эрнест Джонс, говорит, что после прочтения этой книги Фрейд находился в состоянии эмоционального шока четыре месяца. Его реакцией была не критика или гнев по поводу написанного Ранком. Как раз наоборот, он опасался, что будущие поколения сочтут теорию Ранка более важной, нежели его собственное открытие психоанализа.

Фрейд оказался чрезвычайно чувствителен, поскольку от него ускользнуло первенство научного открытия обезболивающих свойств кокаина и важности этого для медицины. Эта честь досталась его венскому коллеге Карлу Коллеру. Оправившись от шокирующего эффекта книги Ранка, Фрейд написал на нее справедливую рецензию. Он назвал книгу очень важным вкладом в психоаналитическую теорию, уступавшим по важности лишь его собственному открытию психоанализа. Он высказал предположение, что специалистам следует исследовать рожденных через кесарево сечение и сравнивать их с теми, у кого роды были естественными и трудными, чтобы обнаружить возможные отличия.

Позже Фрейд получал письма от влиятельного берлинского психоаналитика Карла Абрахама и других – с предупреждением, что книга Ранка может внести раскол в психоаналитическое движение. Они полагали, что некоторые его члены примут теорию Ранка с энтузиазмом, а остальные ее отвергнут и не пожелают принять крайние воззрения Ранка. Фрейд поддался давлению, и в результате возникшего между ним и Ранком конфликта Ранк лишился членства в Психоаналитической ассоциации.

Существовало одно серьезное различие в отношении родовой травмы у учителя и ученика. Холотропные исследования показали, что в то недолгое время, в течение которого Фрейд размышлял о травме рождения, его понимание рождения фактически было более точным, нежели у Ранка. Фрейд выделял в качестве источника тревоги экстремальные физиологические трудности в процессе рождения, а Ранк связывал тревогу с отделением от материнской матки, т. е. от райского состояния, в котором все потребности удовлетворялись сразу, без приложения каких-либо усилий и без необходимости сталкиваться со всеми трудностями послеродовой жизни.

Ранк рассматривал родовую травму в качестве первопричины того, что разлука воспринимается как самое болезненное и пугающее человеческое переживание. По его мнению, во всех более поздних фрустрациях частичных влечений можно узнать производные этой первой травмы. Большинство событий, которые индивид переживает как травматические, обязано своей патогенностью сходству с биологическим рождением. Весь период детства можно рассматривать как ряд попыток отреагировать на эту травму и психологически справиться с ней. Детскую сексуальность можно поэтому интерпретировать как желание ребенка вернуться в матку, тревогу по этому поводу и любопытство относительно того, откуда он появился на свет.

Но Ранк на этом не остановился: он посчитал, что вся ментальная жизнь человека зарождается в первичной тревоге и в первичном вытеснении, ускоренном родовой травмой. Центральный человеческий конфликт происходит из желания вернуться в матку и сопутствующего этому желанию страха. В результате любая смена приятной ситуации неприятной будет вызывать чувство тревоги. Ранк также предложил объяснение сновидений, отличающееся от интерпретации Фрейда. Состояние сна сходно с внутриматочной жизнью, а сновидения можно рассматривать как попытки заново пережить родовую травму и вернуться в пренатальную ситуацию. И они даже в большей степени, чем само состояние сна, представляют психологическое возвращение в матку. Анализ сновидений самым надежным образом подтверждает психологическое значение родовой травмы.

Подобно этому и эдипов комплекс – краеугольный камень теории Фрейда – перетолковывается с акцентом на родовой травме и желании вернуться в матку. В сердцевине мифа об Эдипе лежит тайна происхождения человека, которую Эдип пытается разгадать, возвращаясь в материнское чрево. Это происходит не только буквально, путем женитьбы на матери и полового акта с нею, но и символически, когда слепой герой исчезает в расщелине, ведущей в преисподнюю (Mullahy, 1948).

