(Ксенолог Полищук, бывший звёздный разведчик, во главе группы профессиональных следопытов ушёл по охотничьему маршруту Земляных Людей к каменным домам загадочных рептилоидов – второй разумной расы.)
– Ну, до цели они ещё не добрались, – пробормотал Лерман. – О результатах судить преждевременно…
– Нашли что-то? – цепко спросил Энграф.
– Нашли, – неохотно сознался Лерман. – В лесу на охотников, как видно, напали. Кто именно – или что, – пока не установлено. Кратова среди останков нет.
– Среди останков! – взъярился Григорий Матвеевич. – Почему я должен вытягивать из вас каждое слово?
– В пятистах метрах от побоища Полищук обнаружил брошенную сумку с лингваром и видеобраслет. Приборы в жалком состоянии… не приборы даже, а горстка разрозненных деталей. В общем, Кратов по каким-то причинам остался без связи. Один, на чужой планете. И ему нужно было как-нибудь пережить ночь.
– Пять ночей, – обронил Энграф.
– Кратов – опытный звездоход, – торопливо сказал Лерман. – У него большой опыт работы в самых сложных условиях.
– Вы забыли напомнить мне, что он шесть лет отзвонил в плоддерах. Такое ощущение, будто вы меня утешаете… Не стоит, я прекрасно понимаю, что значит пять ночей голышом на чужой планете. Тоже, знаете, сиживал… Пожалуй, Полищуку нет смысла придерживаться охотничьего маршрута. Кратов не дошёл до Каменных Людей. Он должен был постараться вернуться к биотехну.
– Полищук продолжает поиски в окрестностях леса.
– Пусть продолжает. Какие-то следы обязаны остаться… – Григорий Матвеевич потряс взлохмаченной головой. – Если мы не разыщем Костю Кратова, будет очень плохо.
Лерман стоял перед ним чуть ли не навытяжку и не знал, что сказать. Ему и самому было тяжело. На огромной завьюженной планете потерялся человек. Все эти поисковые группы – что снежинки в гуляющей над материком уже вторые сутки буранной круговерти. Что они могут? Что может он, Виктор Лерман? Только сжимать кулаки да клясть себя за бессилие, в котором он ни капельки не повинен!
– Наша гипотеза подтверждается, – произнёс Энграф, зябко кутаясь в плащ. – За пределами весьма узкого региона Земляные Люди признаков рассудочной деятельности не проявляют. Вспышка массового интеллекта отчего-то ограничена областью радиусом примерно в пятьсот километров. Загадочный ксенологический феномен… Возможно, мы проглядели какой-то неучтённый природный фактор, и все эти первые, вторые и энные разумные расы суть тривиальные мутанты. У нас на Земле в очагах радиации ещё и не то бывало. Чернобыльские крысы, североморские кальмары… Я далёк от намерения распространять наш горький земной опыт на иные миры, но аналогия достаточно прозрачна. Как тут у вас холодно, коллега…
– Радиационный фон не превышает среднепланетарного уровня, – сказал Лерман. – И мне кажется, здесь нечем дышать от жары.
– Вам и вправду кажется, вы ещё мальчик против меня, вас кровь греет… А радиация может оказаться и ни при чём, это я в качестве иллюстрации к своим досужим домыслам.
Лерман вздохнул и отошёл к пульту кондиционирования. Терморегулятор был вывернут почти до предела.
– Хотите выпить, Григорий Матвеевич? Для разгона крови? У меня припасена бутылочка «Камю» – специально к визиту Галактического Консула.
– Когда Консул прибудет, мы с вами живо её уговорим. Прямо из горла…
Лерман вздохнул ещё раз, потянулся, чтобы врубить терморегулятор на максимум, и в этот миг его кольнуло в запястье. Экстренный вызов… Не подавая виду, он спокойно завершил движение и так же спокойно повернулся к замотавшемуся в свои меха Энграфу.
– Пусть так и будет, Григорий Матвеевич. Отдыхайте. Пойду-ка я на центральный пост, вдруг да что прояснится.
– Идите, коллега, – покивал тот. – Только убедительно прошу: не делайте из меня китайского болванчика, не держите ничего за скобками.
Лерман проворно отвернулся, чтобы дотошный старец не углядел признаков смущения на его лице, вышел в коридор и лишь тогда поднёс видеобраслет к губам:
– Здесь Лерман.
– Здесь Шебранд. Биотехн только что поднялся в воздух.
– Проснулся-таки, бестия!.. Не выпускайте его из виду, но и не мозольте ему видеорецепторы, или что там у него. Как он себя ведёт?
– Довольно уверенно. Такое ощущение, что он знает, куда лететь…
6
«Я иду за тобой».
Кратов открыл глаза.
В серой мгле берлоги бесшумно двигались плоские, будто вырезанные из бумаги силуэты. Племя Длинных Зубов жило обычной ночной жизнью. Самки кормили детёнышей. Охотники без большого рвения собирались на промысел. У входа дремал страж с заострённым дрекольем. В центре этой маленькой затхлой вселенной восседал Бубб и вершил таинство общения с предками. Взрыкивая и угрожающе скалясь, требовал от них содействия в наказании врагов и добыче пропитания. Те, кто был свободен, почтительно внимали.
«Я уже близко».
Кратов узнал этот негромкий, родной голос, услышанный его внутренним слухом, словно родившийся в его сознании, но ему не принадлежащий.
