Лингвар осёкся на полуслове.
– Как вы догадались, коллега, – будто ни в чём не бывало заговорил Энграф, – это изложение в ксенолингвистических метафразах некоего послания. Упомянутое послание поступило на детекторы корабля ксенологической миссии землян, исследовавшей планету Винде-Миатрикс III. Немедленно после этого корабль был атакован и обращён в бегство… Точнее, мы отозвали миссию до выяснения обстоятельств. Ваш покорный слуга возится с этой ахинеей уже целую вечность. Согласитесь, что не столь часто ксенологические миссии подвергаются нападению вот так, за здорово живёшь… Вероятно, ключ к разгадке содержится в послании, но покуда он недоступен нашему пониманию.
– Необходима моя помощь? – с надеждой спросил Кратов.
– Отнюдь, юноша, – снисходительно промолвил Энграф. – С этим управлюсь я один. Вопрос лишь – когда? Миссия на Винде-Миатрикс III пока не расформирована и в полной боевой выкладке мается на стационаре «Святая Дева», ожидая моего решения… А вы отдыхайте, обживайтесь в нашем прелестном уголке. Вся здешняя растительность доставлена с Земли, только вот запах у неё какой-то… излишне экзотический. Атмосфера влияет, что ли? Но овощи, грибы и ягоды произрастают вполне исправно. Половина этого дома свободна, можете занимать. А можете поселиться и в одиночестве – кажется, два или три коттеджа всё ещё пусты… Имеется пруд, лужайка для спортивных игр, лес для прогулок под луной… вот только луна отсутствует.
– Извините, – ввернул Кратов. – Но я прибыл сюда не ради игр и прогулок.
– Никто и не намеревается позволять вам бездельничать бесконечно, милейший Константин… э-э…
– Костя, – хмуро подсказал тот.
– Допустим. Не позднее завтрашнего вечера к нам поступит оперативная информация со стационара Горчакова, и вы займётесь её анализом.
– А что там?..
– Не знаю, – отрезал Энграф. – Она ещё не поступила, а я не провидец. Сразу предупреждаю: вы прибыли сюда не на день и не на два, как опрометчиво полагаете, а на постоянную работу. То, что вы всего лишь ксенолог третьего класса, дела не меняет: пахать будете не меньше моего. Коли вас направили на Сфазис – значит, вы того заслуживаете. Я, к сожалению, занят, Рошар тоже в трудах, первый секретарь Гунганг в отъезде, остальные – в инспекциях на своих стационарах. Так что на избыток заботы не уповайте. Впрочем… Можете обратиться к Руточке Скайдре, она у нас свободна.
– Тоже ксенолог? – осторожно спросил Кратов.
– Господь с вами! Женщина – и ксенолог?! Руточка у нас эколог. Следит за благополучием Парадиза и его постояльцев.
Кратов поднялся из кресла, сознавая, что становится обременительным собеседником. Энграф выпростал из необъятного рукава и протянул ему старчески хрупкую ладонь.
– Не серчайте, – сказал он. – Мы действительно очень заняты. В нашей работе редко выдаются перерывы. Да вы и сами в том скоро убедитесь.
– Я не сержусь, – вздохнул Кратов и подержал его ладонь, опасаясь повредить чрезмерным пожатием.
– Не могу понять, – произнёс Энграф задумчиво. – Как вы умудрились так проколоться на Псамме? Судя по вашим аттестациям, этого не могло произойти. Да и методика ваша…
– Тогда я ещё не был ксенологом, – сквозь зубы ответил Кратов. – Всего лишь драйвером.
– Следовательно, вы бывший звездоход?.. Занятно. А ведь именно вам приписывается остроумное предотвращение потенциального межрасового конфликта. Очевидно, я что-то упустил, необходимо будет обратиться к материалам миссии на Псамму…
Кратов поспешно вышел на крыльцо.
Он огляделся. Странные корявые деревья вокруг дома по пристальном рассмотрении оказались обычными вишнями, но запах от них исходил действительно непривычный. Кратов медленно стянул с плеч анорак, а поразмыслив, заодно избавился и от свитера. Здесь, в этом уголке райской зелени, ему предстояло жить и работать долгие годы. По крайней мере, до тех пор, пока он будет ощущать себя годным к этой деятельности. Оставалось загадкой, за какие заслуги он, в общем-то заурядный ксенолог с ничтожным опытом, был внезапно направлен сюда, в самое сердце Галактического Братства. Но, так или иначе, это произошло, и теперь ему следовало доказать, что он пришёл на своё место, а не на чужое, что ошибки не случилось…
Но он никак не мог понять, нравится ему здесь или нет!
3
Руточка Скайдре сидела на корточках перед кустом малины и споро, со знанием предмета обирала его. Корзинка её доверху была полна ягод. Чуть поодаль, на огуречной грядке, примостился мощный мохнатый пёс пегой масти и с любовным интересом следил за быстрыми руками Руточки, вывалив розовый влажный язык чуть ли не до земли. При виде Кратова пёс весьма сдержанно крутнул пышным хвостом и вопросительно поглядел на женщину, ожидая разъяснений.
– Это Костя, – сказала ему Руточка. – Он будет у нас жить. Люби его и береги.
Пёс нехотя оторвал тяжёлый зад от тёплой грядки и подошёл, ткнувшись широкой бородатой мордой Кратову в колени. Тот погладил его по загривку, и пёс удалился, полагая, что для первого знакомства достаточно.