По психологической теории Ранка, родовая травма и в сексуальности играет ключевую роль, основанную на глубоком, управляющем всей психикой желании индивида вернуться к внутриматочному существованию. Различия между полами можно по большей части объяснить тем, что женщина способна повторять репродуктивный процесс в собственном теле и находить свое бессмертие в деторождении, тогда как для мужчины секс символизирует смертность, и поэтому его сила лежит в несексуальной созидательности, такой как технология, наука, живопись, музыка и литература. Интересно, что у мужчин, исследующих перинатальный уровень своей психики, порой может возникать чувство «зависти по поводу матки», в противоположность сосредоточенности Фрейда на «зависти по поводу пениса».

Анализируя общечеловеческую культуру, Ранк пришел к выводу, что травма рождения является мощной психологической силой, лежащей в основе религии, искусства и истории. Любая форма религии в пределе стремится к воссозданию исходной поддерживающей и защищающей первоситуации симбиотического союза в чреве матери. Глубочайшие корни искусства уходят в «аутопластическую имитацию» вырастания и высвобождения из материнского чрева. Представляя реальность и одновременно отрицая ее, искусство является особенно мощным средством психологической адаптации к этой первичной травме. История человеческих жилищ, начиная с поисков примитивного крова и кончая сложными архитектурными сооружениями, отражает инстинктивные воспоминания о матке – о теплом, защищающем от опасностей убежище. Использование боевых средств и вооружения основано при самом тщательном рассмотрении на неукротимом стремлении проложить себе дорогу в чрево матери.

ЛСД-психотерапия и другие формы глубинной эмпирической работы в значительной степени подтвердили главный тезис Ранка о первостепенном психологическом значении родовой травмы. Однако для большего соответствия современным клиническим наблюдениям в ранкианский подход нужно внести существенные поправки. Теория Ранка выделяет разлуку с матерью и утрату матки в качестве основных травмирующих аспектов рождения. Суть травмы для него в том, что постнатальная ситуация куда менее благоприятна, чем перинатальная. Вне матки ребенок вынужден столкнуться с нерегулярностью питания, частым отсутствием матери, колебаниями температуры, шумом. Он должен самостоятельно дышать, глотать пищу и выводить отработанные вещества.

При работе с холотропными состояниями ситуация оказывается еще более сложной. Рождение травмирует не потому, что ребенок от райского блаженства в чреве матери переходит к неблагоприятным условиям внешнего мира, а потому, что само прохождение через родовой канал связано с чрезвычайно высоким эмоциональным и физическим стрессом и неимоверной болью. Этот факт подчеркивался в первоначальных рассуждениях Фрейда о рождении, но почти никак не отражен у Ранка. В каком-то смысле концепция Ранка о родовой травме применима к случаю, когда ребенок появился на свет при помощи кесарева сечения, а не путем физиологических родов.

Все же большинство психопатологических заболеваний коренится в динамике БПМ-2 и БПМ-3, где отразился опыт тех часов, которые отделяют безмятежное состояние внутри матки от постнатального существования во внешнем мире. В процессе повторного проживания и интеграции родовой травмы индивид может стремиться к возврату в матку или, наоборот, к завершению рождения и выходу из родового канала – это зависит от стадии развертывания перинатального процесса. Тенденция к эсктериоризации и разряжению запертых во время битвы рождения чувств и энергий становится глубокой мотивационной силой, которая обусловливает широкий спектр человеческого поведения. Это главным образом относится к агрессивности и садомазохизму – к тем двум состояниям, для которых интерпретация Ранка выглядит особенно неубедительной.

Системе Ранка так же недостает настоящего понимания трансперсональной сферы, как и системе Фрейда, Адлера и Райха. Он рассматривал религиозные и мифологические мотивы и фигуры как производное травмы рождения. Например, распятое тело Христа представляет полную противоположность удобной и расслабленной позе зародыша в утробе, а образы внушающих ужас Гекаты и Медузы вдохновлены тревогой, пережитой во время рождения.

