На часах было восемь минут девятого. Небольшой шанс успеть на пересменку вовремя ещё был. Небольшой такой, призрачный… одетый в соломенную шляпу…
Хватит!
Хватит об этом думать. Во всяком случае, сейчас – перед суточным дежурством.
Хватит!
Леонид поднёс окурок к опущенному стеклу и поймал выразительный взгляд дамы средних лет, сидевшей на пассажирском сиденье в стоящем в соседнем ряду Логане. Женщина была явно не в духе и, увидев, как сосед на стареньком BMW пытается НАМУСОРИТЬ, явно оживилась.
Леонид предусмотрительно вернул руку с окурком обратно и закинул его в пустую пластиковую бутылку, после чего улыбнулся женщине в Логане. Дама, настроившаяся провести время в пробке с пользой, скривилась, пробормотала что-то нелицеприятное и отвернулась к водителю. Леонид молча посочувствовал тому.
– Выкинул мусор, спас нервную клетку, – резюмировал он вслух и закрыл окно.
Машины впереди зашевелились, проползи десять метров и вновь встали.
Леонид критически покосился на бутылку с окурками в своей руке и, наверное, в сотый раз подметил, что надо купить автомобильную пепельницу.
Окинув взглядом салон, он вздохнул, нащупал на заднем сиденье пустой пакет из KFC и начал складывать туда многочисленный мусор: пустые пачки из-под сигарет, целлофан оттуда же, упаковки из-под жвачек, пустую банку газировки, липкую скомканную бумажку, в которую когда-то был завёрнут гамбургер и в глубинах которой, возможно, уже зародилась новая цивилизация, пустую коробку из-под яиц(!), три неработающие пальчиковые батарейки, четыре пластиковых стаканчика, вставленные друг в друга, одноразовую вилку с двумя зубчиками…
– О, Великий, – не выдержав, вслух обратился к себе Леонид, – способности твои к созданию хаоса и бардака по истине безграничны!
А ведь и двух недель не прошло с того момента, как они с Надей ездили выбирать новые обои в комнату, которую, по мнению девушки, пора было «подновить». Леонида полностью устраивали старые, пошедшие пузырями, ярко-жёлтые обои… и что, что их нельзя мыть? Кто вообще моет обои?!
В итоге они проездили по городу до вечера, потеряли уйму времени в строительных магазинах и, разумеется, поцапались. Как, впрочем, и всегда…
И ради этой девушки я испортил целых два метра асфальта посредством баллончика с красной краской… – покачал головой Леонид. – …Кольцо, то самое, какое она хотела, из Германии заказывал… и ведь любил же… действительно любил, по крайней мере, до определённого момента… а потом всё куда-то исчезло. Остались только разные тряпочки для поверхностей, моющиеся обои да пакеты с мусором…
Машины впереди не двигались, и Леонид продолжил уборку. Изогнув руку минимум в восьми суставах и впихнув её под пассажирское сиденье, он нащупал что-то холодное и тяжёлое.
Сердце ёкнуло. На ладони лежал зеленоватый екатерининский пятак. Такой же, как и в потайном кармашке сумки Леонида.
Плотина, выстроенная за последние три дня в голове, заскрипела, задрожала и с грохотом рухнула. Горло свело судорогой, а глаза защипало…
Вторник, четвёртое октября
2.… – Не потерял? – спросил Сашка, подкидывая в воздух свой пятак. Они сидели в машине у Сашкиного дома. Дым от, пожалуй, целой пачки сигарет, скуренной менее чем за час, плавал по салону вальяжными серыми клубами.
– Нет, конечно, – Леонид покосился на свою сумку.
Сашка носил пятак в кармане и регулярно вынимал на свет божий. Леонид же, напротив, свою монету берёг, доставал изредка и предпочитал хранить в сумке, в потайном кармашке – так, чтобы уж точно не потерять.
– Я всё думаю, откуда они взялись там, на ручье? – Сашка поймал монету в воздухе, перевернул, прокрутил между пальцами и вновь отправил в полёт. – Вода размыла древний клад?
Леонид хмыкнул – действительно, откуда?
Почему их с Сашкой понесло гулять на Муринский ручей, Леонид уже и не помнил. Помнил, что нёс под мышкой футбольный мяч, но не в футбол же они собирались играть на грязном, болотистом берегу ручья, задушенного с обеих сторон шестью полосами Северного проспекта. В каком году это было? Сколько ему тогда было лет? Семь? Нет, точно, это было ещё до школы. Значит – шесть. И кто первый из мальчишек увидел, что в грязи у берега что-то блестит?
Вроде бы Сашка… нет, точно Сашка.
Откуда мутная снулая вода принесла это спорное «сокровище»: две древние, но не имеющие практически никакой ценности монеты?
Впрочем, это тоже было неважно.
Что бы хотел вспомнить Леонид, так это кто предложил поклясться, но, увы, именно эта информация напрочь стёрлась из его головы.
Зато он отчётливо помнил резкую боль, когда Сашкин перочинный ножичек рассёк кожу на его запястье и как кровь – яркая и тёмная, похожая на вишнёвый сок из трёхлитровых банок, закапала на зеленовато-коричневую медь пятаков.
И как было страшно резать Сашкину руку.
И как он всё медлил, а когда, наконец, собрался с мыслями, то в итоге резанул слишком сильно и глубоко.
