В статье, опубликованной сегодня утром в «Пти паризьен», Шарль Морис пишет: «Продвижение немцев почти повсюду приостановлено… Тем не менее мы еще далеки от того, чтобы считать положение выправленным… Все должны понять значение и масштабы усилий, предпринятых после 15 мая – ужасного дня, – чтобы сузить уязвимые участки фронта. Мы удерживаем наши позиции во Фландрии, где идут ожесточенные бои. Завоеванные позиции на реке Сомме удерживаются. Сюда подтягиваются новые части и возводятся укрепления. Линия фронта от Эны до Аргонна основательно насыщена войсками и техникой. Однако пробитая в Артуа брешь шириной в 40 км остается открытой».
Согласно сообщениям немцев, союзные войска оказались в кольце. Куртре и Гент в руках германской армии. Эти бельгийские города, которые нам так же дороги, как и французские, ибо они связаны с нашей собственной историей, пали один за другим. Куртре, с его тонкими полотнами, вызывает в памяти битву золотых шпор; Гент хранит воспоминания о стрелках морской пехоты адмирала Ронарха.
25 мая 16 часов. Мой коллега Баскэн, депутат от Перонна, пришел просить меня возглавить организационный комитет по устройству беженцев его округа. Он рассказал мне о беспорядках в армии, которые он наблюдал в Перонне. Тем не менее, по словам Баскэна, его земляки не пали духом.
26 мая. Газеты опубликовали отчет о положении на фронтах, к несчастью, ставшем предельно ясным. Немцы прорвали участок фронта между Перонном и Бапомом. Северные армии оказались в мешке.
В 11 часов меня вызвали к президенту республики. У него я застал председателя сената. Наше совещание длилось до часу дня. Из этой беседы мне особенно запомнились слова г-на Лебрена о генерале Вейгане. Он рассказал мне о своей поездке на фронт, предпринятой для того; чтобы навестить генерала Бланшара и бельгийского короля. Отправился Лебрен на самолете, обратно же он вернулся с трудом. Под бомбежкой он добрался на пароходе до Дувра, оттуда до Гавра и на автодрезине доехал до вокзала Сен-Лазар.
В субботу, 25 мая, вечером Вейган изложил свои планы военному комитету: сделать вначале попытку вызволить окруженные дивизии бельгийцев, англичан и французов, затем занять оборону на Сомме. В случае необходимости отойти на прикрывающую Париж линию, идущую вдоль нижней Сены и смыкающуюся с Марной. Но, к несчастью, мы располагали ограниченным числом войск и боевой техники, и если бы мы потеряли наши дивизии на севере, численность наших войск составила бы лишь половину численности немецких армий. Было условлено, что председатель сената и я постараемся как можно скорее повидать г-на Рейно, не присутствовавшего на этом заседании (он был в Лондоне). Неприятные сообщения об Италии: Япония будто бы обещала ей оказать помощь в Абиссинии.
Германское коммюнике от 26-го уточнило, что во Фландрии и в Артуа наступление против союзников продолжается, причем поле действия немецких войск постоянно сужается. Многочисленные аэродромы на востоке и на юго-востоке Англии подверглись воздушным налетам.
26 мая в 19.30 французское радио сообщило, что германская армия получила новые подкрепления. Приостановлено наступление немцев в направлении Куртре; в образовавшийся в Бапоме прорыв устремились новые немецкие соединения, наступающие в направлении побережья Ла-Манша. Есть основания полагать, что между Аррасом и Соммой действуют лишь бронетанковые части. Положение, разумеется, по-прежнему остается весьма серьезным, однако настроение уверенное: приняты будто бы необходимые меры, которые находятся в процессе осуществления. В целом, передавало французское радио, наша оборона удерживается, моральное состояние войск превосходное.
Аналогичные сведения содержались в сводке агентства Телефранс, где отмечалось, что противник ведет наступление на оборонительные позиции союзников главным образом на восточном участке, то. есть в долине Лиса и верхней Шельды. На западном участке, то есть там, где нет сплошной линии фронта, в районах Камбре, Арраса, Сен-Пола и Булони, немцы сколько-нибудь значительных операций не предпринимали. Однако через Бапомский прорыв они вводят все новые бронетанковые части, которые по-прежнему продвигаются в северо-западном направлении к крупным портам на побережье Ла-Манша. Часть порта Булонь уже занята. «В делом мы удерживаем линию фронта», – говорится в заключение в сводке Телефранса.
Председатель совета министров, вернувшись из Лондона, позвонил мне: он говорил нарочито сдержанно и туманно. Рейно все еще не терял надежды, даже в отношении Фландрии, но положение на фронтах его по-прежнему очень тревожило. Завтра премьер-министр отправится на фронт.