Но, несмотря на все эти недостатки, установленная Ранком психологическая релевантность родовой травмы и ее многочисленных последствий была действительно выдающимся достижением, на несколько десятилетий предвосхитившим результаты исследований с применением ЛСД. Интересно отметить, что некоторые другие исследователи-психоаналитики тоже признали значение различных аспектов родовой травмы. Нандор Фодор в своей новаторской работе «Поиски возлюбленного» подробно описал связь между различными аспектами рождения и многими психопатологическими симптомами (Fodor, 1949), и в этом описании есть глубокое сходство с результатами, полученными при использовании ЛСД. Литарт Пирболт выпустил в свет обширный труд «Пренатальная динамика» (Peerbolte, 1975), в котором подробно изложил свои уникальные догадки о психологической релевантности пренатального существования и опыта рождения. Этой теме было также уделено много внимания в работе Франка Лейка и в ряде оригинальных и увлекательных – хотя больше умозрительных, чем основанных на клинических результатах, – книгах Фрэнсиса Мотта (Моtt, 2007, 2012).

Карл Густав Юнг

Список знаменитых отступников психоанализа будет неполным без Карла Густава Юнга, одного из лучших учеников Фрейда и всеми признанного «наследного принца» психоанализа. Изменения, внесенные Юнгом, были наиболее радикальными, а вклад его был действительно революционным. Мы нисколько не преувеличим, если скажем, что его работа продвинула психиатрию настолько же дальше теории Фрейда, насколько последняя обогнала свое время. Аналитическая психология Юнга это не просто вариант или модификация психоанализа, она стала совершенно новой концепцией глубинной психологии и психотерапии.

Карл Густав Юнг (1875–1961), швейцарский психиатр и психоаналитик, основатель аналитической психологии.

Юнг очень хорошо понимал, что его результаты невозможно привести в соответствие с ньютоно-картезианской философией, ибо они требуют решительного пересмотра фундаментальных философских взглядов западной науки. Он серьезно интересовался революционными разработками в области квантово-релятивистской физики и поддерживал плодотворные связи с некоторыми из ее основоположников.

В отличие от всех других теоретиков психоанализа, Юнг обладал глубокими знаниями мистических традиций и с большим уважением относился к духовным аспектам психики и человеческого существования. Его идеи намного ближе излагаемой здесь концептуальной системе, чем концепции любой другой западной школы психотерапии. Юнг был первым психологом-трансперсонологом, хотя сам себя так не называл.

Можно сказать, что Карл Густав Юнг был первым современным психологом; различия между юнговскими теориями и фрейдовским психоанализом показательны для понимания отличия современной психотерапии от классической. Фрейд и некоторые из его последователей добились радикального пересмотра западной психологии, но только Юнг сумел бросить вызов самой ее сути и философским основаниям – т. е. ньютоно-картезианскому мировоззрению. Как это ясно выразила Джун Сингер, он настаивал на «преимуществе бессознательного над сознанием, таинственного над известным, мистического над научным, созидательного над производительным, религиозного над профаническим» (Singer, 1994).

Юнгианская концепция человеческой психики представляла значительно более расширенную модель, нежели биографическая модель Фрейда. Его радикальное отклонение от психоанализа Фрейда началось, когда он анализировал сборник поэзии и прозы американской писательницы Франк Миллер, опубликованный в Женеве Теодором Флорноем под заголовком «Фантазии Миллер» (Miller, 1906). Он обнаружил, что многие мотивы ее творчества имеют параллели в литературе разных стран мира и исторических периодов. Его книга «Символы трансформации», вдохновленная этими исследованиями, имеет чрезвычайно важное историческое значение, будучи вехой, отметившей его разрыв с Фрейдом (Jung, 1956).

Данные наблюдения нашли дальнейшее подтверждение в анализе снов пациентов, а также фантазий, галлюцинаций и заблуждений его пациентов-шизофреников – наряду с его собственной сновидческой жизнью. Это убедило его в том, что существует не только фрейдистское индивидуальное бессознательное – эдакая психобиологическая свалка отторгнутых инстинктивных тенденций, вытесненных воспоминаний и подсознательно ассимилированных запретов, – но также и коллективное бессознательное, проявление разумной и творческой космической силы, связывающей нас со всем человечеством, природой и целым космосом.

