– Нет, вы не мальчик, – произнёс Энграф задумчиво. – Вы, коллега, дьявольский коктейль из звездохода, плоддера и ксенолога, с явным преобладанием первых двух компонент! Как ни огорчительно, вы опять оказались правы. Да, я увлёкся, потерял время… Но ведь это же было зверски интересно! И то, чем заняты Рошар и Гунганг, тоже интересно! Интересно даже мне! Как этим не увлечься, не позабыть обо всём на свете?! Разве вы никогда не шли на поводу у собственного любопытства?
Кратов неопределённо пожал плечами.
– Разумеется, мы очень легко стали поддаваться на собственные уговоры, – продолжал Энграф. – Особенно убедительно действует довод, что-де годы уже немалые. Преподлейший, должно заметить, довод!.. Человек начинает дряхлеть именно в тот момент, когда впервые согласится с мыслью о своей старости. Да, мыслить, оценивать, анализировать – это мы здорово умеем. А ведь зачастую необходимо отложить всяческие рефлексии на потом и как следует пошевелить конечностями! Успевать, а не искать индульгенций собственным опозданиям! Как вы находите, коллега?
– Григорий Матвеевич, – сказал Кратов вкрадчиво. – Хочу поставить вас в известность, что на время отпуска госпожи Скайдре вам придётся возложить на свои плечи бремя прополки и подвязывания виноградных кустов.
– Как это? – насупился Энграф.
– Очень просто, – пояснил Кратов с охотой. – Руками и мотыгой. Экология – хозяйство хлопотное, так что всем хватит забот. К примеру, я иду, – он тяжко вздохнул, – принимать роды у козы Машки.
ИнтерлюдияЗемля
Наполовину распавшаяся, вросшая в землю хижина стояла на угоре, а со всех сторон к ней подступали древние деревья. Стволы облеплены были чем-то, что производило впечатление болезни, мертвенности: не то тысячелетним лишайником, не то ослизлыми лохмами отставшей коры. Такие же нездоровые лохмы свисали и с сырых брёвен, из которых сложены были стены хижины. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: здесь никто не жил, и очень давно. Возможно, последние три-четыре века.
Кратов подождал немного и молодцевато перекинул ноги через бортик гравитра. Он тотчас же ушёл по колено в какую-то мерзкую труху и, высоко поднимая колени, поспешил выкарабкаться на более надёжное место. Машина стояла, утонув в этой трухе по самое брюхо.
– Сон Духов, – пробормотал Кратов.
Пожалуй, он чересчур тщательно счищал с брюк налипший тлен. Со стороны могло показаться, что он взволнован. А этого под посторонним взглядом вовсе не хотелось…
– Ты волнуешься, Кратов, – тотчас же безжалостно сказала Рашида.
– Я живой человек, – буркнул он под нос и осторожно, выбирая самые твёрдые участки этой в сто слоёв заваленной гнилыми пластами земли, двинулся к хижине.
– Там есть тропинка, – промолвила Рашида вдогонку.
И он сразу же увидел тропинку. Вернее – слабый, призрачный след чьих-то усилий протоптать след в этой мертвечине. Этот призрак тропинки вёл прямо до крыльца – пары рассыпавшихся ступенек.
– Мерзкое место, – произнёс Кратов. Теперь он поймал себя на том, что голос его звучит излишне громко. Этот лес, эта мёртвая земля, эти деревья-зомби и эта хижина – разлагающийся труп жилища – всё будило в нём неясные колебания и даже страх. Он никогда и ничего не боялся на Земле. До этой минуты… – Того и гляди, выползет Баба-Яга. И задаст нам жару своей клюкой.
Он нагнулся и подобрал бог весть как очутившуюся здесь палку почти в человеческий рост, отполированную догола, жёлтую, словно из слоновой кости.
– Вот и клюка, – промолвил он с нервным оживлением.
– Кратов, Кратов… – сказала Рашида. – Ты боишься.
Он обернулся. Рашида сидела на верхней ступеньке трапа и спокойно курила. На её смуглое лицо падала густая, почти непроницаемая вуаль теней от сплетённых крон, и под этой вуалью ясно светились одни только огромные, пронзительно-синие глаза.
«А ты всё так же беспощадна», – подумал Кратов. Вслух же согласился:
– Пожалуй… А это часом не твоя клюка?
Удивительно, однако всё душевное смятение тут же выветрилось напрочь.
– Хорошо, – сказал он, собираясь с мыслями. – Прочь детские игры… Стас! – крикнул он в чёрный провал окна. – Я пришёл.
Рашида за его спиной коротко рассмеялась.
– Он тебя ждёт не дождётся! – сказала она.
– Это была дань учтивости, – проворчал Кратов. – Стас, выходи. Или позволь войти нам.
Хижина молчала.
– Тогда я иду без приглашения!
Он с величайшей осмотрительностью поднялся на крыльцо, не вызывавшее у него ни малейшего доверия. Доски запели, прогнулись, но сдюжили. Толкнул обшитую не то кожей, не то грубой просмолённой тканью дверь – та распахнулась с сатанинским визгом.
– Мы опоздали, – сказал Кратов. – Здесь никого нет.
Ты знала это?
– Нет, – услышал он голос Рашиды прямо у себя за плечом. – Но ожидала чего-то подобного.