Понедельник, 27 мая. Утром французское коммюнике сообщило о яростных атаках на севере и об отходе наших войск за Валансьенн. Зашел офицер из Второго бюро,[5] чтобы проинформировать меня. Во Фландрии кольцо вокруг наших армий сужается. На Сомме немцы удерживают ряд плацдармов, в частности в Пикиньи и в Амьене. На всех остальных участках нашего фронта положение нормальное. Впрочем, надежды на то, что наша армия сможет прийти на выручку окруженным на севере войскам, уже нет. Немцы бросили в бой почти всю свою армию: 50 дивизий, в том числе 15 моторизованных и бронетанковых. Они сняли войска с линии Зигфрида и со швейцарской границы. Немцы для осуществления этой операции намереваются применить доктрину Шлиффена, в основе которой лежит тактика сражения под Каннами. Был затронут вопрос и об обеспечении немцев горючим. Его запасы к началу боев оценивались в 3-4 миллиона тонн. Ежедневный расход горючего у них, по приблизительной оценке, составляет 15-20 тысяч тонн. Здесь еще можно на что-то надеяться, сказал в заключение мой собеседник и добавил, что генерал Вейган начал контрнаступление, но где именно – неизвестно, и что все большее беспокойство внушает Италия.
В Англии произошли значительные изменения в составе военного командования. В Вашингтоне президент Рузвельт выступил с большой и взволнованной речью.
27 мая в 18 часов меня посетил г-н Франс Ван Ковелаерт, государственный министр, председатель палаты депутатов Бельгии. Он участвовал в расширенном заседании совета министров и пришел передать заверения в верности бельгийского правительства союзникам. Вместе с тем он сказал мне, что бельгийская армия в ближайшем будущем вынуждена будет сложить оружие и что король намеревается сдаться в плен вместе со своими войсками. Ошеломленный, растерянный, я стал говорить ему об опасностях, которыми чреват подобный шаг.
Во время нашей беседы г-н Ван Ковелаерт рассказал, как немцам удалось перейти через два моста: Вроенховенский, на окраине бельгийского Лимбурга, возле Маастрихта, и еще через один, название которого он забыл. «Солдаты, – сказал Ковелаерт, – были хорошо подготовлены к отпору, но ведь все началось так неожиданно. Налетела целая туча самолетов, и первой же бомбой был убит майор, командовавший обороной моста. К тому же немцы хорошо знали аванпост Льежской крепости, так как (мне говорил об этом Винк) в этом форте работали и немцы. Сброшенные парашютисты быстро вывели из строя ряд очень важных крепостных сооружений».
Мы страдаем от нехватки авиации и не сумеем выиграть войну, если у нас не будет превосходства в этой области – такова была основная мысль г-на Ван Ковелаерта.
Он рассказал мне также, как действовали немцы, чтобы захватить Голландию, как они напали на Роттердам, Гаагу и Дордрехт. Пользуясь некоторыми таможенными привилегиями, они забросили в Дордрехт запечатанные и не подвергавшиеся таможенному досмотру контейнеры. Из них вылезло свыше тысячи солдат, которые, впрочем, были все до одного перебиты. В Роттердаме с помощью самолетов немцы заняли центральный аэродром. Проживающие в этом городе немцы открыли стрельбу по населению. В Гааге, свидетелем нападения на которую был сын г-на Ван Ковелаерта, они действовали точно так же.
Живущие в Гааге немцы объединились и захватили один из кинотеатров. Начались уличные бои, которые длились два дня. Сын Ван Ковелаерта видел, как самолеты сбрасывали парашютистов на поля. Ковелаерт спасся на французском автобусе, доставившем его на борт корабля «Сирокко».
Немцы приказали голландской армии сложить оружие, угрожая в противном случае уничтожить Роттердам, Утрехт и Амстердам. В доказательство своих намерений они начали бомбить Роттердам; две эскадрильи проложили «трассу» в главных районах города: на территории шириной в 550 метров и длиной в 3 километра были полностью уничтожены все постройки.
В конце беседы я вновь подчеркнул опасность, которая возникнет в случае принятия королем подобного решения. Г-н Франс Ван Ковелаерт ответил мне, что любые полномочия суверена определяются конституцией и что если он утратит независимость, то не сможет говорить от имени Бельгии. Ван Ковелаерт заверил меня, что бельгийское правительство единодушно выражает свое неодобрение королю. Я ему заявил, что этого, возможно, окажется недостаточным для того, чтобы успокоить французский народ, у которого подобный поступок вызовет чувство крайнего и справедливого негодования. Король, сказал мне на это г-н Ван Ковелаерт, поклялся защищать независимость Бельгии. Таким образом, он связан присягой.
Председатель палаты депутатов Бельгии надеется, что король возьмет себя в руки.
Как только г-н Ван Ковелаерт ушел, я сообщил по телефону содержание беседы президенту республики и попросил его предупредить Поля Рейно. Последний как раз в это время вел переговоры с г-ном Пиерло, маршалом Петэном, генералом Вейганом и бельгийским военным министром.
Около 20.30 позвонил Поль Рейно. Первые же его слова ошеломили: «Бельгийский король нас предал… Меня об этом еще вчера предупреждал прилетевший вместе со мной г-н Спаак». Рейно сообщил, что заседание совета министров состоится в 22 часа.
28 мая в 8.30 Поль Рейно выступил с новым заявлением по французскому радио:
– Я должен сообщить французскому народу о серьезном событии. Произошло оно этой ночью. Франция больше не может рассчитывать на помощь бельгийской армии. Начиная с 4 часов утра с врагом на севере сражаются только французская и британская армии.