Коллективное бессознательное Юнга имеет историческую область, содержащую всю историю человечества, и архетипическую область, вмещающую культурное наследие человечества – мифологии всех когда-либо существовавших культур. В холотропных состояниях сознания мы можем переживать видения героев и сцен из этих мифологий, даже не имея никаких предварительных сведений о них. Исследуя коллективное бессознательное, Юнг обнаружил универсальные принципы, управляющие данной областью психики. Сначала он назвал их «изначальными образами», используя термин, заимствованный у Якоба Буркхардта; позже он назовет их «доминантами коллективного бессознательного» и, наконец, «архетипами». Исходя из понимания, которое родилось из юнгианской психологии, исследований сознания и научного изучения мифологии, архетипы – это вневременные, изначальные космические принципы, лежащие в основе всего и проницающие ткань материального мира (Jung,1959).

Юнг уделял большое внимание бессознательному и его динамике, но его представления о нем радикально отличались от фрейдовских. Юнговское представление о человеке – это не образ биологической машины. Он признавал, что человек может трансцендировать узкие границы Эго и личного бессознательного и соединиться с высшим «Я», соразмерным всему человечеству и всему космосу. Он рассматривал психику как комплементарное взаимодействие сознательного и бессознательного компонентов при непрерывном обмене энергией между ними. Он считал его творческим, разумным принципом, связывающим индивида со всем человечеством, с природой и космосом. По Юнгу, бессознательное не только подвластно историческому детерминизму, у него есть и проективная, телеологическая функция. У Эго имеется конкретная цель и назначение для каждого из нас, и оно может нас направлять к ним. Юнг называл это процессом индивидуации.

Изучая специфическую динамику бессознательного, Юнг открыл функциональные единицы, для которых подобрал название комплексов. Комплексы – это констелляции психических элементов (идей, мнений, отношений и убеждений), объединяющихся вокруг какого-то тематического ядра и ассоциирующихся с определенными чувствами (Jung, 1960). Юнгу удалось проследить комплексы от биологически детерминированных мотивов до архетипов коллективного бессознательного (Jung, 1959).

В своих ранних работах Юнг заметил сходство между архетипами и животными инстинктами и решил, что они изначально заложены в человеческий мозг. Позже, исследуя случаи необыкновенных совпадений, синхронистичностей, которые сопровождают этот процесс, он пришел к выводу, что архетипы должны каким-то образом влиять на саму ткань феноменального мира (Jung 1960a). Поскольку они представлялись связующим звеном между материей и психикой, он называл их психоидами, заимствовав термин, введенный основателем витализма Гансом Дришем.

Сравнительную религию и всемирную мифологию можно поэтому рассматривать как уникальный источник информации о коллективных аспектах бессознательного. По Фрейду, мифы можно интерпретировать с точки зрения характерных проблем и конфликтов детства, а в их универсальности отражена общность человеческого опыта. Юнг же считал, что такое объяснение неприемлемо; он часто наблюдал, что универсальные мифологические мотивы (мифологемы) встречались в опыте людей, у которых всякое знание такого рода вообще исключалось. Это навело его на мысль о мифопорождающих структурных элементах в бессознательной психике, которые служат источником не только фантазий и сновидений отдельных людей, но и мифологии народов. Таким образом, сновидения можно считать индивидуальными мифами, а мифы – коллективными сновидениями.