– Его зовут, естественно, Полкан, – промолвила Руточка. – В переводе с древнерусского – кентавр. Как ещё можно окрестить такого могучего зверя? Он здесь для поддержания нормального психологического климата в коллективе. У него есть подруга по имени Мавка, но сейчас она улетела с Мишей Бурцевым на стационар не то Клермонта, не то Гленарвана. А может, и вовсе на Пратамру… Наш Полкан переживает разлуку, но виду не подаёт. Он до краёв исполнен чувства собственного достоинства, хотя и редкостный бездельник. Эти сумасшедшие ксенологи не обращают на него никакого внимания. Впрочем, и на меня тоже.
– И на меня, – признался Кратов.
– Значит, нас здесь четверо собак… Какой может быть нормальный климат в коллективе, когда они по макушку в своей работе? – пожаловалась Руточка. – Если их не принуждать, они прекратят есть, пить, спать! Спортивные занятия для них – сущая трагедия. Григорий Матвеевич вторую неделю сидит в своём проклятом кресле, в темноте, и неотрывно смотрит на видеал. А это в его возрасте вредно для глаз! Рошар носится с какими-то плазмоидами. Гунганг посреди ночи сорвался и улетел неведомо куда. Я не удивлюсь, если у них уже образовались жировые складки на талиях… Ешьте малину, Костя.
Кратов молча сунул пятерню в корзину, сопровождаемый ревнивым взглядом Полкана.
– Что вы намерены делать, Костя? – спросила Руточка, отбрасывая со лба золотую прядь. Её милое лицо было перепачкано алым соком и землёй, широко расставленные васильковые глаза смотрели с выжидательным любопытством.
– То же, что и все. Способствовать формированию пангалактической культуры или, как любят восклицать дилетанты, Единого Разума Галактики.
– Я тоже люблю так восклицать, когда меня спрашивают, – сказала Руточка. – А который вам годик, если не секрет?
– Тридцать четвёртый. На Земле кто-то опрометчиво счёл меня крупным специалистом по прикладной ксенологии. Иначе я не ел бы сейчас ваши ягоды.
– Вон что, – усмехнулась Руточка. – Теперь понимаю. Дня три назад Рошар поцапался с Григорием Матвеевичем по теоретическим вопросам, и они раз двадцать упомянули вашу фамилию, причём оба ссылались на какую-то методику чего-то этакого, да ещё на какой-то псаммийский прецедент… Вы составите с Энграфом неплохой альянс. Он – кабинетный мыслитель, вы – умелый практик. Сколько на вашем счету контактов?
– Три, – сдержанно сказал Кратов.
– Небогато… Скоро нелёгкая унесёт вас отсюда в заоблачные дали, и вы станете изредка возвращаться в свой домик – усталый, задёрганный, с нездоровым цветом лица, с полным отсутствием аппетита, с жировыми складками, свисающими через пояс. И будете безобразно спать до полудня, не обращая внимания на нас с Полканом и Мавкой, а если обращая – то лишь затем, чтобы гнать с глаз долой…
– Руточка! – запротестовал Кратов. – Ничего, что я вас так называю?.. Это невозможно! На вас нельзя не обращать внимания. Тем более гонять!
– Правда? – недоверчиво спросила женщина. – Полкан, ты слышал?
Пёс привстал с насиженной грядки и заворчал.
– Он понял вас превратно, – пояснила Руточка. – А может быть, учуял признаки лицемерия. К тому же, он вообще недолюбливает ксенологов. Из-за меня и из-за Мавки.
Она подняла голову и к чему-то прислушалась.
– Ну вот, – сказала она удручённо. – Уже пора обедать. Сейчас Григорий Матвеевич будет метать в меня тяжёлые предметы. Только, пожалуйста, не вмешивайтесь и не вслушивайтесь в те оскорбления, которыми он станет меня осыпать. Почаще внушайте себе, что по натуре своей это добрейший, деликатнейший человек. Но он делается невыносим, когда чего-то не понимает. Огромная удача для нас, что это случается не так часто. Как правило, Григорий Матвеевич понимает всё на белом свете… А правда, Костя, что вы были плоддером?
– Правда, – неохотно сказал Кратов. – Шесть лет. Всё тот же «псаммийский прецедент». Он же «инцидент».
– Но Гунганг утверждал, что вы были признаны невиновным в случившемся.
«Я тогда был мальчишкой, – подумал Кратов, нервно покусывая губу. – И очень любил стрелять из фогратора. Любил и умел. Поэтому никому не дано снять с меня ответственность за мои меткие выстрелы…»
– Плоддеры, – Руточка покачала головой. – Добровольные изгнанники. Адский труд и смертельный риск ежечасно… на протяжении шести лет! Вообразить невозможно. Наверное, вы сделаны из гранита.
– Можете отколоть кусочек, – фыркнул Кратов. – А к чему это вы все здесь постоянно прислушиваетесь?
– Ах, да, – промолвила Руточка. – Вы у нас новичок. К сфазианской службе времени. Подумайте или произнесите вслух: «Время!» И вам сообщат…
– Двенадцать часов сорок пять минут тридцать секунд, – вклинился в беседу знакомый кукольный голосок. – Тридцать три… тридцать шесть… Второй сегмент пятого малого сфазианского интервала.
– Вот именно, – подтвердила Руточка. – Кстати, мы обедаем в саду, не опаздывайте.
Она встала, отряхнула подол сарафана от нападавших с куста листьев и высохших плодоножек, а затем неторопливой, но уверенной походкой направилась к пряничному домику, где в одиночестве страдал Энграф. Следом за ней, покачивая крутыми боками, тронулся Полкан. В зубах он нёс корзинку. Кратов с сожалением проводил их взглядом. Он вынужден был признаться себе, что был бы непрочь ещё поболтать со славной Руточкой. Только бы она не спрашивала про Псамму.