Напоследок комбат бросает уничтожающий взгляд на рядового Лешего: ты-то, дескать, куда смотрел?..
Сразу после команды «разойдись» отвожу Лёху в сторонку.
— Лёх, скажи честно! Нарочно усыпил?
— Ты за кого меня держишь? — ощетинивается он. — Нет, конечно!
— Зря… У меня бы он с «губы» не вылезал! А ты видел, как на тебя «Дед» глянул?..
Рядовой Леший кривится, словно от зубной боли, и тоскливо вздыхает.
Загадочная фигура комбата будоражила воображение.
Именно он являлся теперь главной темой наших с Лёхой бесед.
Досрочно обретя право на самоволку, мы выгадывали время и пробирались к заветной дырке в ограждении, с обеих сторон которого курчавились дебри из тонкой проволоки (высотой примерно по колено). Препятствие, непроходимое даже для бронетехники. Но не для солдат срочной службы. В запутляканной металлической волосне протоптана была узкая тропинка, по которой и происходила временная утечка личного состава.
Куда? Ну не в город же! Кишлак под боком. А в нем — так называемые «точки». Их несколько, путь до них известен. Там, в уголке глинобитного дворика, всего за один рубль вы присядете у низкого стола, на котором вскоре возникнут бутылка домашнего узбекского вина, обязательный помидор, обломок чурека, сильно сточенный ножик с деревянным черенком и горстка соли.
Главное — следить за минутной стрелкой, а если на «точку» сунется кто-то из наших, вовремя его обморочить.
— Ты мне скажи, откуда он все знает? — неистово требовал я ответа.
— Маринка стучит, — хмуро отшучивался Лёха.
Маринкой звали прибившуюся к батарее собачонку. Жесткошерстная дворняжка черно-белой масти. Комбат ее сильно любил. Любил ее и рядовой состав, потому что если появилась Маринка, то через пару минут появится и сам «Дед». Но все уже при деле.
— То есть, выходит, это не он — это она все насквозь видит?
— Вот ты смеешься, — укорил меня Лёха, — а между прочим, да. Двоеглазка.
— Не понял!
— Ну морда, морда у Маринки черная, а над глазами белые пятна…
— И что?
— Нечистую силу видит.
— Тебя, например?
— Меня, например!.. А то еще и подмигнет… красным глазом…
— И что будет?
— Правым — к добру…
— А комбат?
— Что комбат?
— Вдруг он тоже за кого-то служит? Вроде тебя!
— Да ну, брось…
— А почему нет? — напирал я, окуная кусок помидора в серую крупную соль.
— Так он же не рядовой! Он майор! Это что ж, выходит, кто-то попросил в офицерской школе за него отучиться?
— М-да… В самом деле… — В задумчивости я разлил вино в два тусклых граненых стакана. — Но ты точно уверен, что не леший?
— Откуда я знаю? — огрызнулся Лёха. — В лесу бы угадал запросто… А тут…
Ухватили стаканы и бесшумно чокнулись костяшками пальцев — чтобы начальство не услышало.
— Он же не зря тебя тогда про карты спросил… — напомнил я.
Рядовой Леший безнадежно махнул рукой — и выпил.
А ведь Лёха-то и впрямь оказался картежником. Вы не поверите, но мы с ним навострились на разводе в «двадцать одно» играть. Без колоды, естественно. Колоду нам заменяло наше начальство.
Стоим в строю, а из дверей штаба (одноэтажного домишки желтого цвета) один за другим появляются офицеры.
Первым набирает Лёха.
Вот с невысокого крылечка сходит лейтенант. Две звездочки. За ним еще два лейтенанта. Две плюс две плюс две — шесть. За ними — капитан из технического дивизиона. Шесть да четыре — десять. Затем на асфальт ступает наш комбат. Большая майорская звезда идет у нас за пять малых. Итого, пятнадцать…
— Хорош! — шепчет мне в азарте Лёха. — Теперь ты…
Я приготавливаюсь считать. Лейтенант — две звездочки… И тут, как назло, из дверей показываются разом начштаба и командир части. Оба подполковники. Четыре большие звезды! Двадцать два. Перебор…
И так каждый раз. Случая не было, чтобы я у него выиграл.
— А хочешь самое простое объяснение? По жизни!
— Ну? — заинтересовался он.
— Ни хрена наш «Дед» не видит. Тоже обмороченный!
— Да ну… — усомнился Лёха. — А чего ж он тогда…
— Что «чего»? Что «чего»? Про карты спросил? Взял и спросил!
— А с проверкой из округа?
— И с проверкой тоже! Что он такого сказал? «Век бы стоял и любовался»?
Призадумался Лёха.
— То есть ты… думаешь… Просто майор — и все?
— Нет, ну… не просто, конечно… Ясно же: что-то с тобой не так… Ну вот он и прикидывает!
Хорошая была версия, изящная, но практикой проверку не прошла. Регулярно срываясь в самоволку, мы с Лёхой окончательно уверовали в собственную безнаказанность, за что однажды и поплатились.
Поднялась в тот день самая настоящая пурга, только не из снега, а из пыли. Поэтому столик нам сервировали в помещении. И взяли мы тогда отнюдь не пол-литра, но целый литр. Отчаянные парни!
Приняли по первому стаканчику, поднесли к губам второй — и тут глаза Лёхи, сидящего лицом ко входу, начинают выкатываться из орбит.