В течение всей своей жизни Фрейд интересовался религиозными и духовными вопросами. Будучи убежден, что рациональными средствами возможно охватить иррациональные процессы, он был склонен интерпретировать религию с точки зрения неразрешенных конфликтов, возникших на инфантильной стадии психосексуального развития. В отличие от него, Юнг признавал иррациональное, парадоксальное и даже таинственное. У него самого было много случаев религиозных переживаний, которые убедили его в реальности духовного измерения в универсальной схеме вещей. Основное предположение заключалось в том, что духовный элемент – это органичная и неотъемлемая часть психики. А подлинная духовность – один из аспектов коллективного бессознательного, и она не зависит ни от программирования в детстве, ни от культурной и образовательной осведомленности индивида. И если самоисследование и самоанализ достигают необходимой глубины, в сознании спонтанно появляются духовные элементы.

Юнг иначе, чем Фрейд, относился к основному понятию психоанализа – либидо (Jung, 1956). Он видел в нем не строго биологическую силу, направленную к механической разрядке, но созидательную силу природы – космический принцип, сравнимый с elan vital (жизненным порывом). Истинная оценка духовности и понимание либидо как космической силы нашли свое отражение в уникальной концепции Юнга о функции символов. Для Фрейда символ был аналогом чего-то уже известного или аллюзией. В психоанализе один образ используется вместо другого, обычно имеющего запрещенное сексуальное значение. Юнг не согласился с таким употреблением термина «символ» и называл фрейдистские символы знаками. По его мнению, настоящий символ указывает за пределы себя, на более высокий уровень сознания. Это лучший из возможных способов обозначения неизвестного – некоего архетипа, который нельзя выразить яснее или конкретнее.

Научный метод Юнга поистине делает его первым современным психологом. Подход Фрейда был чисто историческим и детерминистским, он интересовался рациональным объяснением всех психических явлений и искал их биологические корни, следуя принципу линейной причинности. Юнг же сознавал, что линейная причинность не является единственным и обязательным связующим принципом в природе. Он ввел понятие акаузального связующего принципа – синхронистичности, – которое обозначает осмысленные совпадения событий, разделенных во времени и/или в пространстве (Jung, 1960a). Готовность Юнга изучать область парадоксального, таинственного и невыразимого выражалась и в его непредубежденном отношении к великим восточным духовным философиям. Он изучал и комментировал И Цзин, Бардо Тхедол, Тайну Золотого Цветка и пробуждение Кундалини. Он также интересовался астрологией, медиумизмом и прочими паранормальными явлениями (Jung, 1958, 1967, 1970, 1995, 1996).

Наблюдения во время психоделических переживаний и других видов холотропных состояний сознания неоднократно подтверждали большинство блестящих прозрений Юнга. И, хотя аналитическая психология не в состоянии полностью охватить весь спектр психоделических явлений, она меньше всех других систем глубинной психотерапии требует пересмотра и модификации. На биографическом уровне описание Юнгом психологических комплексов (Joung, 1973) почти аналогично описанию СКО, хотя эти концепции неодинаковы. Он и его последователи осознавали значимость процесса смерти-возрождения в мифологии и изучали ее различные формы, от древнегреческих мистерий до ритуалов инициации среди аборигенов. Однако Юнг не смог увидеть тесную взаимосвязь между этими процессами и биологическим рождением.

Юнг, обнаруживший и описавший обширные области исторического и архетипического бессознательного, не смог принять тот факт, что рождение является психотравмой и играет важную роль в человеческой психике. В одном из интервью под названием «Юнг о кино» Ричард Эванс спрашивает Юнга о его мнении по поводу теории его коллеги Отто Ранка, придающей особое психологическое значение травме рождения. Юнг с усмешкой опровергает эту мысль: «О, рождение – это не травма, это факт, все мы рождаемся» (Jung, 1957).

Но, конечно, наиболее весомый вклад Юнга в психотерапию заключается в признании духовных измерений психики и его открытиях в трансперсональных областях. Материалы, полученные в психоделических изысканиях и при глубинной эмпирической работе, явно свидетельствуют о существовании коллективного бессознательного и о динамике архетипических структур, поддерживают представление Юнга о либидо и о различиях между Эго и Самостью, о существовании креативной и проективной функций бессознательного, а также концепцию индивидуации.

