Эпидемии и народы — страница 9 из 71

ыстрая глобальная трансформация экологических отношений. Примерно между 40000 и 10000 годами до н. э. группы людей-охотников заняли все материковые массивы планеты, за исключением Антарктики. 30–40 тысяч лет назад охотничьи группы проникли в Австралию, а спустя 5–15 тысяч лет другим группам удалось пересечь Берингов пролив со стороны Азии и ступить на американский континент. За несколько тысяч лет человеческие популяции распространились по всем климатическим поясам Северной и Южной Америки, около 8000 года до н. э. достигнув Огненной Земли.

Никогда прежде какой-либо господствующий крупный вид не был способен распространиться по всему земному шару Люди смогли осуществить этот подвиг, поскольку они научились создавать микросреды, подходящие для выживания тропического существа в крайне разнообразных условиях. Изобретение различных видов одежды и жилья стало тем трюком, который оградил человеческое тело от климатических крайностей и обеспечил его выживание, несмотря на минусовые температуры. Иными словами, культурная адаптация и изобретения сократили потребность в биологическом приспособлении к разнообразным условиям окружающей среды, что внесло принципиально разрушительный, постоянно подверженный изменениям фактор в экологические балансы на сухопутной территории всей планеты.

Столь же решающим, как и культурная адаптация к различным естественным средам, обусловившая необычайное распространение человечества между 40000 и 10000 годами до н. э, был еще один важный фактор. Оставив позади тропическую среду обитания, наши предки также избежали многих паразитов и болезнетворных организмов, к которым были привычны их предшественники и обитавшие в тропиках современники. Соответственно укреплялись их здоровье и энергия, а увеличение численности людей, похоже, приобрело ранее недостижимый масштаб[22].

Место человечества в природном балансе тропических регионов принципиально отличалось от того, которое возникло в умеренной и арктической климатических зонах. Как уже было показано, в Африке южнее Сахары человечество продолжало противостоять биологическим ограничениям, которые сохраняли свою высокую эффективность даже после того, как охотничьи навыки человека нарушили прежние природные балансы между крупными живыми организмами. Однако, когда человеческие сообщества научились выживанию и успешному развитию в умеренных широтах, они столкнулись с более простой биологической ситуацией.

В целом более низкие температуры означали менее благоприятные условия для жизни. Как следствие, виды растений и животных, приспособившиеся к умеренным и северным климатическим условиям, были не столь многочисленны в сравнении с теми, что кишели в тропических широтах.

В результате, когда люди-охотники впервые появились на сцене новых регионов, им встретилась гораздо менее цельная жизненная ткань. Более того, экологические балансы умеренного пояса оказалось гораздо проще нарушать посредством человеческой деятельности. Исходное полное или почти полное отсутствие организмов, способных вести паразитический образ жизни на человеческом теле или внутри него, было преходящим явлением. Со временем, как мы вскоре увидим, и в человеческих сообществах, находившихся в умеренном климате, развились заболевания, имеющие биологическое и демографическое значение. Однако уязвимость экологических балансов для человеческих манипуляций оставалась постоянной характеристикой среды за пределами тропического пояса.

Таким образом, биологическое господство человека в умеренных широтах с самого начала предполагало иной порядок интенсивности. Будучи чужаком и первопроходцем вумеренныхэкологическихсистемах, человечество оказалось в ситуации наподобие той, с которой столкнулись кролики, когда их завезли в Австралию. При отсутствии в новой среде как естественных хищников, так и естественных паразитов и при наличии (по крайней мере поначалу) обильной пищи австралийская популяция кроликов невероятно увеличилась и вскоре стала мешать усилиям людей по разведению овец.

Аналогичные скопления завезенных форм жизни — свиней, крупного рогатого скота, лошадей, крыс, наряду с широким спектром растений — имели место и на американском континенте, когда туда впервые прибыли европейцы. Однако это исходное безудержное расширение популяции вскоре сформировало собственные коррективы[23].

В достаточно длительной временной перспективе, вероятно, то же самое можно утверждать и об экспансии человека в разнообразные и новые экологические среды умеренного пояса планеты. Однако по меркам привычной для нас временной шкалы, где значение имеют столетия и тысячелетия, а не более крупные эры (eons), обычного биологического приспособления со стороны различных видов оказалось недостаточно для сдерживания размножения человечества.

Причина этого состоит в том, что всё человеческое предприятие осуществлялось и поддерживалось благодаря культурной, а не биологической адаптации. В результате, когда одна конкретная модель эксплуатации человеком окружающей среды начинала сталкиваться со сложностями из-за истощения того или иного ключевого ресурса, человеческая изобретательность обнаруживала новые способы жить, привлекая новые ресурсы, и тем самым вновь и вновь расширяла наше господство над живой и неживой природой.

