Он пристально посмотрел на Молотова, который сидел за столом удивительно неподвижно, глядя куда-то в стекла своих очков, и который, словно спиной почувствовав его взгляд, вдруг ожил, снял очки и двумя пальцами размял переносицу. Именно на него было возложено общее руководство советским урановым проектом.
Обремененный множеством обязанностей в качестве заместителя председателя ГКО, Молотов явно тяготился не совсем понятной ему задачей, к которой он относился с недоумением, формально. Сейчас, например, его больше волновала очередная реорганизация руководящих органов, затеянная Сталиным исключительно в целях упрочения своей личной власти: на протяжении всей войны он постоянно манипулировал крупными политическими фигурами, то ослаблял их, то усиливал, чтобы сбалансировать сферы влияния и не дать ни одному центру силы обрести самостоятельность. Молотов знал, что через неделю его лишат поста председателя Оперативного бюро ГКО и передадут его Берии. Молотов был занят выводом из войны Финляндии и Румынии, которые не вняли советскому ультиматуму и теперь должны были за это поплатиться. Ему было не до урановых котлов Курчатова. Он плохо в них разбирался.
— Работа лаборатории обеспечена государством в той мере, в какой позволяют возможности нашей экономики. Установлены производственные связи. Налажено устойчивое взаимодействие между лабораторией Игоря Васильевича, отраслевиками, профильными заводами и научными институтами. — Крупная, похожая на кувалду голова Молотова, казалось, с трудом поворачивалась на короткой шее. Можно было подумать, что он обессилен, даже истощен. Нарком иностранных дел был великолепным дипломатом. Говорил он ровно, обстоятельно, безэмоционально: — Проблема у нас с урановой рудой. Пока результаты неутешительные. Геологи ищут. По всей стране ищут. Залежи урана найдены в Киргизии, правда, в небольших количествах. Координация разведывательных работ возложена на академиков Вернадского и Хлопина. Вернадский жалуется в Управление геологии, но они ищут. Все силы брошены. Мало ее у нас. Не могут найти. Ищут.
— Хочу показать вам один документ, подписанный товарищем Курчатовым, — перебил его Сталин и протянул Молотову телеграмму. — В нем Курчатов официально обращается к Кафтанову с просьбой помочь получить пять килограммов прутьев из красной меди на Дорогомиловском заводе.
— Это не злой умысел, — заметил Молотов, прочитав телеграмму. — Такой порядок, форма.
— Порядок? — Сталин вернулся в кресло рядом с Молотовым, сел к нему вполоборота. — Если из-за этого вашего порядка мы плетемся в хвосте, теряем время, подвергаем угрозе страну, то надо менять порядок. Нам что важнее — страна или эта ваша форма? Порядок создают люди, а не Господь Бог. И если от работы Курчатова зависит судьба страны, дай ему такую форму, чтобы у всех от зубов отскакивало. Если не хотят их потерять. — Он вынул телеграмму из рук Молотова и сказал: — Давайте послушаем теперь, что скажет сам Игорь Васильевич. — Ладонь Сталина слегка покачнулась над столом: — Не надо вставать, товарищ Курчатов. С вашим ростом я буду ощущать себя пигмеем.
Губы Курчатова растянулись в вынужденной улыбке. Лицо побледнело.
— Я постараюсь быть кратким, товарищ Сталин. Не стану перечислять наши достижения: они есть, они существенные. За год мы смогли совершить прорыв в развитии работ по урану. Я подробно изложил это в докладе, который направил товарищу Молотову. Поэтому сейчас, здесь, пользуясь возможностью говорить прямо, хочу остановиться на трудностях, так как их устранение является условием успеха нашей программы. — Он отложил в сторону карандаш, который крутил в руках, словно хотел отбросить всё лишнее. — Главная проблема — это темп работы над проектом. Если темп не будет ускорен, наша работа обречена.
Лицо Сталина потемнело. В голосе прозвучало раздражение:
— Мы дали вам, товарищ Курчатов, много полномочий. Не меньше, чем Жукову на фронте. Результаты работы Жукова мы видим. Что мешает вам, с вашими полномочиями, добиваться таких же результатов на своем фронте?
Курчатов выпрямил спину, помедлил, прежде чем ответить:
— У Георгия Константиновича помимо полномочий есть несколько десятков дивизий, обеспеченных необходимой техникой и поддержкой тыла. Нам же приходится опираться в основном на свои полномочия. А этого слишком мало…
— Вы получаете всё, что требуете, — уточнил Молотов.