Все эти элементы можно независимо подтвердить в психоделических изысканиях и во время холотропных сессий, даже в работе с малообразованными клиентами. Данные такого рода часто появляются во время сеансов, проводимых под руководством терапевтов, которые не являются последователями Юнга и не проходили обучения по его методикам. Если говорить конкретнее, литература по аналитической психологии очень много дает для понимания различных архетипических образов и мотивов, спонтанно всплывающих на поверхность сознания во время эмпирических сеансов, отражая трансперсональный уровень бессознательного. Кроме этого, глубинная эмпирическая работа дает независимое подтверждение концепции Юнга о значении синхронистичности.

Различия между концепциями, представленными в этой книге, и теориями Юнга невелики в сравнении с высокой степенью их соответствия. Уже говорилось о том, что концепция СКО подобна, но не идентична описанию психологического комплекса у Юнга. В психологической системе Юнга хорошо разработано обобщенное понимание процесса смерти-возрождения как архетипической темы, но не признан перинатальный уровень бессознательного и важность травмы рождения.

Перинатальные явления, с их акцентом на рождении и смерти, представляют критическую грань между областями индивидуального и трансперсонального. Глубокое эмпирическое столкновение с этим уровнем психики обычно ассоциируется с чувством серьезной угрозы выживанию и с борьбой на грани жизни и смерти. В переживаниях смерти-возрождения есть один важный биологический аспект: они обычно сопровождаются целым спектром ярких физиологических проявлений – например, мощными моторными выплесками, ощущением удушья, расстройствами сердечно-сосудистой системы, потерей контроля над мочеиспусканием, тошнотой и рвотой, повышенным слюноотделением и обильным потением.

Юнгианский анализ, использующий более тонкую технику, чем психоделическая терапия или некоторые из новых мощных эмпирических подходов, основное внимание уделяет психологическим, философским и духовным измерениям процесса смерти-возрождения; при этом психосоматические компоненты исследуются редко, если исследуются вообще. Равным образом юнгианский анализ уделяет недостаточное, как я полагаю, внимание актуальным биографическим аспектам перинатальных явлений. В эмпирической психотерапии всегда приходится сталкиваться со смесью подробных воспоминаний об ощущениях, действительно имевших место при рождении, и сопутствующих им архетипических тем. Швейцарский психолог Арни Минделл и его жена Эми ввели недостающие соматические элементы в юнгианский анализ, разработав свою процессуальную психотерапию (Mindell, 2001).

Некоторые категории трансперсональной сферы опыта психология Юнга исследовала очень подробно, но при этом совсем обошла вниманием некоторые другие. Среди областей, открытых и серьезно изученных Юнгом и его последователями, – динамика архетипов и коллективного бессознательного, мифотворческие свойства психики, определенные типы медиумических явлений и синхронные связи психологических процессов с миром материи.

Но у него, по-видимому, нет подлинного признания тех трансперсональных переживаний, которые опосредуют связь с различными аспектами материального мира. Сюда относится, например, аутентичное отождествление с другими людьми, животными, растениями или с неорганическими процессами и опыт исторических, филогенетических геофизических, астрономических событий, в котором возможен доступ к новой информации об этих элементах материального мира. В свете глубокой заинтересованности и больших познаний Юнга в восточных религиозных философиях приходится удивляться, что он почти не обращал внимания на явления, связанные с прошлыми воплощениями, а ведь они имеют ключевое значение в глубинной эмпирической психотерапии. Но, несмотря на вышеперечисленные различия, с концептуальной точки зрения юнгианцы, по-видимому, наилучшим образом подготовлены к работе с холотропными состояниями сознания, при условии, что они смогут привыкнуть к драматичной феноменологии, которую порой принимают переживания, и чувствовать себя в этом комфортно. Юнгианская психология и мифология чрезвычайно важны для безопасной и эффективной психонавтики.

