И в помещенье частей части возводят еще.
Словно за царство борьба, и за клетку борьба не стихает,
Скряга в ее темноте прячет богатства свои.
Этот скиталец по клетке гуляет, тот в нору укрылся, -
Здесь и подвластье, и власть, здесь песнопенье и стон.
И пока клетка любима, как будто она и не клетка, -
Смертью влекомы мы все, гибелью каждый своей.
Нет, ни страх ненавистный, ни выси палат, ни богатства,
Что он у подданных взял, не охраняют царя.
Ни твердолобый охранник, кого за гроши покупают,
Тот, что другому слугой будет, как был одному.
Править народом без страха тот будет, кого посчитает,
Как никого, для себя самым полезным народ.
Кто б ни был муж, один царя над многими,
Обязан властью многим он.
И он отнюдь царить не должен долее,
Чем захотят те, многие.
Что ж так спесивы властелины жалкие,
Коль их правленье временно?
Мир целиком Эпикур сотворяет из атомов малых,
Ибо считал он, Алхим, – атомы – меньше всего.
Если б в ту пору ты жил, Диофант, из тебя сотворил бы
Мир он, – ведь ты, Диофант, меньше куда, чем они.
Иль написал бы он даже: "Из атомов – все остальное".
"Сами же атомы все, – он бы сказал, – из тебя".
Эти двое двоих погубили – порочный и скромный,
Как друг на друга пошли – яростный пламень и стыд.
Федру объял без остатка любовный огонь к Ипполиту,
А Ипполита святой стыд погубил самого.
Здравствуй, Гектор, потомок воителя Марса, коль слышишь
Что-либо ты под землей, горд за отчизну, воспрянь.
Град Илион обитаем, народ там живет знаменитый, -
С Марсом, с тобой не сравнить, Марсу, однако, он друг.
А мирмидоны погибли. Поведай же, Гектор, Ахиллу,
Что энеады теперь правят Фессалией всей.
Лишнее все бесполезно. Так горек нередко бывает, -
Старая мудрость гласит, – мед, если слишком его.
Ты ведь не жил никогда, никогда не умрешь, неимущий.
Да, горемыка, живя, был ты поистине мертв.
Тем лишь, кто в счастье безмерен, кто денег имеет без счета,
Тем лишь когда-нибудь смерть жизни положит предел.
Да, в человечьих делах величайшая мудрость – молчанье.
В этом мудрец Пифагор будет свидетелем мне.
Истинно красноречивый, всех прочих он учит молчанью,
В нем для покоя людей лучшее средство найдя.
Что удивляемся мы чудесам предыдущих столетий,
Дивам, где бык говорит, каменный падает дождь?
Древние новое чудо затмило: проснувшись, с кровати
Геллия встала вчера раньше вечерних теней.
Я бы и больше сказал, если б ты не решил, что шучу я, -
Да, пробудилась она раньше полудня еще.
Те чудеса, и нередко, пожалуй, и видели предки,
Часто, быть может, еще их и потомки узрят.
Этого ж чуда никто до вчерашнего дня не увидел
И не сумеет никто после него увидать.
Что ты Венеру, меня, уязвляешь, Тритония дева?
Жертвы мои почему ты прибираешь к рукам?
Вспомни-ка лучше о том, как когда-то на Иде скалистой
Назвал меня, не тебя, самой прекрасной Парис.
Меч твой, твое и копье, а со мною лишь яблоко только.
Только о яблоке том давней довольно борьбы.
Фибры сжимая в груди и вдыхая лишь воздуха малость,
Все мы живем и вокруг Феба сияние зрим.
Все мы живущие здесь – лишь орудья, но только такие,
Что получаем мы жизнь от дуновений живых.
Если ж дыханья парок ты закроешь своею рукою, -
Душу низринув, ее прямо ты к Стиксу пошлешь.
Значит, мы, люди, – ничто, все содержимся мы для Плутона;
Легкий дыхания миг – жизни опора одна.
Туп твой свинцовый кинжал и лишен остроты совершенно.
Он остроту твоего нам представляет ума.
Люди в своем большинстве восторгаются славой ничтожной,
Глупые, ветром пустым к звездам стремимы они.
Мил ты по гласу народа себе? Но часто ругает
Лучшее тот, кто ослеп, глупо худое хваля.