— В математике, Вячеслав Михайлович, о таких ситуациях говорят — условие необходимое, но недостаточное. Чтобы прямоугольник был квадратом, все углы должны быть равны девяноста градусам — это условие необходимое. Но его недостаточно — должно соблюдаться ещё и равенство сторон. Да, сегодня мы располагаем необходимой материальнотехнической базой, пригодной для решения проблемы урана. Но она недостаточна для ее решения в те сроки, о которых мы говорим. В Лос-Аламосе построены десятки лабораторий, в которых работают тысячи специалистов. А у нас? Я дорожу своими сотрудниками, их потенциал достаточен для выполнения поставленной задачи. Но это все равно что хорошо обученный солдат без оружия. Мы не требуем, Вячеслав Михайлович, мы постоянно просим — и наши просьбы не всегда находят быстрый отклик в смежных организациях, которые недооценивают значения проблемы. Неблагополучно обстоит дело с сырьем и вопросами разделения. Мы просили Институт редких и драгметаллов снабдить нас разными соединениями урана и металлическим ураном, но воз и ныне там. Я не стану перечислять все проблемные сферы — от чистого графита до строительства циклотрона в Москве, — их много. Отмечу другое. Мне дали возможность прочитать сотни страниц донесений нашей разведки по теме урановых исследований за рубежом, которые были получены, я думаю, с немалым трудом. Это очень ценные донесения. Но у меня нет технологических возможностей, чтобы проверить их хотя бы на подлинность.
— Что вы предлагаете? — спросил Сталин.
— Нужно менять схему организации работ на государственном уровне. Полномочия Лаборатории номер два должны подкрепляться незамедлительным обеспечением в полной мере ее потребностей на любых отраслевых уровнях. Требуется рывок. Его надо готовить.
— Хорошо. Мы подумаем об этом. Какой резерв времени у нас есть, по-вашему?
— Нам не известно, как далеко продвинулась Германия, но если исходить из донесений по США, то год. Много — полтора.
Сталин долго молчал, и все ждали. Потом он поднялся, медленно подошел к столу возле стены, вытряхнул трубку в круглую пепельницу, но закуривать не стал и тихо, словно про себя, произнес:
— Исходя из ваших заявлений, у меня складывается впечатление, что все наши сражения — это игра. А настоящая война нам только еще предстоит. Пока мы деремся, несем потери, где-то в тихих лабораториях выращивают зверя, который одним ударом сметет и наши армии, и наши города. Выходит, артиллерия — больше не бог войны?.. Должен ли я понимать это именно так?
Он обвел собравшихся хмурым взглядом. Все молчали. Встал Берия.
— Да, товарищ Сталин, — ответил он, — вы правильно понимаете.
Помолчав, Сталин сказал:
— Я думаю, теперь мы отпустим товарища Курчатова. Идите, Игорь Васильевич, работайте.
Когда Курчатов вышел, Сталин спросил, обращаясь к Ванину и Кузнецову:
— Как вы считаете, продолжит Гиммлер выторговывать себе послевоенную неприкосновенность путем сдачи нашим союзникам секретов немецкой бомбы?
— Всё зависит от скорости нашего наступления и наступления союзников во Франции, товарищ Сталин, — ответил Кузнецов. — Если Гиммлер увидит, что армия несет катастрофические потери, что территории уходят, то он вернется к торгу. Пока же он пытается поссорить нас с союзниками.
— Согласен с товарищем Кузнецовым частично, — поднялся Ванин. — Наши источники в нейтральных странах фиксируют активность эмиссаров Гиммлера не только по дипломатическим каналам, но и по линии разведки. Можно предположить, что прошлогодний провал переговоров Шелленберга с «Интеллидженс Сервис» в Берлине, которые мы контролировали, привел к скандалу внутри ведомства, и они притихли. Но время работает против них. И значит, им придется возобновить контакты с людьми Даллеса и Мензиса.
После долгой паузы Сталин сказал:
— Мы предоставляем разведке полную свободу действий. Любая информация будет приветствоваться. Любая. Вторая, не менее важная задача — воспрепятствовать установлению контактов между немцами и англосаксами по обмену информацией, связанной с урановой программой Гитлера. Такие контакты следует пресекать безоговорочно. Пресечь или оттянуть возможность передачи США урановых секретов немцев. Любой ценой.
Через полчаса на дачу должны были приехать члены Политбюро, и Сталин отпустил Ванина и Кузнецова, объявив для Молотова и Берии перерыв.
Берия вышел в сад. Предстоящее вступление в должности зампреда ГКО и председателя Оперативного бюро означало, что круг его обязанностей существенно увеличится: придется плотно заниматься наркоматами оборонного комплекса, тяжелой промышленности и транспорта. Он понимал: это отвлечет его от контроля за работой госбезопасности в целом и разведки в частности.
Попрощавшись с Кузнецовым, Берия удержал Ванина.
— Слышал, ты решил вернуть в игру Рихтера? — спросил Берия.
— Три группы, которые мы забросили в Берлин, были уничтожены. У нас нет и не может быть людей в аппарате РСХА. Кроме Рихтера. Его информация насчет испытаний в Белоруссии подтвердилась. Немцы бомбу взорвали. Позже, чем он передал. Но информация подтвердилась же.
— Рихтер был арестован гестапо и вышел сухим из воды, даже не потеряв в должности. Это требует убедительных объяснений. Знай, что Меркулов не приветствует его возвращение. Он не говорит нет, не говорит да, но скорее все-таки против. У меня лежит его рапорт. Я его не поддержал. Пока.
— Спасибо, Лаврентий Павлович.
— Ну, что ж, не промахнись, бригадир. — Взгляд Берии испытующе впился в Ванина, отчего тот невольно поежился. — Я не всегда смогу тебя прикрыть. Не промахнись.