Что ж тебе пожелать за эту милость?
Сто мильонов тебе, Кален, мы просим:
Ведь от голода ты тогда подохнешь![64]
Мамочки, папочки все у Афры, но папочкам этим
Всем и мамашам она может бабусею быть.
Некогда бывший моих стихов переписчиком верным, —
Счастьем хозяина был, Цезарям был он знаком, —
В самых цветущих годах своей юности умер Деметрий
После трех лустров и жатв с ними еще четырех.
Чтобы, однако, сошел не рабом он к теням стигийским,
В муках, какими его жег нестерпимый недуг,
Дал ему вольную я, отказавшись от прав господина:
О, если б только его мог этот дар излечить!
Он оценил пред концом награду свою и патроном
10 Назвал меня, отходя вольным к подземным водам.[65]
Кто писал для тебя твою Венеру,
Тот, поверь, Ликорида, льстил Минерве.[66]
«Дали бы мне миллион сестерциев вышние боги, —
Сцевола, ты говорил, всадником даже не быв, —
Как бы я зажил тогда, как широко и как беззаботно!»
На смех и дали тебе боги, о чем ты просил.
5 Тога гораздо грязней после этого, пе́нула хуже,
Трижды, четырежды твой кожей заплатан башмак.
А из десятка маслин большинство всегда бережется,
И перемена одна на два обеда идет.
Пьешь красноватую ты отседа вейского гущу,
10 Грош тебе стоит горох пареный, грош и любовь.
Ну-ка, судиться идем! Ты, Сцевола, плут и обманщик:
Или живи, иль отдай долг миллионный богам![67]
Что пантера несет на пестрой шее
Расписное ярмо, а тигр коварный
Терпеливо бича удары сносит,
Что олень удила златые гложет,
5 Что идет в поводу медведь ливийский,
А кабан, калидонского почище,
Повинуется пурпурной уздечке,
Что нескладный бизон повозку тащит
И что слон, вожаку послушный — негру,
10 Исполняет покорно легкий танец, —
Не богов ли то зрелище, скажи-ка?
Но посмотрит на это, как на мелочь,
Кто забавную львов охоту видит,
Как изводит их резвость зайцев робких:
15 Схватят, пустят, опять поймав, ласкают,
И добыча в их пасти невредима,
Через зев свой они проход просторный
Ей дают, опасаясь ранить зубом:
Стыдно было б загрызть зверьков им нежных,
20 Раз они перед тем быков сражали.
К милосердью такому не приучишь
Львов, но знают они, кто их владыка.
Если, Овидий, вину, что родится в номентских угодьях,
Дать постоять и его выдержать несколько лет,
Долгая старость и вкус у него и названье скрывают
И как угодно назвать можно старинный кувшин.[68]
Подливаешь ты, Руф, себе все воду,
А пристанет приятель, — ты насилу
Выпьешь капельку жидкого фалерна.
Или, может быть, Невия сулила
5 Ночь блаженства тебе, и ты желаешь
Для любовных утех остаться трезвым?
Стонешь ты и вздыхаешь: отказала!
А поэтому пей себе ты вволю
И жестокую скорбь в вине потопишь.
10 Что беречься? И так всю ночь проспишь ты!
Все пристаешь ты ко мне, драгоценный Луций мой Юлий:
«Праздный лентяй, напиши важное ты что-нибудь!»
Дай мне досуг, но такой, какой в минувшие годы
Флакку мог Меценат или Вергилию дать:
5 Я попытаюсь создать вековечное произведенье
И от костра уберечь как-нибудь имя свое.
Полем бесплодным идут под ярмом волы неохотно:
Тучная почва томит, но веселит самый труд.
Есть у тебя (и молю, пусть из года в год процветает)
Великолепнейший дом, но он за Тибром стоит.
Ну, а вот мой-то чердак на Випсаньевы лавры выходит,
В округе этом уже дожил до старости я.
5 Съехать мне надобно, Галл, чтоб ходить на поклон к тебе утром
Так подобает, хотя б даже и дальше ты жил.
Но для тебя-то пустяк клиент какой-нибудь в тоге,
Мне же все утро терять — это отнюдь не пустяк.
Лучше в обед навещать тебя я буду почаще,
10 Утром же пусть за меня книга с поклоном придет.[69]
Исса птички Катулловой резвее,
Исса чище голубки поцелуя,
Исса ласковее любой красотки,
Исса Индии всех камней дороже,
5 Исса — Публия прелесть-собачонка.
Заскулит она — словно слово скажет,
Чует горе твое и радость чует.