Богатства в виде шерстистых мамонтов, гигантских ленивцев и других крупных и не имевших опыта встречи с людьми животных, которых ждало принесение в жертву человеку, не просуществовали долго. Действительно, одна из существующих оценок предполагает, что умелым и нерасчетливым людям-охотникам потребовалась всего тысяча лет, чтобы истребить большую часть крупной дичи в Северной и Южной Америке. Согласно этому представлению о прошлом американского континента, охотники собирались в большие организованные группы вдоль подвижной границы (frontier), где можно было обнаружить крупные трофеи для охоты. За несколько лет они настолько истощали стада своих жертв, что им приходилось двигаться все дальше на юг, пока большинство американских видов крупной дичи не были полностью уничтожены[24]. Столь катастрофическая модель могла возникнуть конечно же лишь в том случае, когда умелые охотники сталкивались с совершенно не имевшей опыта встреч с человеком добычей. В Старом Свете никогда не было настолько выраженного противостояния. Охотничьи навыки там применялись чк стадам крупных северных животных более постепенно — хотя бы по той причине, что с каждым новым шагом в северном направлении охотникам приходилось приспосабливаться к более суровому климату и более морозным зимам. Напротив, на американском континенте передвижение людей происходило с севера на юг, от сурового климата к мягкому. Следствием этого стало гораздо более стремительное и масштабное уничтожение крупных животных для охоты, нежели в Старом Свете.

Последующие открытия новых технологий позволили людям вновь и вновь воплощать на практике этот характерный для пограничья феномен легкой эксплуатации и быстрого истощения ресурсов. Нынешняя нехватка нефти за пределами Ближнего Востока — это лишь самый близкий к нам пример способов человеческой расточительности.

Однако в результате заселения в каменном веке умеренной и субарктической частей планеты человечество также перешло к гораздо более устойчивой новой модели сосуществования с другими формами жизни — модели, которой суждено сыграть важную роль в его дальнейшей истории.

Распространение людей по различным климатическим зонам сформировало то, что можно назвать паразитическим вектором (gradient) среди разных возникших сообществ.

Общее истощение разнообразия форм жизни, происходившее по мере того, как климат становился более холодным и/или более сухим, в конечном итоге подразумевает уменьшение количества и разнообразия паразитических организмов, способных воздействовать на человека. Условия успешного переноса инфекции от носителя к носителю усложнялись по мере того, как температуры и влажность снижались, а периоды тепла и солнечного света укорачивались. В результате возник такой вектор инфекций и инфестаций, когда популяции из более теплых, более влажных климатических поясов могли перемещаться в более прохладные и/или более сухие регионы с небольшой вероятностью встречи с незнакомыми паразитами, в то время как инфекции и инфестаций, таящиеся на южных и более теплых или более влажных территориях, представляли собой постоянную угрозу для пришельцев с более прохладного севера или из более сухой пустыни.

Этот вектор можно описать следующим образом: чем дальше человеческие популяции проникали в зоны холодного и/или сухого климата, тем в большей степени их выживание зависело от их экологических взаимоотношений с крупными растениями и животными. Балансы с мельчайшими паразитическими организмами, столь важные в тропиках, стали сравнительно незначительными.

Из этой разницы проистекает одно важное следствие.

Почти все микропаразиты слишком малы, чтобы увидеть их невооруженным человеческим глазом, и это означало, что до изобретения микроскопа и других сложных вспомогательных средств для человеческой способности наблюдения никто не был способен понять, как контролировать встречу с этими организмами. Несмотря на интеллектуальные способности, так хорошо служившими человечеству в обращении с вещами, которые люди могли видеть и с которыми они могли экспериментировать, отношения с микропаразитами до конца XIX века оставались главным образом биологическими, то есть находились за пределами человеческой способности к осознанному контролю.

Однако в тех местах, где микропаразиты были не столь распространены и менее значимы, разум мог свободно распоряжаться теми параметрами человеческой жизни, которые имели наибольшее значение. До тех пор, пока мужчины и женщины были способны видеть пищу и неприятеля, они могли изобретать новые способы справляться и с тем, и с другим, и тем самым в конце концов они перестали быть теми редкими хищниками, которым был доступен только охотничий образ жизни. Вместо этого численность людей быстро увеличилась до миллионов в тех ландшафтах, где могли существовать лишь несколько тысяч охотников. Поэтому побег из тропической колыбели имел далеко идущие последствия для последующей роли человечества в природном балансе — он обеспечил гораздо большее пространство для «культурных» изобретений, чем это было достижимо в той более плотной ткани жизни, из которой первоначально вышло обнаженное человечество.