– Коллега Энграф! – донеслось с веранды. – Обедать!
– А поди ты!.. – загремело в ответ.
Всё остальное покрыл раздражённый лай Полкана.
Кратов сдёрнул с малинового куста не замеченную Руточкой ягоду, вздохнул и побрёл куда глаза глядят. Несмотря на отсутствие солнца, не на шутку припекало. Он расстегнул рубашку сверху донизу и закатал рукава.
– Интересно, – пробормотал он. – Как у меня с жировыми отложениями?
– Неважно, – откликнулся неутомимый Буратино. – Они у вас практически незаметны.
– А это кто?
– Сфазианская служба здоровья. О вас помнят. О вас заботятся.
– Мамочка моя, – засмеялся Кратов. – Океаны заботы и любви! Даже Полкан – и тот обязан всех любить.
– А как же иначе? – спросил Буратино слегка озадаченно. – Разве бывает по-другому?
– Бывает. К сожалению… А может быть, к добру?
– Где? Где? – всполошился невидимый собеседник. – Назовите координаты!
– Это… м-м… за пределами Сфазиса.
– Жаль, – совсем огорчился Буратино. – Мы со Сфазиса – никуда.
За фруктовыми деревьями неизвестной разновидности Кратов обнаружил обещанный прекрасный пруд в окружении камышей и карликовых плакучих ив. О большем удовольствии нельзя было и мечтать. Сбросив на ходу одежды, Кратов с разбега бултыхнулся в прогретую воду, распугал дремавших у поверхности толстопузых тилапий и со счастливым фырканьем вынырнул на середине. Раскинув руки, он замер в невесомости на лёгкой волне и прикрыл глаза. Остатки раздражения и неуверенности покидали его душу, вымытые прозрачными струями. «Прелестный уголок, – вспомнил он слова Энграфа. – Мечта… Как здорово и быстро можно здесь работать! Вместо того, чтобы сидеть перед унылыми когитрами и лингварами и медленно дуреть от их зудения – выйти под самосветящееся небо, погулять по саду, мимоходом срывая переспелые вишни, поболтать с милой женщиной Руточкой Скайдре. Побегать наперегонки с Полканом, который хотя и обязан любить всех, но однако же любит лишь тех, кто готов платить ему взаимностью – пусть даже обычным похлопыванием по загривку. А затем бултыхнуться в пруд и переплыть его туда-обратно раз этак с несколько. И если после этого в твою башку не придёт решение всех проблем – значит, ты безнадёжный тупица, не ксенологом тебе быть, а разве что инструктором по атлетизму…»
4
Григорий Матвеевич с недовольным видом сидел за деревянным столом под вишней, уткнувшись печальным носом в чашку с кумысом.
– Ты исчадие ада, – сказал он Руточке. – Откуда ты произошла на мою голову?
– То ли ещё будет, – произнесла Руточка обещающе. – Надоело с вами нянчиться. Вот свяжусь с Землёй и наябедничаю на всех – пусть отзывают на принудительный отдых!
– Только посмей! – жалобно вскричал Энграф. – Ну, буду я играть в этот проклятый теннис и в футбол буду, шут с ним, но ты – молчи!
– Так-то, – сказала Руточка и победоносно поглядела на Кратова.
Тот одобрительно кивал, подметая вторую порцию овощного салата из глубокой глиняной миски.
– Как вы устроились, коллега? – спросил Энграф.
– Думаю, что прекрасно, – сказал Кратов. – Хотя, признаться, у меня ещё не было повода заглянуть в свои комнаты. И я где-то потерял свой анорак.
– Пустяки, – промолвил Энграф. – Полкан разыщет. Верно, Полкан?
Пёс настороженно покосился на него, словно ожидая подвоха, и нехотя поплёлся в глубь сада.
– В отличие от некоторых, – заметила Руточка, – Костя уже успел поплавать в моём пруду. Зачем я, спрашивается, разбила здесь пруд?
– Очень удобно, когда нужно кого-нибудь легко и быстро утопить, – сказал Энграф. Оборотившись к Кратову, он продолжил: – Пусть вас не шокирует скромное убранство наших жилищ. Мы редко принимаем гостей. Кому придёт в голову фантазия отправляться в гости в скафандре? Для непосредственных переговоров существуют особые нейтральные зоны. А в повседневной практике мы пользуемся обычными многоканальными видеалами…
– Григорий Матвеевич! – обиженно перебила Руточка. – Вы отнимаете у меня хлеб. Вот вы сейчас убредёте в свою келью, а о чём я должна буду целый день говорить с Костей? Не о ксенологии же!
– А ты не встревай, когда старшие беседуют, – сказал Энграф. – В прежние времена это называлось бесчинством. От слова «чин». Титул у тебя, голубушка, не соответствует…
– Кстати, о титулах, – обрадовалась Руточка. – Да будет вам ведомо, Костя, что Григорий Матвеевич в нашем кругу носит неофициальный титул Галактического Посла, что вполне отвечает роду его занятий.
– На ксенологических стационарах его величают точно так же, – подтвердил Кратов.
– Скорость распространения слухов в вакууме намного превышает световую, – с плохо скрытым удовлетворением проворчал Энграф.
– И вот я подумала, – продолжала Руточка, – что поскольку вы, доктор Кратов, станете работать преимущественно в удалённых миссиях, то вам вполне подойдёт титул Галактического Консула.
– А что, впечатляет, – согласился Энграф. – Хотя и не без претенциозности.
