Эпицентр — страница 23 из 62

– Я бы хотел, чтобы вы обратили внимание на одну деталь, – сказал Кратов, овладев собой. – Она настойчиво повторялась на всех без исключения графемах, в том числе и на пресловутых трёх. Пунктирная линия. Я тоже проглядел её, но только потому, что разглядывал ваши идиотские карточки не дольше двух часов. А с Альбины регулярно поступали образы, где не было ничего, кроме поверхности планеты, парящего корабля и двойной черты между ними. Вы не придали им особого значения сразу, а позднее механически выбраковывали во всех своих рассуждениях. Между тем, и овце понятно, что это – вполне отчётливое указание на барьер, который нельзя пересечь искусственному объекту, опускающемуся на Альбину из космоса… Кстати, был и такой образ: сквозь разрыв в этой двойной черте к поверхности устремляются стрелы наподобие косого дождя. Он повторялся ещё реже, и вы тоже выбраковывали его. Ваша предвзятость, доктор Розенкранц, ослепила вас, помешала верно истолковать наложенное альбинцами табу на высадку.

Кратов прошёлся по комнате, засунув руки в карманы куртки и собираясь с мыслями. «Как всё глупо, – думал он. – Ну прилети я сюда хотя бы на декаду раньше, и у этой истории со злыми птицами был бы другой конец, благополучный. Мог ли я это сделать? Что там у меня было в прошлой декаде? Краткосрочное посредничество в переговорах любимых моих сцифоидов с Шедара и арахноморфов давно распространившейся по Галактике древней расы Офуахт. Обсуждение проекта „Катарсис V“ в Совете астрархов. Нет, не мог, не мог…»

– На высоте приблизительно в сорок километров над Альбиной находится атмосферный слой газа, наподобие нашего озонового пояса. Его назначение то же самое: укрывать от жёсткого космического излучения. Но если мы могли позволить себе дырявить озоновое одеяло реактивными самолётами, ракетами и фреоновыми выбросами, а потом сто лет латать его, то орнитоиды такой возможности не имеют. Активность местного светила – не в пример нашему Солнцу… Очевидно, в незапамятные времена они, как и мы, пытались пускать ракеты и баловаться с ядерным оружием. Но при этом разрушался газовый щит, и проникавшее под него сверхжёсткое излучение выжигало на поверхности всё дотла. Поэтому на Альбине до сих пор нет ядерной энергетики и космической техники. Они отказались от этого – крылатые, но прикованные к собственной планете тонким слоем газа… Конечно, у них сохранились ракеты – против крупных метеоритов или даже назойливых гостей вроде нас. И шок был вызван не фактом нашего появления, как полагал Топ, а страхом того, что мы так и не поймём, что нельзя нам пересекать пунктирную линию… Они не желали убивать Агеева – потому что убийство противно природе всякого разумного существа. Но и потому также, что ракета неминуемо оставит пробоину в газовом щите. Однако рана эта несравнима с тем, что натворили бы в атмосфере двигатели большого космического аппарата на реактивной тяге. И орнитоиды уничтожили корабль ещё в экзосфере.

Кратов болезненно поморщился.

– Одного они не знали, – сказал он с горечью. – Что наши корабли используют не реактивную тягу, а гравигенераторы. И потому не разрушают атмосферу планет. Они просто раздвигают её при посадке. Как пловец воду ладонями…

Замолчав на полуслове, он осторожно приблизился к лежавшему Клавдию. Эта странная недвижность… полная эмоциональная нейтральность… Может ли человек так равнодушно выслушать свой приговор?

– Клавдий, – позвал он.

Молчание.

Кратов коснулся его плеча, и Клавдий опрокинулся на спину, продолжая хранить всё ту же скорченную, окостенелую позу. Его глаза были плотно зажмурены, на пергаментно-белом лице пролегли бурые тени. Неаккуратная поросль на щеках и подбородке оказалась наполовину седой.

Кратов медленно протянул руку и взял из застывших пальцев Клавдия карточку, одну из тех, что были рассыпаны на столе и по полу. На обороте торопливым рваным почерком было набросано несколько фраз. Кратов поднёс карточку к свету, чтобы разобрать их.

Клавдий писал: «Озоновый слой. Нельзя разрушать. Гравигенераторы. Мне жаль. Простите».

Графема изображала поверхность планеты, зависший над ней корабль и разделяющий их барьер из двойной пунктирной линии.

Кратов с усилием разогнул Клавдию руки и уложил их на груди. Накрыл его пледом. Вышел из комнаты и тщательно прикрыл за собой дверь.

Его шаги были единственным звуком, далеко разносившимся среди безжизненной тишины пустого орбитального комплекса. Кратову чудилось, будто ледяной ветер дует ему прямо в спину, забирается под одежду, под кожу…

Но откуда здесь было взяться ветру?

11

– Здравствуйте, Кратов, – энергично сказал Топ.

Семеня короткими сильными ножками, рептилоид подошёл – а казалось, подкатил, – к столу, за которым сидел Кратов. Теперь его изящная головка едва возвышалась над столешницей, а сам он походил на игрушечного голубого крокодильчика с туповатым рыльцем и неестественно высоким лбом. Топ ловко вскарабкался в кресло и удобно уселся, подглядывая на Кратова умными глазками-пуговичками.

