– У альбинцев нет наших грехов, – поспешно возразил тот.
– И концлагерей тоже нет? Нам известны, например, так называемые «генетические резервации» у некоторых весьма развитых рас, и эти расы охотно оправдывали перед Галактическим Братством их наличие. По сути же своей эти резервации мало отличались от наших концлагерей…
– Нет у альбинцев никаких резерваций. Ни явно, ни скрыто. Мы в своё время искали доказательства своим домыслам…
– Что ж, задача упрощается, – задумчиво сказал Кратов. – Но решения пока нет. Хотя, конечно, приятнее общаться с расой, не скомпрометировавшей себя концлагерями. Что же им тогда скрывать от наших глаз?
Клавдий тяжко вздохнул, но не нашёлся, что добавить.
«Они торчат здесь не меньше трёх месяцев, – подумал Кратов. – В добровольном концлагере. В психологической резервации… За этот срок вряд ли что может измениться в человеке, если дела идут хорошо, цель ясна и видны перспективы. Но за то же время, когда ничего не выходит, на горизонте сплошной туман и ни малейшего просвета вокруг, можно проклясть всё и вся. Надломиться и пасть. Обрасти щетиной и шерстью. Щетина, кстати, уже налицо… Почему в тот момент, когда я вошёл, Клавдий на четвереньках собирал рассыпанные карточки, а Денис и не пытался ему в этом помочь? Конфликт, вызванный равнодушием одного и агрессивностью другого? Равнодушие одного к агрессивности другого? Или агрессивность одного в ответ на равнодушие другого?..
Это моя ошибка. Зря я набросился на директора Дэйнджерфилда. То есть, не совсем зря, и всё же… Нельзя было упускать Альбину из виду. Никакие более важные и спешные, а главное – интересные дела такого прокола не оправдывают. Следовало либо немедленно свернуть все работы и отозвать миссию вместе с унылым Клавдием и издёрганным Денисом, либо пойти на риск, чтобы раз и навсегда решить, возможен ли настоящий контакт. И уж если это не поможет, спросить совета у тектонов.
Как это сказал наш диспетчер с историческим прошлым? Злые птицы? Дикие лебеди, что гонят по лесам и полям сестрицу Алёнушку и братца Иванушку, белые демоны, посланники Бабы-Яги… Только в русских сказках бывает такой сдвиг стереотипов: разве могут белые птицы быть злыми? По всем статьям им полагается быть прекрасными и гордыми! Смотреть сказки Андерсена. И совсем другой коленкор, если взять, к примеру, плотоядных стимфалид с медными перьями-стрелами…
Так вот: надо было ещё три месяца назад окончательно прояснить, злые у нас это птицы или просто в дурном расположении духа. А ждать, когда решение придёт само собой, бессмысленно. Достаточно лишь заглянуть во ввалившиеся глаза Клавдия, увидеть неопрятную бородку, делающую его похожим на Спасителя в изображении неореалистов. В таком состоянии, с таким больным, загнанным взглядом, Клавдий просто не узрит выхода из тупика, даже если уткнётся в него своим унылым носом.
Давно пришла пора действовать. И действовать мы станем очень быстро».
– Как вы полагаете, доктор Розенкранц, – сказал Кратов. – Насколько серьёзны их угрозы?
– Это не угрозы, – буркнул Клавдий. – Это предуведомления.
– Я думаю, надо убедиться в этом окончательно.
Клавдий медленно оттянул большим пальцем ворот мохнатого чёрного свитера и глубоко вздохнул.
– Этого делать нельзя, – неуверенно сказал он. – Навязывание контакта, нарушение Кодекса. И потом – баллистические ракеты…
– Что может сделать древняя керосинка, пускай и с ядерной начинкой, современному космическому кораблю в состоянии полной защиты? И не будет никакого нарушения Кодекса, поскольку мы лишь проимитируем подготовку к посадке, произведя ряд безобидных маневров в атмосфере. И уж если они всё же атакуют корабль, мы разорвём контакт.
– Это авантюризм, – тихо сказал Клавдий. – То, что вы предлагаете, называется провокацией.
– Это ксенологический эксперимент. Почти все ксенологические эксперименты содержат элемент провокации. Это жёсткая проверка на доброжелательность и нравственную зрелость. Одно дело – демонстративные угрозы. Совсем иное – живым пальцем нажать на реальную клавишу и шарахнуть в братьев по разуму вполне материальной ракетой. Вы смогли бы пойти на такое, даже имея за спиной несрытые столбы концлагерей, незаросшие братские могилы чудовищных войн и неостывшие следы ядерных катастроф?
– А если у них есть более серьёзные причины не допускать нас? – со слабой попыткой вызова спросил Клавдий.
– Мне ничего не приходит в голову. Может быть, вы приведёте пример?
– Ну куда вы спешите? – с отчаянием вымолвил Клавдий. – Нужен детальный анализ. Нужны новые гипотезы на новом материале. Скоро вернётся Топ, у него светлая голова, длинный хвост и острый безжалостный ум…
– Три месяца, – сказал Кратов. – Вот сколько времени вы ожидаете нового материала. Вот как давно улетел Топ с его острым хвостом и длинным языком.
– Хорошо, – неожиданно сдался Клавдий. Видно, он просто не умел сопротивляться. – Я понимаю: вы сторонник действия. Эта ваша известная концепция – понимание через действие… Я её не разделяю. Позвольте мне записать особое мнение.