Шандор Ференци

Будет логичным завершить это обозрение мира психотерапии упоминанием о еще одном выдающемся новаторе, тоже входившем когда-то во внутренний круг венской группы Фрейда, – о Шандоре Ференци. Хотя его обычно не включают в число реформаторов психоанализа, его размышления выходят далеко за рамки ортодоксального психоанализа. В своей знаменитой статье «Путаница языков взрослых и ребенка» Ференци вернулся к изначальной идее Фрейда о том, что в происхождении психоневроза важную роль играет реальный инцест, а не инцестуальные фантазии ребенка (Ferenczi, 1949).

Шандор Ференци (1873–1933), венгерский невролог и психиатр, член Венского кружка Фрейда.

Еще одним противоречивым вкладом в психоанализ была его концепция «взаимного анализа», который он проводил со своими американскими пациентками Элизабет Сэверн и Кларой Томпсон. Он поддержал в свое время Ранка и тем самым показал, что не является послушным и со всем согласным последователем Фрейда.

В своей теоретической системе он серьезно рассмотрел не только перинатальные и пренатальные события, но и элементы филогенетического развития. Будучи одним из немногих учеников Фрейда, сразу принявших его концепцию Танатоса, Ференци тоже ввел в свою концептуальную систему анализ смерти. В замечательном очерке «Таласса» он описал всю сексуальную эволюцию как попытку вернуться в материнское чрево. По его мнению, во время полового акта взаимодействующие организмы соучаствуют в удовлетворении зародышевых клеток (Ferenczi, 1938).

У мужчин есть привилегия реально и непосредственно проникать в материнский организм, в то время как женщины занимают себя фантазиями или отождествляются со своими детьми в период своей беременности. Это суть «регрессивной тенденции Талассы», желания вернуться к изначальному водному существованию, от которого человек отказался в первобытные времена. Околоплодные воды представляют в предельном смысле воды океана, интроецированные в материнское чрево. Согласно этой точке зрения, в каждой клетке млекопитающих обитателей суши заложено глубоко мотивированное стремление изменить принятое когда-то решение отказаться от океанической жизни и выбрать новую форму существования. Иным, например, было решение, действительно принятое миллионы лет назад предками современных китов и дельфинов.

Однако конечной целью всей жизни может быть достижение состояния, для которого характерно отсутствие чувствительности к раздражителям и в конечном счете инертность неорганической материи. Возможно, смерть и умирание не абсолютны, а семена жизни и регрессивные тенденции глубоко спрятаны даже в неорганической материи. И тогда можно представить весь органический и неорганический мир как систему, постоянно колеблющуюся между волей к жизни и волей к смерти, причем ни жизнь, ни смерть не могут получить абсолютного превосходства. Таким образом, Ференци близко подошел к концепциям «вечной философии» и мистицизма, хотя его рассуждения были выражены на языке естественных наук.

Исторический обзор концептуальных разногласий на ранних этапах развития психоанализа представляет большой интерес с точки зрения идей, развиваемых в этой книге. Очевидно, что многие из концепций, которые на первый взгляд кажутся новыми, не имеющими аналогов в западной психологии, на самом деле в той или иной форме серьезно рассматривались и горячо обсуждались первыми пионерами психоанализа. Главная задача данного обзора – оценка различных школ глубинной психологии в свете открытий современных исследований сознания, а также интеграция их вклада в общую картографию психики, что сможет послужить потребностям психонавтов.

Литература

Adler, A. 1932. The Practice and Theory of Individual Psychology. New York: Harcourt, Brace & Co.

Brun, A. 1953. Ueber Freuds Hypothese vom Todestrieb (Apropos of Freud’s Theory of the Death Instinct). Psyche 17:81.

Fenichel, O. 1945. The Psychoanalytic Theory of Neurosis. New York: W. W. Norton.

Ferenczi, S. 1968. Thalassa. New York: W. W. Norton and Company. Ferenczi, S. 1949. Confusion of the Tongues Between the Adults and the Child. The International Journal of Psychoanalysis,30:225–230.

Fodor, N. 1949. The Search for the Beloved: A Clinical Investigation of the Trauma of Birth and Prenatal Condition. New Hyde Park, NY: University Books.