– Вы не поверите, – сказал Топ, – но я разгадал тайну Альбины. Мне удалось достичь этого в результате обычного лабораторного анализа, а пользуясь вашей шахматной терминологией – домашнего разбора отложенной партии. И вовсе не обязательно было торчать здесь столько времени! Я хотел немедленно сообщить о своём открытии Клавдию, но решил сделать ему сюрприз. Вместе со мной прибыла и почти вся наша миссия, которая покинула Альбину три месяца назад. Полагаю, для Клавдия это будет двойной сюрприз.

Кратов приподнял голову, прислушался.

– Понимаете, – продолжал Топ увлечённо. – Всё дело в атмосфере.

Топ считался хорошим специалистом в области прикладной ксенологии, и он неплохо разбирался в человеческой мимике. Поэтому он замолчал, увидев лицо Кратова.

– Все умные, – произнёс тот. – Все обо всём рано или поздно догадываются. Но почему-то чаще поздно, чем рано.

В коридоре слышались разговоры, шум, громкий смех.

ИнтерлюдияЗемля

– Послушайте, сударь, – сказал Кратов, прикрыв глаза, чтобы скрыть раздражение. – Вы уверены, что ни с кем меня не спутали?

– Конечно, уверен, – ответил бесцеремонный недоросль, и в его детском голоске неожиданно прорезались старческие сварливые нотки. – Вы же Галактический Консул?

– До определённой степени, – ухмыльнулся Кратов.

– А я – Торрент. Уго Торрент, доктор социопсихологии. То есть не только и не столько социопсихологии. А равно и социометрии, социодинамики и социопластики. В общем, всего, что начинается с префикса «социо»… Вы – Галактический Консул, а это, если не ошибаюсь, Марсель Дармон.

– Ошибаетесь, – холодно возразила Рашида.

Она сидела чуть поодаль, отвернувшись, опершись локтем о парапет и закинув ногу на ногу так, что… Кратов слегка напрягся и сконструировал следующую фразу: «разрез и без того лёгкой юбки полностью оголял тугое, бронзовое от загара бедро».

«Звучит красиво, – подумал Кратов и дважды мысленно повторил эту фразу, чтобы запомнить. – То есть не так чтобы ново. Даже банально. Но мне нравится. И как звучит, и как выглядит. Особенно как выглядит: сногсшибательно, и никак иначе. Этот малыш должен бы уже валяться сражённый наповал. Я бы в его годы так и поступил. Какого же дьявола он не валяется?..» Он тут же вспомнил, что именно в таком вот щенячем возрасте именно он-то и не валялся у этих поразительных по совершенству ног.

– Что вы оканчивали, юноша? – спросил он, снисходительно улыбаясь.

– Я? – удивился тот. – Ничего! То есть, формально можно считать меня выпускником Сорбонны. Но стены этого древнего заведения я, скажем откровенно, не подпирал. Просто я при помощи ментального программирования загрузил свой мозг соответствующими дисциплинами, а затем прошёл несколько тестов на профессиональную пригодность. – Выдержав паузу и не дождавшись новых вопросов, он уточнил: – Тест Иванова-Козинца, тест Логинова-Витмана… последний с замечаниями… аналитическая программа «Оккам 141». Иными словами, свидетельство о допуске к исследованиям в перечисленных областях знаний у меня есть, – он снова выжидательно помолчал. – Предъявить?

– Разумеется, – сказал Кратов безжалостно.

Юнец привстал в своём кресле, охлапывая себя по бессчётным карманам долгополой жилетки, затем сунул руку едва ли не по локоть в наколенный карман широченных клетчатых брюк, что придавали ему замечательное сходство с ковёрным из старого цирка (соломенно-жёсткие патлы и худая лошажья физиономия в крупных веснушках усугубляли подобие), и двумя пальцами вытянул оттуда пластиковую карточку. Кратов повертел её и так и эдак, зачем-то поглядел на просвет («Вот тут, – засуетился Торрент. – Видите перфорацию?») и вернул владельцу. Ему потребовалось определённое усилие, чтобы придать лицу важный и понимающий вид.

– И как же я теперь должен с вами поступить? – спросил он, отхлебнув из кружки.

– По справедливости, – с готовностью ответил Торрент. – То есть дать согласие на моё присутствие в вашем окружении… – Он поёрзал на сиденье и неожиданно объявил, обращаясь к Рашиде: – Теперь я понял, кто вы!

– Блеск! – мрачно сказала Рашида. – В тот момент, когда я и сама не знаю, кто я такая…

– Что ж тут не знать-то?! – радостно провозгласил юнец. – Вы Рашида Зоравица!

– Не ожидала такой популярности, – проворчала женщина, а Кратов отметил без особого удовольствия:

– Похоже, вы следили за нами.

– В этом не было необходимости. Просто я всё о вас знаю. И выбор вариантов был невелик.

– Хм! – Кратов, задумавшись, снова приложился к кружке. Пива оставалось ровно на один глоток.

– Юлия Легат отпадает – вы не поддерживаете с ней контактов вот уже шестнадцать лет, – энергично затараторил недоросль. – Если вам интересно, могу сообщить, что её союз с профессором Шилохвостом оказался удачен, – Рашида чуть наклонила голову, прислушиваясь, чем впервые продемонстрировала хоть какой-то интерес к этой чудовищной по своей нелепости беседе. – Командор Елена Климова также отпадает – она вне Земли. Её социальный статус существенных изменений не претерпел… Инга Палахнюк – вероятность близка к нулю.