стечко вам, не беспокойтесь…
– Хотите пива? – осведомился Кратов.
– Я хочу подохнуть, – сказала Ева-Лилит. – С тех пор, как я попала сюда, меня преследуют тридцать три несчастья. Я непрестанно чихаю, кашляю и рыдаю. Потому что у меня аллергия дьявол знает на что, быть может – на этих ваших чужиков… тоссов.
– Но вы не видели, а следовательно, и не обоняли ни одного живого тосса, – заметил Кратов.
– Зато я обоняю вас и всех этих типов, что шляются в нейтралку, чтобы там миловаться с этими отвратительными ящерами… Я всё время разбиваю колени о какие-то выступы. От вашего ледяного пива у меня болит горло. Никто в радиусе восьмидесяти световых лет не курит мои любимые сигареты и не моет голову моим любимым шампунем. Я не рождена для этого места. Мне тесно в ваших коридорах, похожих на кишечник кашалота. Спасибо хотя бы за то, что по ним не летают пташки и не гадят мне на голову – не приходится выстригать целые пряди, чтобы избавиться от говна в причёске… Господи, за что мне это испытание? Только за то, что я хочу довести до моих зрителей, которым в сущности плевать на всё, радостное известие, что у Федерации появился ещё один угол, куда можно будет приткнуться, когда земное бытие станет окончательно невмоготу?! – последние слова она произнесла на остатке дыхания, почти шёпотом. После чего нервным движением вскрыла ближайшую банку.
Возникший как бы из пустоты Ларокк деликатно дотронулся до кратовского плеча.
– Всё хорошо, – сказал он интимнейшим тоном. – Совет директоров сместил президента. Они распродают всё, вплоть до пресс-папье. Сюда уже летит их менеджер.
– Что такое «пресс-папье»? – рассеянно спросила Ева-Лилит.
– Тоссы тоже согласны, – сказал Кратов, не испытывая никаких чувств по поводу этой удачной во всех отношениях сделки. – Свяжитесь с Шойкхассом.
– А он меня не убьёт? – усомнился Ларокк. – После того, как вы нагрели их с Сирингой?
– Бизнес есть бизнес, – промолвил Кратов не слишком уверенно. – Сиринга – это Сиринга, а Павор – это Павор… В любом случае убить он захочет меня.
– Что значит «нагрели»? – оживилась Ева-Лилит.
Загадочно улыбаясь, Ларокк удалился.
14
– Никто никого не нагревал, – энергично возразил Кратов. – Нашли кого слушать! Это же торговый атташе Ларокк!
– Так-так, – протянула «страшная девушка». – Теперь я понимаю, для чего вам понадобились эти странные, как бы вовсе к делу не относящиеся сведения. О древних звёздных экспедициях, о хронометраже планетологических исследований… Вы точно знали, что сюда летит третий лишний, и делали всё, чтобы расчистить ему дорожку!
– И снова мимо! – Кратов вылил в себя остатки содержимого пивной банки, внимательно исследовал этикетку, поинтересовался даже сроком конечной реализации. Ему настоятельно требовались время и силы, чтобы собраться с мыслями. Ева же Лилит буравила его горящими чёрными глазищами и нетерпеливо, во всё нарастающем темпе, барабанила костлявыми пальцами по столешнице. – Ничего я не знал… точно. То есть, вначале я не поверил, что такой лакомый кусочек, в такой невероятной близости от метрополии, мог оказаться вне поля зрения окрестных галактических цивилизаций. В числе которых тоссфенхи, к примеру, даже не числятся… Я сделал запрос в отделение истории космических исследований. Там мне подтвердили: да, верно, ещё в середине XXI века на основании данных, полученных орбитальным телескопом «Хойл», было доказано наличие у звезды Мелисса – в ту пору она так не называлась, – больших планет с кислородосодержащей атмосферой. А из этого с полной предопределённостью следовало её включение в планы перспективных исследований. Ибо наших предков в первую очередь интересовали поиски новых земель. А поскольку в означенных планах имя «Мелисса» не фигурировало, нам, за рутиной и текучкой, не бросилось в глаза ещё два года назад, когда великое стояние над Сирингой только затевалось, упоминание о старой экспедиции звездолёта «Луч XII». Одной из немногих, что не воротились в срок… А потом как-то сразу взяло и бросилось.
– Разумеется, вам?
– Нет, это был один из астрофизиков, доктор Юрай Малох.
– Я могу с ним поговорить?
– Можете. Он улетел с «Протея» полгода назад… И мы сразу поняли, что Гримальди и его ребята – единственный и самый сильный наш трикстер в этой игре.
– Трикстер характерен тем, что последствия его применения трудно предсказуемы и не всегда идут во благо его обладателю…
– Ещё бы! Гримальди мог опоздать, потому что планеты у Мелиссы были открыты не только людьми, но и другими расами. И означенные расы тоже некогда отправили к ним свои корабли. Кстати, они всё ещё летят и, вполне возможно, вскорости здесь объявятся… Гримальди мог не долететь вовсе, потому что все эти годы его посудину грызла метеоритная пыль и выжигала космическая радиация. Мы оценивали его шансы как один к тысяче…
– «Мы» – это значит, что на «Протее» все знали о Гримальди?
– Практически все, – согласно кивнул Кратов. – И очень на меня надеялись.
– А ваша задача, как игрока, состояла лишь в том, чтобы не продуть Шойкхассу прежде, чем просияет «Луч XII»?