Спит и сны, подвернувши шейку, видит,
И дыханья ее совсем не слышно;
10 А когда у нее позыв желудка,
Каплей даже подстилки не замочит,
Но слегка тронет лапкой и с постельки
Просит снять себя: дать ей облегчиться.
Так чиста и невинна эта сучка,
15 Что Венеры не знает, и не сыщем
Мужа ей, чтоб достойным был красотке.
Чтоб ее не бесследно смерть умчала,
На картине ее представил Публий,
Где такой ты ее увидишь истой,
20 Что с собою самой не схожей Исса;
Иссу рядом поставь-ка ты с картиной;
Иль обеих сочтешь за настоящих,
Иль обеих сочтешь ты за портреты.
Ты мне пеняешь, Велокс, что длинны мои эпиграммы.
Сам ты не пишешь совсем: право, короче нельзя!
Если и мудрость твоя, и богов почитанье известны,
И благочестье ни в чем не уступает уму,
Тот не умеет дарить по заслугам, кто станет дивиться,
Регул, что книгу тебе и фимиам я дарю.
Не распознавши тебя, господином, царем называл я.
Ну а теперь распознал: будешь мне Приском ты впредь.[70]
Все то, что я мальчишкой и юнцом сделал,
Весь вздор, какой и сам я не могу вспомнить,
Коль дорогое время потерять хочешь
И если ненавидишь ты досуг праздный,
5 У Валерьяна Поллия купи Квинта:
Погибнуть не позволит он моим шуткам.
Рядом с тобою, Фавстин, Телесфора Фения садик
С малым участком земли и с увлажненным лужком.
Здесь его дочери прах, и надгробную надпись Антулле
Можно прочесть, но читать лучше бы имя отца.
5 К теням стигийским сойти ему подобало б, но если
Не суждено, пусть живет, чтоб ее кости хранить.
Влюблена в меня (мне, Процилл, завидуй)
Дева, что лебедей белее чистых,
Серебра и снегов, жасмина, лилий.
Но желанная мне чернее ночи,
5 Муравья и смолы, грача, цикады.
О жестокой уже ты думал петле,
Но, я знаю, Процилл, в живых ты будешь!
Фений на вечную честь посвятил могильному праху
Рощу с возделанным здесь чудным участком земли.
Здесь Антулла лежит, покинув безвременно близких,
Оба родителя здесь будут с Антуллой лежать.
5 Пусть не польстится никто на это скромное поле:
Будет оно господам вечно подвластно своим.
Всякий раз, что меня, Луперк, ты встретишь,
«Не послать ли мне малого, — ты скажешь, —
Чтоб ему эпиграмм ты отдал книжку?
Как прочту я ее, верну обратно».
5 Нет, мальчишку гонять, Луперк, не стоит:
Далеконько идти, пожалуй, к Груше
И по лестницам трем ко мне взбираться.
То, что ищешь, достать поближе можно.
Постоянно ты ходишь Аргилетом:
10 Против форума Цезаря есть лавка,
Косяки у нее все в объявленьях,
Там ты мигом прочтешь о всех поэтах.
И спросить не успеешь ты Атректа
(Так зовется хозяин этой лавки),
15 С первой иль со второй подаст он полки
Отскобленного пемзой и в порфире,
Пять динариев взявши, Марциала.
«Да не стоишь того!» Ты прав, не спорю!
Тот, кому сотню прочесть эпиграмм окажется мало,
Цедициан, для того всякое зло нипочем.
КНИГА II
Валерий Марциал приветствует своего Дециана.
«К чему нам, — говоришь ты, — твое послание? Разве тебе мало того, что мы читаем твои эпиграммы? Что ты еще собираешься сказать здесь такого, чего не в состоянии сказать в стихах? Я понимаю, почему предваряют посланиями трагедии и комедии, раз они не могут говорить сами за себя. Эпиграммам глашатай не нужен, и довольно им своего, то есть злого языка: на какую страницу ни взглянуть — вот и послание. Поэтому, будь добр, не доводи дело до смешного и не вводи лица, пляшущего в тоге. Подумай только, приятно ли тебе идти с палкой на ретиария. Я на стороне тех, кто решительно против». Ей-богу, Дециан, ты прав! А если б ты еще знал, с каким длинным посланием тебе пришлось бы иметь дело! Итак, будь по-твоему. Все, кому попадется эта книга, будут обязаны тебе тем, что они не устанут, еще не дойдя и до первой страницы.[71]
Больше трехсот эпиграмм могла бы ты вынести, книга,
Но кто бы вынес тебя, кто бы прочел до конца?
Вот и узнай, каковы коротенькой выгоды книжки:
Первое, — что на нее меньше бумаги идет,
5 А во-вторых, что за час окончит ее переписчик,