И как Сашка вскрикнул, мгновенно побледнел, покачнулся, но, выдавил улыбку и щедро полил обе монеты своей кровью, такой же тёмной и вишнёвой. И как они перевязывали Сашкино запястье грязным носовым платком, а тот мгновенно пропитывался всё никак не останавливающейся кровью…
Видимо Сашка думал о том же:
– Сейчас даже вспомнить страшно, – сказал он, поглаживая длинный шрам на левом запястье. – На несколько миллиметров глубже, и я бы остался без связок. Любитель резать шестилетних мальчиков! Хороший бы из меня получился хирург, – улыбнулся Сашка и покачал головой: – И немаловажная деталь – меня не пороли, в отличие от некоторых!
Леонид пасмурно улыбнулся и поёрзал по сиденью.
– До сих пор болит, Том Сойер? – расхохотался Сашка. Внезапно улыбка исчезла с его лица: – На самом деле, что я хотел тебе сказать… – рука с пятаком замерла. – Знаешь, что я решил ещё лет в шестнадцать? Что я сделаю, когда встречу Ту Самую? Я подарю ей, – Сашка кивнул на монету, – свой пятак! А знаешь, почему? Потому что Та Самая заслуживает самое ценное, что у меня есть!
Леонид фыркнул:
– Ага. А если Та Самая окажется нумизматом? Александр, вы дарите мне самый дешёвый екатерининский пятак, да ещё совершенно потасканного вида?! А не пойти ли вам в баню? Заодно и медь свою почистите!
Сашка медленно покачал головой и улыбнулся:
– Ничего ты, Лёнь не понимаешь. Та Самая – так не скажет. Или она будет не Той Самой, а просто какой-то левой тёлкой… Но сейчас речь шла не о моих матримониальных планах. Ты ведь понял, что я имею в виду?
Леонид кивнул.
Несмотря на то, что он всегда относился к сувениру из детства более спокойно, чем друг, вопрос действительно был поставлен правильно. Готов ли он подарить Наде свой пятак или нет? А если нет…
И в тот же вечер Надя завела вновь разговор о пятне на шее, очень скоро возросший до подробного перечисления всех грехов и провинностей.
И что же она сделает с моим пятаком? – уже не слушая невесту, думал Леонид. – Не выбросит, это точно. Даже оценит – красоту жеста уж точно. Ага, оценит… Отнесёт оценщику, отдаст на реставрацию, а после повесит в красивой рамочке на стену, возможно, сделает коллаж, как с фотографиями из отпуска…
Пятница, четырнадцатое октября
3. Оглушительная какофония гудков вернула Леонида в реальность.
– О, нет! Впереди свободное место, а это урод на БМВ, видно, заснул! – пробормотал он под нос, проезжая вперёд на несколько метров. Светофор над площадью вновь сменил зелёный свет на красный. Леонид вытер рукавом глаза и бережно опустил Сашкин пятак в нагрудный карман.
Автомобильный тромб прорвался через десять минут, и Леонид даже почти не опоздал на работу.
Почти, потому что, стоило ему припарковать машину, зазвонил телефон.
Просидев несколько секунд, пристально глядя на старающийся привлечь внимание владельца всеми возможными способами, а точнее: светом, звуком и вибрацией, смартфон, Леонид вздохнул и взял трубку, потому что не брать её было, наверное, ещё более глупо.
– Да, Надь. Привет! Что-то срочное? У меня дежурство…
– Как будто бы у тебя на работе все ещё не привыкли к твоим опозданиям, – ядовито перебила девушка. Леониду на мгновение представилось, что на том конце провода находится не бывшая невеста, а раздутая кобра, минимум неделю копившая яд, а теперь одним броском выплеснувшая его в лицо ничего не подозревающей жертве.
Хотя доля правды в Надиных словах была. Он действительно часто опаздывал. Леонид открыл окно и закурил. В трубке молчали, только раздавался какой-то шорох, словно вышеупомянутая кобра, удовлетворив инстинкт, поползла дальше.
– Я тебя слушаю, – отстранённо-вежливо напомнил о своём существовании Леонид.
В голове раздался воображаемый взрыв – оказывается, кобра никуда не делась, и теперь её просто-напросто разорвало на части.
Леонид сжал зубы – речь шла о Сашке. Почему Леонид не сообщил ей, Наде о таком прискорбном событии?! «Прискорбном событии!» – мелькнуло в голове, – У себя в банке, она, наверное, также говорит: «Прискорбное событие. Ваш ипотечный кредит не одобрен». Почему не позвал на похороны? И, в конце концов, когда он удосужится привести ей её мультиварку?
Слова про мультиварку стали последней каплей. До этого Леонид пытался найти секундную паузу в льющемся потоке слов, чтобы вставить что-то неопределённо извиняющееся: «Ну вы же всегда недолюбливали друг друга, признайся?» или даже лучше и, что главное, абсолютно честно: «Просто даже не подумал. Прости». Но… Сашкина смерть и… мультиварка?! В одном ряду?
Подавив желание разбить телефон, Леонид резко перебил Надю:
– Сегодня на сутках. Завтра завезу после шести. Пока! – и повесил трубку.
На часах было девять ноль девять, – отметил Леонид, глядя на заставку экрана блокировки: абстрактный средневековый город, нависший над тёмной бездной. Он опять опоздал. Но, как верно сказала Надя, все давно уже привыкли к его опозданиям.
По пути к дверям клиники Леонид чуть было не налетел на совершенно незнакомого мужчину с загорелым и явно испитым лицом, одетого в безразмерную поношенную дублёнку, выцветшую и потёртую. Собственно, и весь он был какой-то выцветший и потёртый – явление, к сожалению, достаточно часто встречающееся среди подобного рода мужчин в возрасте чуть за сорок.