– Здесь мои шансы на успех были ещё плоше. Он – гроссмейстер, а я… так, жалкий неофит, построивший всю тактику на блефе.
Ева-Лилит снова взвыла, как это умела делать только она: сиреной воздушной тревоги.
– Но эта тактика себя оправдала! – сказала она. – Вы запылили мозги не только тоссам, но и мне, и этому хомяку из «Планетариума»!
– Наверное, оправдала. Но сейчас я не знаю, что лучше – приобретённая планета или утраченная дружба…
– Конечно же, планета! – горячо возразила Ева-Лилит.
Кратов лишь уныло вздохнул.
– Да бросьте, – сказала «страшная девушка». – Этот чужик вряд ли заподозрит, что вы почти год водили его за нос.
– Во-первых, у тоссфенхов нет носа, – заметил Кратов. – Во-вторых, он не глупее нас с вами, а в некоторых отношениях и мудрее… во всяком случае, меня. А в-третьих, чем дольше я работаю в Галактическом Братстве, тем чаще задумываюсь о системе вселенских ценностей. Мне постоянно кажется, что мы платим слишком большую цену не за тот товар.
– Не забивайте себе голову пустяками, – пробасила Ева-Лилит. – Поделите Сирингу пополам. Отдайте одно полушарие тоссам, а другое оставьте себе!
– Такие эксперименты в Галактике уже проводились.
– И что же?
– Результаты… пока не обнадёживают. Можно поделить планету. Можно расселить на ней две расы так, чтобы они сосуществовали не пересекаясь. Или пересекаясь как можно реже и лишь в силу крайней необходимости. Но жить на планете будут не только ксенологи и не обязательно ксенологи, а обычные люди и обычные тоссы. Со всеми их недостатками. Со врождённой и пока ещё не изжитой, увы, ксенофобией. А тут ещё этот идиотский всплеск метарасизма на Земле-матушке… Зачем нам дополнительные сложности к уже известным и более или менее изученным? – Кратов горько усмехнулся. – И потом – Сиринга отныне одна из планет Федерации. Каково на ней будет тоссам? Как вообще можно жить на чужой земле, постоянно сознавая, что однажды тебя могут вежливо, со всевозможной учтивостью, с извинениями и реверансами, попросить освободить занимаемую площадь? Конечно, сейчас мы даже не можем вообразить причину, по которой это вдруг произойдёт. Но кто знает, что ждёт нас в тёмном будущем?
– Почему это будущее – тёмное?
– Тёмное – не значит «мрачное». Всего лишь сокрытое от наших взоров…
Длинные пальцы с обломанными ногтями легли на сжатый кратовский кулак.
– Этак вы с ума сойдёте, – нежно проурчала Ева-Лилит.
– Просто я ещё не отошёл от игры. Честно говоря, внутри у меня всё дрожит от напряжения. Так, что поверхность выпитого пива покрыта мелкой рябью.
– Вам нужна… нужен психоаналитик. Может быть, я справлюсь?
Кратов приподнял бровь.
– Все знают, что Галактический Консул любит самых красивых женщин, – продолжала девица. – Но также и самых необычных. А где в мире вы ещё сыщете такую уродину, как я? Конечно, ни одна женщина не обязана быть уродиной. Чудеса косметической пластики, то-сё… Но должна же я хоть чем-то выделяться из толпы?!
– Если выделяться – то зачем же именно этим?.. – начал было Кратов, и вдруг почувствовал, что у него положительно не осталось никаких сил на умные беседы. И что эта лохматая ведьма несомненно права.
Он уже собрался известить её об этом, как вдруг дверь бара с треском распахнулась.
15
– Константин! – сказал выросший на пороге Моргенштерн. – Я пришёл лишь за тем, чтобы с извинениями покинуть ваше общество. В конце концов, мой удел состоит не в том, чтобы пропускать сквозь себя пивные реки, а в кознях и хитросплетениях прекраснейшей игры во вселенной!
– К чему эти словесные орнаменты, – буркнул Кратов. – Вы что, где-то нашли себе достойного соперника?
– Достойный ли – это решит игра, – чванливо сказал Моргенштерн.
Ему пришлось посторониться, потому что в дверном проёме вдруг обозначилась несуразная многорукая фигура в золотом коконе.
– Мастер Кратов, – обратился советник Шойкхасс, нетвёрдым жестом начертив на матово-белом челе складки чрезвычайной озабоченности. – Мы двое сочли, что вы вряд ли решите вернуться к неоконченной партии. И… как бы поделикатнее выразиться… вознамерились устранить лишние звенья.
Тоссфенх совершил двумя верхними конечностями красноречивое движение, как будто выдирал с корнями застарелый сорняк из грядки. При этом он на миг утратил равновесие и с трудом успел зацепиться остальными четырьмя за что придётся, а именно: за дверь, за гроссмейстера Моргенштерна и за едва не выпавшую из тайников его одеяния немалую ёмкость хрустального стекла. Ёмкость была наполовину пуста.
– Клянусь хвостом и жвалами святого Итсеасша! – потрясённо вымолвил Кратов.
– Не богохульствуйте, мастер, – величественно произнёс Шойкхасс. – Здесь дамы. Впрочем… я не уверен, – Ева-Лилит обескураженно сделала слабую попытку придать своей кудели видимость причёски. – Вас удивляет моё состояние?