– Зато красиво, – сказала Руточка. – И куда выразительнее, чем ваши официальные должности.
– Не привьётся, – промолвил Кратов. – Ко мне прозвища с детства не льнут. Последний раз я носил титул Великого вождя Шаровая Молния семнадцать лет назад.
– У меня лёгкая рука, – заверила его Руточка.
– Ах ты, Рутишна, – игриво сказал Энграф. – Чертовка… Не рука у тебя, а язык! Оставляю вас, коллега, на заклание этой юной, но перспективной ведьме.
Напевая бравурный мотивчик, Галактический Посол удалился решать свои ребусы. Едва только он скрылся за дверью, как из-за деревьев не спеша появился Полкан, старательно задирая морду, чтобы не волочить зажатый в полусомкнутых зубах кратовский анорак по траве.
– Спасибо, коллега, – промолвил Кратов.
Полкан небрежно мотнул хвостом.
– Вы ешьте и пейте, Костя, – сказала Руточка. – А я могу говорить и без вашего участия. В общем-то, мне известны все ваши возможные вопросы. А вам – большинство моих ответов.
– Не думаю, – усмехнулся Кратов. – Можете вы мне объяснить, почему я здесь?
– Не иначе, это всё ваша хитроумная методика. Редко случается, чтобы начинающий ксенолог сразу, с ходу, предложил что-то толковое. Обычно это происходит с обретением опыта. Вас приняли за вундеркинда. А вы разве не вундеркинд?
– Боюсь, что нет. У вундеркиндов – врождённые таланты. У меня – только усидчивость и любознательность.
– Ещё год назад Гунганг сказал Григорию Матвеевичу: «Вот тоже восходящая звезда – некто Кратов…»
– Ну уж! – зарделся тот.
– Такими словами и сказал! «Хороша звезда, – возразил Григорий Матвеевич. – Так проколоться на Псамме!» – «Проколоться может любой, – заметил Гунганг. – А спасти контакт в подобной провальной ситуации?» – «Озарение!» – упирался Григорий Матвеевич. «Не омрачённое пагубным пристрастием к удобным чёрным креслам», – съязвил Гунганг. Потом они перешли на свой обычный сленг, и я перестала их понимать.
– Вынужден буду принять вашу версию. За неимением лучшего.
– В вас наверняка зреет следующий вопрос: почему нас так мало.
– А почему вас так мало?
– Нас вовсе не мало – здесь постоянно проживают двадцать три человека, хотя не было случая, чтобы все оказались на местах одновременно. За всеми, кроме Энграфа, меня и Полкана с Мавкой, закреплено по нескольку ксенологических стационаров. Каждый стационар, в свою очередь, располагает командой примерно из ста квалифицированных ксенологов и без числа обслуживающего персонала. Всевозможные драйверы, экзобиологи, астрофизики, медики… Всё это небесное воинство рассредоточено по большим и малым исследовательским миссиям, которые подготавливают, устанавливают и поддерживают непосредственные контакты с братьями по разуму. И тем самым всемерно способствуют формированию Единого Разума Галактики… Ну, это вы должны знать лучше меня.
– Угу, – сказал Кратов.
– Если я что-то смыслю в ваших делах, – продолжала Руточка, – то для начала, учитывая ваш скромный опыт в координационной деятельности, вам в епархию будет передан стационар Ивана Ивановича Горчакова «Лернейская Гидра», один из самых благополучных. Там покуда не предвидится никаких проблем. Затем, наверное, стационар Росса Дэйнджерфилда «Моби Дик». Постепенно на вашу голову свалятся задачки посложнее… Все будут рады переложить излишек забот на ваши плечи, благо они просторные, – Руточка помолчала, разглядывая его без большой застенчивости. – Может быть, из-за них-то вас и пригласили в Парадиз.
– У меня есть один знакомый драйвер, Джед Торонуолу, – произнёс Кратов. – Когда он приходит в зоосад, самцы-гориллы начинают прятать своих подружек. Уж тогда лучше бы его сюда…
– А вас – к гориллам? – хихикнула Руточка. – Вот когда ваш знакомый самец придумает какую-нибудь потрясающую методику, Совет ксенологов рассмотрит и его кандидатуру. Были прецеденты… – она вдруг воздела указательный палец к небесам и заговорила нараспев. – Вы, доктор Кратов, попали в нервный узел, простирающий свои нейроны повсюду, где человечество соприкасается с другими разумными расами – как входящими в Галактическое Братство, так и аутсайдерами. Предрекаю, что вам, относительно молодому человеку, полному сил и творческой энергии, да ещё восходящей звезде, уготована участь некоего блуждающего нерва в этой схеме…
– Образно, – отметил Кратов. – Только согласится ли Григорий Матвеевич с вашим прогнозом?
– А это его прогноз. Он даже обрадуется всякой вашей инициативе. Григорий Матвеевич, все знают, великий теоретик, координатор и дипломат. Но дальше порога своего кабинета он не ступает. В космосе он беспомощен, как младенец, или, что вам понятнее, как плазмоид в поле тяготения. Обобщать большие объёмы информации, делать правильные выводы на основании противоречивых и часто недостоверных данных – это он может. В экстремальных же ситуациях, как точно подметил Гунганг, в цейтноте он теряет весь свой блеск. Хотя, по легендам, в молодости это был звёздный разведчик высокого класса. Как сейчас говорят – звездоход… Но с возрастом ему наскучило метаться по Галактике и жонглировать фогратором, и он подался в ксенологи. Как и вы, Костя.