— Эх, лес честной… — потрясенно выдыхает он.
Оборачиваюсь. В дверях стоят два сильно припорошенных майора: «Дед» Сапрыкин и замполит Карапыш (дорóга до «точки» им тоже хорошо известна). Но самое страшное — оба нас видят! Во всей нашей срамоте.
Вскакиваем, замираем по стойке «смирно».
— Вы что творите?! — опомнившись, срывается Карапыш. — Да я… Да вас… Под трибунал… В дисбат… Ваши отцы кровь проливали…
Некоторое время «Дед» Сапрыкин (он располагается на шажок впереди) слушает эти вопли. Нижняя часть лица майора сурова. Верхняя, включая глаза, как всегда, заслонена козырьком.
Пластика у комбата замечательная. Бочкообразная грудная клетка незыблема, движутся только руки. И то изредка. Вот и сейчас правая взмывает и, на ощупь найдя гневный рот замполита, властно затыкает его.
— Ти-ха… — негромко, но внушительно произносит майор. — На «старте» — я хозяин… А ну-ка быстро отсюда!
И мы с Лёхой, пригнувшись, прошмыгиваем на выход.
После чего оба майора садятся за столик и неспешно, со вкусом допивают этот самый литр.
А наутро боязно-о… Но комбат молчит. Наконец подзывает меня.
— Как вчера добрались?
— Нормально, товарищ майор!
— Во-от!.. — И он назидательно воздевает мудрый натруженный палец. — А если бы мы за вас ту бутылку не добили… вы бы нахреначились, попались бы командиру части… и отправил бы он вас на «гауптическую вахту»…
Звук «г» комбат произносит на украинский лад. Поэтому «гауптическая вахта» выговаривается им с особой нежностью.
— А-а… майор Карапыш…
— Что майор Карапыш?
Да, действительно. Что майор Карапыш? Не дурак же он, в самом деле, признаваться в совместном распитии!
Так что же нам удалось выяснить? Одно из двух: либо осекся Лёха с перепугу, либо и впрямь все дело в комбате. Надо полагать, в его присутствии и другие подчас прозревают. Даже замполит.
От визитов «на гражданку» мы решили временно воздержаться, однако не тут-то было. Внезапно начала мелеть запруда. Пришлось доложить «Деду».
— А кто у нас огородник? — рассеянно поинтересовался тот.
— Я, товарищ майор!
Майор Сапрыкин чуть откинул голову и скучающе глянул из-под козырька на Лёху. Потом на меня.
Мы мигом все поняли и двинулись на разведку. Пронырнули ограждение, очутились за пределами части, в колхозном саду. Шли и, понятно, валяли по привычке дурака:
— Лёх, а откуда вообще лешие берутся?
— Из лесу!
— Да я понимаю… А в лесу-то они откуда? Вот ты, например…
Тот сделал вид, будто вопрос мой ему не слишком приятен. А может, просто ответ придумывал.
— Пьяный поп крестил, — нехотя отозвался он наконец.
— И что?
— А кого пьяный поп крестил, тот лешим становится.
— А как же сейчас? При советской власти! Все неверующие… некрещеные…
— Ну не все, наверное…
— Да почти все! Тебя, говоришь, сто лет назад крестили?
— Ну да… примерно…
— Этак скоро совсем леших не станет… Слушай, а в каком же ты возрасте в лес убежал?
— Года в три…
Тем временем в просветах между стволами раскидистых слив показалась впереди дырявая труба. Поилица наша. Воду узбеки перекрыли — стало быть, ждут сварщиков. Вскоре появились двое местных: один катил аппарат, другой разматывал кабель. Мы с Лёхой наблюдали издали, как они накладывают железную заплату, причем не на дыру, а рядом, на совершенно целехонький участок водопровода.
Закончили. Ушли. А примерно через полчаса вновь хлынула вода — и мы со спокойной совестью отправились докладывать обо всем комбату. Нет, ну не обо всем, конечно… Только о том, что колхозники опять с трубой лопухнулись.
— Так-то вот, Леший, — назидательно молвил «Дед», выслушав наш рапорт. — Мог бы и сам все уладить, по-тихому. Иди поливай…
Лёха ушел, а я сел дочерчивать график. И завелся во мне некий проказливый бесенок. Толкает изнутри локотком и толкает.
Наконец не устоял я перед соблазном, рискнул:
— Товарищ майор, разрешите обратиться!
— Ну, обратись…
— Товарищ майор, вы в леших верите?
— Два наряда вне очереди!
— Есть два наряда вне очереди!
Вот и думай теперь…
Глава 5
Просто поразительно, как быстро мы привыкаем к любой чертовщине, при том, конечно, условии, что она приносит нам выгоду. Взять, к примеру, меня. Убежденный материалист. Если и верю во что, то в научный атеизм — и вот, здравствуйте вам, охотно пользуюсь Лёхиными услугами, пытаясь, правда, время от времени уразуметь, кто же он такой, этот Лёха. Так заигрались в лешего, что приходится порой себя одергивать, напоминать, что все это не всерьез…
Не всерьез-то оно не всерьез, но ведь действует!
Честно сказать, я думал, что замом по политчасти комбат назначил меня ровно на один день — пока не уедет проверка из штаба округа. Ничего подобного! Я теперь и впрямь должен был вести политзанятия. И если бы не Лёха, ох несладко бы мне пришлось. Ненавижу педагогику. Накушался за полгода.