Freud, S. 1907. “Obsessive Actions and Religious Practices.” The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud, Vol. 9. London: The Hogarth Press & The Institute of Psychoanalysis.

Freud, S. and Breuer, J. 1936. Studies in Hysteria. New York: Nervous and Mental Diseases Publication Company.

Freud, S. 1953. “The Interpretation of Dreams”. The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud. Vol. 4. London: The Hogarth Press & the Institute of Psychoanalysis.

Freud, S. 1964. “An Outline of Psychoanalysis.” The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud. Vol. 23. London: The Hogarth Press & The Institute of Psychoanalysis.

Freud, S. 1989. Totem and Taboo. London: W. W. Norton.

Janus, S., Bess, B., and Saltus, C. 1977. A Sexual Profile of Men in Power. Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall.

Jung, C.G. 1956. Symbols of Transformation. Collected Works, vol. 5, Bollingen Series XX, Princeton, NJ: Princeton University Press.

Jung, C.G. 1958. Psychological Commentary on the Tibetan Book of the Great Liberation. Collected Works, vol. 11. Bollingen Series XX, Princeton, NJ: Princeton University Press.

Jung, C.G. 1959. The Archetypes and the Collective Unconscious. Collected Works, vol. 9,1. Bollingen Series XX, Princeton, NJ: Princeton University Press.

Jung, C.G. 1960a. Synchronicity: An Acausal Connecting Principle. Collected Works, vol. 8, Bollingen Series XX. Princeton, NJ: Princeton University Press.

Jung, C.G. 1960. A Review of the Complex Theory. Collected Works, vol. 8, Bollingen Series XX. Princeton, NJ: Princeton University Press.

Jung, C.G. 1967. The I Ching or Book of Changes (Richard Wilhelm, translator). Collected Works, vol. Bollingen Series XIX, Princeton, NJ: Princeton University Press.

Jung, C.G. 1970. Commentary to The Secret of the Golden Flower: A Chinese Book of Life (Richard Wilhelm, translator). New York: Harcourt, Brace, and Company.

Jung, C.G. 1996. The Psychology of Kundalini Yoga: Notes on the seminars given in 1932 by C. G. Jung (Soma Shamdasani, ed.). Bollingen Series XCIX. Princeton, NJ: Princeton University Press.

Klein, M. 1960. The Psychoanalysis of Children. New York: Grove Press. Lake, F. 2007. Clinical Theology: A Theological and Psychiatric Basis for

Clinical Pastoral Care. Lexington, KY: Emeth Press.

Miller, F. 1906. “Quelques Faits d’Imagination Créatrice.” Archives de psychologie (Geneva) V 36–51.

Mindell, A. 2001. Working with the Dreaming Body. Portland, OR: Lao Tse Press.

Mott, F.J. 2012. The Nature of the Self. London: Starwalker Press. Mullahy, P. 1948. Oedipus Myth and Complex: A Review of Psychoanalytic

Theory. Trenton, NJ: Hermitage Press.

Peerbolte, L. 1975. “Prenatal Dynamics” Psychic Energy. Amsterdam, Holland: Servire Publications.

Rank, O. 1929. The Trauma of Birth. New York: Harcourt Brace.

Reich, W. 1949. Character Analysis. New York: Noonday Press.

Reich, W. 1961. The Function of the Orgasm: Sex-Economic Problems of Biological Energy. New York: Farrar, Strauss & Giroux.

Reich, W. 1970. The Mass Psychology of Fascism. New York: Simon & Schuster.

Reich, W. 1972. Ether, God, and Devil and Cosmic Superimposition. New York: Farrar, Straus & Giroux.

Ross, C. 1989. Multiple Personality Disorder. Indianapolis, IN: Wiley Publications.

Singer, J. 1994. Boundaries of the Soul: The Practice of Jung’s Psychology. New York: Anchor Books.

Sullivan, H.S. 1953. The Interpersonal Theory of Psychiatry. New York: W. W. Norton.

Глава IV