Чудо-Юдо искал своего хозяина.
– Бубб!
Огромный мохнатый зверь развернулся к нему массивной тушей и свирепо зыркнул налитыми кровью зенками.
– Никто не может вякать, когда я говорю с духами! – проревел он.
– Заткнись, – сказал Кратов по-русски (это было короче, нежели идиома «засунь свою шелудивую лапу себе в рот и подавись ею»).
Бубб не понял его слов, но прекрасно сориентировался в интонации.
– Ты же видишь, я занят, – пробурчал он. – Мы почти договорились. Старина Ггах уже обещал было запугать леших, чтобы они среди ночи высыпали из своих нор как оглашённые. Тут-то мы их и прихватили бы…
– Прекрасно. Я ненадолго оторву тебя от приятных бесед с покойниками. Мне нужно уходить.
– Ххарргх! – Бубб снялся-таки с обычного своего места и вразвалочку приблизился. – Я хочу это видеть! Я давно не веселился! На чём же ты собрался уходить? У тебя только две руки, а ног, считай, нету. Ты умеешь ходить на руках? Или ты поскачешь на… – и он объяснил, на чём именно.
Охотники оживлённо заухали, заколотили просторными ладонями по стылой земле.
– Он поскачет! Как безлапый болотник! Бубб повеселится, и мы тоже!..
– Нет, – сказал Кратов терпеливо. – Я не пойду на руках. Я не поскачу. Ни на руках, ни на зубах, ни на том, о чём ты никогда не забываешь. Меня понесёшь ты. А ещё четверо этих остолопов пойдут сзади, как охрана… За мной летит мой друг.
– Как это – «летит»? – спросил Бубб непонимающе. – Что это такое?
– Он очень быстро бежит по воздуху. Как туча, только намного быстрее. И сам он похож на маленькую тёмную тучу…
– У тебя такие друзья? – нахмурился Бубб.
– Так ты понесёшь меня?
Бубб молчал, постукивая чудовищным волосатым кулаком по колену.
«Я уже рядом».
– Ты уйдёшь, – сказал наконец Бубб. – И тебя не станет. Как будто это был хороший сон о том, чего никогда не происходит. Есть этот поганый, загаженный, голодный мир. И есть другой, где никто не гадит под себя, когда лень подняться. Где незачем жрать друг дружку, когда больше нечего жрать. Где любой детёныш знает столько слов, сколько не знаем все мы вместе. И где самки покрыты мягкой и чистой шерстью, задницы у них в течение ста ударов сердца подрагивают от шлепка, а в сиськах булькает столько молока, что можно накормить здоровенного охотника.
Хотел я согреться у костра твоего,
А он оказался болотным огнём.
Хотел я спросить, не покажешь ли путь,
А голос твой обернулся порывом ветра.
Да и сам я – лишь тень самого себя…
А теперь мне пора проснуться и выкинуть это из башки, чтобы она не болела о том, чего не бывает.
– Но я вернусь, – проговорил Кратов. – Есть в твоём мире что-то, чем я могу поклясться, что не лгу?
Похожая на узловатое полено лапа коснулась его головы. Когти с лязгом сомкнулись и дёрнули… Кратов зажмурился от боли и зашипел.
– Скорее подставляй сухую ветку, – пробормотал он. – У меня искры сыплются из глаз.
Бубб поднёс к губам пучок его волос и дунул.
– Теперь ты вернёшься, – промолвил он убеждённо. – Стало быть, твой друг похож на тучу и носится по воздуху, как эта шерсть? Я хочу это видеть.
7
Сердце у Лермана ухнуло в самые пятки.
– Шебранд! – шёпотом закричал он. – Только не потеряй мне его, не то я тебя сожру заживо! Связь через центральный пост!
– Ясно… Сильный боковой ветер со снегом, и смеркается, гравитр болтает, как ёлочную игрушку.
– Меня это не интересует, Шебранд! Меня интересует исключительно биотехн!
Он едва удержался, чтобы не сорваться на бег, и вместо этого на цыпочках двинулся в сторону центрального поста. Перед его носом с лязгом растворилась дверь. Розовощёкий молокосос в нашивках ксенолога четвёртого класса радостно заорал:
– Командор! Шебранд сообщает…
Лерман запечатал ему рот широкой ладонью и впихнул обратно в пост. Затем тщательно закрыл за собой дверь и негромко, но внятно сказал, обведя всех ледяным взглядом:
– Если кто-нибудь ещё хочет поорать, пусть поднимет щупальце, и я по-доброму, чтобы не портить биографию, спишу его из миссии к сатане, не в двадцать четыре – в два часа. Пусть летит на Землю, в пустыню Сахару, и дерёт там глотку в своё удовольствие. Вы превратили миссию в конкурс вокалистов, в детстве изнасилованных медведями… Разговаривать нормальными голосами, без мелодраматических подвизгов! Энграф не должен ничего слышать, ему и без того плохо… Что ты хотел мне доложить, мальчик? – повернулся он к смущённому, с пламенеющими ушами, ксенологу.
– Шебранд только что сообщил, что биотехн пошёл на снижение, – промямлил тот. – Пока вы читали нотацию, командор, он, должно быть, уже сел.
– Если он действительно сел, буду просить у тебя прощения, – обещал Лерман. – И разрешу орать сколько вздумается. Связь с Шебрандом, живо!