– Я не могу запретить вам иметь особое мнение, – пожал плечами Кратов. – Было бы ненормально, если бы вы его не имели. И кто я такой, чтобы запрещать вам хоть что-либо?.. Подготовьте корабль. Его поведёт когитр.
Клавдий отвёл глаза в сторону, где предполагалась панель состояния бортовых систем. После долгой паузы он сообщил:
– Собственно, корабля-то у нас и нет.
– Как это – нет?!
– Очевидно, он улетел, – терпеливо пояснил Клавдий. – Запасной шлюз, где он был ошвартован, теперь свободен.
– Агеев? – холодно спросил Кратов. – Этот ваш… историк?!
Растерянный взгляд Клавдия застыл, окончательно угас, будто провалился внутрь запавших глазниц.
– О, чёрт, – сказал Клавдий. – Ему же не совладать с управлением.
8
Резко отталкиваясь ботинками от пружинящего пола, временами сбиваясь на бег, Кратов ворвался на центральный пост. Согнувшийся в три погибели над пультом Клавдий поднял голову и сказал виновато:
– Связи нет. Не то он её выключил, не то не знает, как включить. Вероятнее всего, последнее. Поэтому я даже не могу перехватить управление.
– А что бортовой когитр?
– Он спит. Я сам его усыпил. Чего ему было маяться бездельем столько времени?
– Историк, – сказал Кратов. – Каким образом человек, не умеющий водить корабли, оказался в Галактике?
– Кто мог ожидать? – Клавдий пожал плечами. – У нас никогда не было дефицита драйверов. А системы орбитального комплекса он знал прилично. Трудился на совесть и другим не мешал работать… Разумеется, вскоре многие увидели, что он не имеет драйверских навыков. Пока здесь были люди, его потихоньку пробовали учить. Всё же, мотивы, по которым он попал сюда, следовало признать уважительными… И он, наверное, решил, что научился достаточно. А потом все улетели на «Моби Дик».
– Что это были за мотивы?
Клавдий невыносимо долго скрёб свою щетину, затем ещё раз пожал плечами и наконец произнёс:
– У него на «Моби Дике» девушка. Её зовут Марина. Марина Кемейа… У Дениса к ней какая-то сумасшедшая привязанность.
Кратов сразу вспомнил её. Пока Чудо-Юдо-Рыба-Кит приноравливался к стыковочным узлам стационара «Моби Дик» (по обычаю своему ворча и жалуясь на неудобства), ему удалось перекинуться парой ничего не значащих слов с молоденькой алеуточкой, черноволосой и черноглазой, с круглым серьёзным личиком, которая действительно звалась Мариной, действительно была хорошенькой и действительно работала оператором на внешних каналах ЭМ-связи. Помнится, он даже отпустил ей какой-то комплимент и пытался неуклюже скаламбурить на тему «если один кит швартуется к другому киту, который же из них – китиха».
– И что же, при своей… сумасшедшей привязанности он три месяца с ней не виделся? – спросил Кратов.
– Агеев не умеет водить корабль, – с лёгким недоумением разъяснил Клавдий. – А я не могу покинуть базу. Вдруг здесь что-то изменится или прояснится, а меня нет…
– Так, – буркнул Кратов. – Дальше?
– От знакомых ксенологов, бывающих на стационаре, я имею сведения, что несколько раз Марина возвращалась из отпуска с опозданием. Отсюда я делаю заключение, что на Земле у неё появился некто… отличный от Агеева.
– С логикой у вас в порядке, – едва сдерживаясь, проговорил Кратов. – Ну, к теме сумасшедшей привязанности мы ещё вернёмся… Что угрожает Агееву в данный момент?
– В данный момент – ничего, – сказал Клавдий. – Но спустя примерно полчаса он либо встанет на орбиту Альбины, после чего можно будет попытаться перехватить его вашим кораблём…
– Либо?
– …либо не встанет и упадёт в атмосферу.
– И его собьют.
– Да, – ровным голосом подтвердил Клавдий. – Или, напротив, не собьют.
Зелёная точка корабля безвольно моталась по тёмному экрану пеленгатора, едва не цепляя размытую кромку газовой оболочки планеты. Кратов прикрыл глаза, чтобы успокоиться и сосредоточиться. Он представил себе, как Денис в растерянности мечется по пустой кабине, бессмысленно давя на ещё недавно видевшиеся такими понятными и вдруг отказавшиеся повиноваться клавиши. В самом деле – что может быть проще управления космическим кораблём? Только велосипед. Забрался внутрь, запустил стартовые процедуры – и вперёд… Корабль и в самом деле тронулся вперёд, но потом отчего-то заартачился, не пожелал отвернуть от неотвратимо и страшно надвигающегося белёсого пузыря Альбины, с её строптивыми орнитоидами… и баллистическими ракетами. И где же догадаться, что спасение – в единственной, неприметной, притулившейся с краешку пульта кнопочке-скромнице с идиотской пиктограммой «ухо», о которой любой мало-мальски обученный драйвер без напоминаний, на уровне рефлексов знает: это – святое, это связь, а связь – это жизнь.
«Я спишу на Землю всех, кто причастен к этой трёхмесячной глупости, – думал Кратов, цепенея от ярости. – Я вышвырну из Галактики этого долбогреба Дэйнджерфилда за то, что он не дал мне знать о срыве альбинского контакта. За то, что он позволил этому фанатику Клавдию четверть года безвылазно торчать здесь и мариновать несчастного парня. За то, что он равнодушно смотрел, как рушится счастье у двух живых людей – у Дениса и Марины – и не трезвонил во все колокола. Ещё, наверное, и веселился по этому поводу.