– А я знал. Мы ещё только приземлились, а я уже знал, что никого здесь не встречу. Если помнишь, нас двадцать лет назад учили воспринимать эмо-фон.
– Что?..
– Эмоциональный фон. Сейчас его так называют… из экономии фонетических усилий. Так вот, я слышал лишь твои эмоции.
«Твои мысленные насмешки, за которыми ты прячешь собственную слабость», – про себя прибавил он.
– Чего же ты боялся? – спросила Рашида.
Кратов подумал.
– А бес его знает, – сказал он.
– Зачем кричал всякие глупости?
– Вопрос тому же адресату… Наверное, я опасался, что за эти годы Стас не забыл, как глушить свой эмо-фон.
– А он и не забыл. Он ничего не забыл…
Женщина миновала его и уверенно прошла вперёд. Протянула руку куда-то вверх, – звонко щёлкнуло, и в дальнем углу прихожей вспыхнул слабый желтоватый фитилёк. Осветилась и вся хижина, хотя проку от этих тужащихся из последних сил язычков искусственного огня было чуть-чуть.
– Вот, – неопределённо сказала Рашида, касаясь ладонью иссохших вязанок душистых трав, что были некогда развешаны по стенам и забыты.
Они вместе вошли в единственную комнату. Под ногами хрустела нанесённая ветром земля, в которой ощущались какие-то осколки. На грубом деревянном столе тоже лежал слой земли.
Кратов смёл ладонью мусор со скамьи и сел, поставив палку рядом.
– Наверное, я что-то должен сказать? – спросил он. – Что-то приличествующее моменту?
Рашида медленно, будто сомнамбула, бродила по этому пустому, нежилому, изначально непригодному для человеческого обитания помещению. Дотрагивалась до чудесно уцелевших вещей – глиняная ваза… распухшая от сырости старинная книга в толстом, утратившем всякий цвет и форму переплёте… скомканная и небрежно брошенная в угол тряпка, в которой с трудом угадывалась мужская куртка вышедшего из моды покроя.
– Здесь он прятался от всего мира, – сказала Рашида. – От всей вселенной. Совершенно один. Всегда один.
– По-моему, он был здесь не первый, – сказал Кратов.
– Ты прав. Этот дом всю свою жизнь только и тем и занимался, что укрывал беглецов. Здесь непроходимая тайга. Сотни километров забытой богом и дьяволом тайги. Стена сросшихся воедино издыхающих и попросту больных деревьев. Неразрывное кольцо мёртвых, источающих трупный газ болот. И посередине – этот островок сухой и тоже умирающей земли. Здесь тысячу лет прятались беглецы. Преступники, каторжане, иноверцы… Те, кто добирался до этого угора, становились недосягаемыми для преследователей.
– Кто мог преследовать Стаса Ертаулова? – пожал плечами Кратов. – Какой закон он преступил, что решил прятаться от вселенной?
Рашида не ответила. Она опустилась на колени, подняла какой-то небольшой предмет и зажала его в кулаке.
– Наивно всё это, – продолжал Кратов. – Таиться от вселенной – в хижине посреди сибирской тайги. Всё равно, что от детских кошмаров под одеялом…
– Стас это понимал, – сказала Рашида. – Он знал, что это всего лишь одеяло. Но ему как раз и нужно было одеяло.
– Наивно, – повторил Кратов. – Ты не пряталась. Я не прятался. А он…
– Что касается тебя, – усмехнулась Рашида, – ты, по обыкновению своему, будучи тяжёлой машиной-танком, органически не умея и ненавидя отступать, попёр на вселенную в лобовую атаку. И она, выждав момент, всё же отшвырнула тебя сюда, на Землю. Чего бы ты себе ни воображал…
– Это я сам решил вернуться. И совсем ненадолго. Я в любой момент – хотя бы и сейчас, – могу взнуздать Чудо-Юдо, и только меня здесь и видели!
– …какие бы оправдания ни придумывал.
Они замолчали.
– Сядь, пожалуйста, – попросил наконец Кратов.
Рашида приблизилась.
– А ты не боишься, что я тебя укушу? – спросила она с иронией. – Когда-то ты ненавидел быть рядом со мной.
– Это было очень, очень и очень давно, – возразил Кратов. – Миллионы лет назад. Примерно при динозаврах. В общем, до того ещё, как построили эту хижину.
– Мне кажется, её никогда не строили, – промолвила Рашида. – Она просто родилась из этой земли. Выросла, как… как ядовитый гриб.
Рашида села на скамью, её плечо касалось плеча Кратова. Он чувствовал тепло её тела, запах её кожи и спутанных чёрных волос… «Что происходит? Что я делаю, чёрт подери? Зачем?!»
– Рашуля, – сказал он. – За эти миллионы лет я перестал бояться женщин.
– Что? – спросила она рассеянно.
– Так, пустяки, – улыбнулся он. – Я не о том… Ты сорвала меня с места, протащила за собой через половину мира. Вот мы здесь. И что же? Зачем это? Застать Ертаулова ты всерьёз не надеялась. По меньшей мере лет пять здесь никто не обитал. Наверное, ты хочешь сообщить мне нечто важное?
– Я не знаю, чего хочу. Вот уже двадцать лет не знаю. Раньше, кажется, знала. А теперь хочу всего, и всё мне смертельно наскучило. Нечто важное… Что может быть важным в этом мире? Что важно для тебя? Ты можешь это сказать?