В вечной тревоге всегда, от чужого зависишь сужденья,
Чтобы поденщик не взял данную им похвалу.
Случай, однако, смеется над ним, тебя восхвалившим,
Хвалит он пусть от души, – беглая это хвала.
Что тебе слава дает? Пусть всем светом тебя восхваляют.
Если страдает сустав, что тебе слава дает?
Вытащил мух из крат_е_ра пирующий прежде, чем сам он
Выпил, а выпил когда, вновь их туда поместил.
"Сам-то я мух не люблю, – он сказал, объясняя причину, -
Но и не знаю, кому мухи приятны из вас".
Утка уж в пасти у пса, но иное схватить он намерен.
Но не берет; а что взял – вот уж из пасти бежит.
Так, о несчастный, пока ты хватаешь чужое, то чаще,
И по заслугам тогда, алчный, теряешь свое.
В стойле собака сама никогда не питается сеном
И не дает, чтоб его жаждущий конь поедал.
Алчный богатства хранит, совершенно не пользуясь ими,
И запрещает другим пользу извлечь из богатств.
Как, ты готовишься меч мне вонзить или в грудь, иль во чреве?
Чрево тебя породило, а грудь молоком напитала.
Дай божество лишь о добром просить – иль не надо молений,
Или отвергни ты просьбу о злом – иль не надо молений.
Тот, кто жену схоронив, обзаводится новой женою,
В море крушенье познав, снова плывет по волнам.
Сон, этой жизни покой, утешенье, надежда для бедных,
Делаешь равными ты ночью с богатыми их.
Полные скорби сердца ты ласкаешь летейскою влагой,
Ты удаляешь из них мысли о всяческом зле.
Кроткий, ты шлешь в сновиденьях желанные бедным богатства
Что ты смеешься, богач, мнимым богатствам бедняг?
Боли, заботы и муки в реальных богатствах богатых,
В мнимых богатствах бедняг – истинно радость одна.
Душу писать нелегко, написать же тело нетрудно.
Впрочем, они у тебя скверны – и тело, и дух,
Ибо природа, явив нам души твоей нравы дурные,
Сделала так, что они явственно видны во всем.
Но несуразную внешность, твои безобразные члены
Кто же напишет, коль их видеть не хочет никто?
Злая гадюка, однажды ужаливши каппадокийца,
Тотчас погибла, испив пагубной крови его.
Статую эту тебе, царь, сгубивший весь мир, водрузили
Здесь из железа: оно стоит дешевле, чем медь.
Это свершили убийства, нужда, жажда денег и голод, -
Ими ты все погубил, алчности верен своей.
Уж время требует
И молвит, Кандид мой:
Оставь прибежище
Любовей ветреных
И брось неверное
Ты к ложам рвение,
Прельстясь Кипридою.
Ищи же девушку,
С которой, связанный
10 Любви взаимностью,
Живи в супружестве.
Твой род потомками -
Что есть прекраснее, -
Детьми богатая,
Умножит счастливо.
Твой для тебя отец
То сделал некогда.
Что от родителей
Воспринял ранее,
20 Ты с возмещением
Потомству выплати.
Но пусть заботою
Не станет, Кандид мой,
Стремленье большее
К ее приданому,
Чем к непорочности.
Непрочна та любовь,
Где страсть безумная
Воспламеняется
30 Красою внешнею
Иль жаждой денежной.
Ведь всякий любящий
Из жажды денежной
Любви не ведает, -
Лишь деньги любит он.
Но деньги взятые
Тотчас рассеются,
А страсть недолгая
Погибнет прежде, чем
40 На свет появится.
Но эти денежки,
Что прежде с жадностью
Несчастный жаловал,
Помочь затем ему
Не в состоянии,
Где нелюбимую,
Не доброй волею,
Но с принуждением
Он взял супругою.
50 Что прелесть? Сгинуть ли,
Как лихорадке, ей,
С годами сникнуть ли,
Под солнцем – цветику?
Тут щеки алые
В румянцах кончатся;
Любовь, лишь этими
Державшись узами,
Без них уносится.
Но есть любовь, и с ней
60 Душой провидящий
В совете с разумом
Достойный встретится.
Ее в счастливый час,
Достоинств полную
(Не преходящую,
Как лихорадка иль
Как годы беглые),