. Но даже с неверными я предпочитал находить общий язык. Нас пока объединяла не вера, а более приземленная нужда в сохранении жизни и имущества. Я обеспечу людям Кандбаджара безопасность, чего не сумел их святой правитель, и так завоюю их преданность, прежде чем наша вера завоюет сердца.
Я щелкнул пальцами.
– Томус, где мой сын?
– Доран помогает копать траншеи.
– Марает руки песком, неужели?
– Как тебе прекрасно известно, мальчик, или скорее мужчина, учитывая ширину его плеч, подает пример. В точности как отец.
Я просиял, несмотря на очевидную лесть Томуса. Он частенько был сладкоречив, а когда не был, как несколько минут назад, сразу становилось ясно, что он выражает свои истинные желания и страхи.
– Я посвящу час молитве, – сказал я. – А потом отвечу на все вопросы и сомнения. Мы проведем осаду правильно, как сделали, когда спасали Костану от Сатурнусов и их напыщенных пиромантов.
Та осада далась нелегко. Стены Костаны были ничем не хуже гор: высокие, толстые и, что хуже всего, глубокие. Говорят, император, построивший их сто лет назад, сам сделал чертежи, хотя не имел никакого опыта в инженерном деле и строительстве стен. Скорее всего, они пришли к нему во сне, в котором ангел Малак обещал, что колонны будут такие же прочные, как его собственные. Эти стены надежно защищали Костану от набегов, но не смогли уберечь от меня, что еще раз подтвердило: я избран для особой цели.
– Я не сомневаюсь в твоем рвении.
Судя по мягкому тону Томуса, он уже был готов уступить. Он был честолюбив, но больше не позволял амбициям взять верх над практическими соображениями. Противостоять мне вредно для его здоровья, а также здоровья всей его родни и детей, и он это прекрасно понимал. Особенно после того, как я сразил в бою двух его сыновей. Он знал это уже больше десяти лет, как и любой из моих префектов, легатов и священников. Только так и можно править – показать честолюбцам, что самое высокое их место всегда чуть ниже твоего и любая попытка подняться выше – гарантия погибели.
– Но ты в чем-то сомневаешься. Чем я могу облегчить твою душу?
– Боюсь, после того кровавого облака ничто не поможет, кроме моей перины в Деймосе.
– Не тебя одного потрясли столь дурные предзнаменования. Восток обольщают демоны и отравляет колдовство. Нам нужно быть готовыми к худшему. Наш святой огонь выгонит всех крыс из нор. Мы должны заковать сердца в доспехи веры, как заковали тела в железо.
– Ты мудр, государь император. Но абядийский переводчик…
Томус содрогнулся, не в силах договорить.
– Что он сказал?
– Он сказал, что кровавое облако приходит из земель в глубине Бескрайней пустоши, из про́клятой щели в земле, называемой морем Бога. Он сказал, что рожденные под такими облаками обладают способностью писать руны кровью. Племена таких колдунов живут неподалеку, в Вограсе, и они не оставят нас в покое, если мы нападем на этот нечестивый город.
– Вограс… Он в нескольких днях пути. Не важно, мы все равно искореним тех, кто не прошел испытание Марота.
– А если столкнемся с кровавой магией? Что мы ей противопоставим?
– «От веры бежит любая тьма». Так говорится в Ангельской песне.
– По-моему, тьма недвижима. Это свет приходит и уходит.
Он тревожился. Ни одна крестейская армия не заходила так далеко в латианские земли, и нам нужно было проявлять осторожность.
– Каждому из нас не по себе вдали от родных полей и очагов, я понимаю. Но я объединил Крестес и этосиан именно ради этой цели. Чтобы исполнить пророчество. Ангельская песнь не обещает, что это будет легко. Нет, это станет самым большим испытанием веры за все времена.
Томус кивнул в присущей ему медленной, задумчивой манере.
– Даже священник не нашел бы более ободряющих слов. Мне всегда недоставало веры, особенно перед лицом таких бездонных страданий. Но сегодня я причислю себя к верующим. Я сделаю все возможное, чтобы вселить уверенность в легионы.
– Благодарю, Томус. Я ценю твою службу.
На этом он оставил меня. Я встал на колени, закрыл глаза и представил в своем сердце Архангела, как делал с самого детства. Вера – единственное, что не изменилось с того дня, как отец впервые привел меня в церковь. Она оставалась все той же верой невинного сердца и несла в себе те же детские надежды.
И все же теперь, когда я представлял себе Архангела, его огромные крылья, распростертые над облаками, его многочисленные глаза, наблюдающие за миром со всех возможных сторон, я видел что-то еще. Что-то темное в небесах, такое, что не осветить никакому свету. Нечто огромное, охватывающее тысячи тысяч миль. Хуже того, оно росло. Росло и надвигалось. Скоро оно закроет все вокруг, и мы уже не сможем отвести взгляд.
Нам придется посмотреть на него.
В ту ночь кто-то тряс меня за плечи, пока я не пробудился от сна без сновидений.
– Государь император, кровавое облако вернулось. – Голос моего сына, с каждым днем становившийся все ниже.
– Доран.
Я сел и потянулся за кувшином с водой, надеясь смочить пересохшее горло. Но как только сделал первый глоток, сразу выплюнул.
Это была не вода. Слишком отдающая железом и густая жидкость. И, судя по пятну на одеяле, слишком красная.
– Отец, надо бежать.
Ему было уже шестнадцать, но из-за страха на лице он выглядел не старше десяти. Темные кудри спадали на широкие плечи, закаленные трудом, как у любого в моей армии.
– Бежать? От чего?
– От облака. Облака из крови и криков. Разве ты их не слышишь, отец?
Я замер и сосредоточился на шорохе ветра. За ним слышалось что-то еще… вопли. Крики. Как будто целый город варился заживо. Мужчины, женщины и дети купались в собственной пылающей крови и внутренностях. И это доносилось сверху.
Я встал и схватил спату, как будто она могла защитить меня от тучи. Тем не менее, пристегнув ее к поясу, я почувствовал себя в большей безопасности. Вместе с сыном я вышел из шатра и ступил на песок пустыни Зелтурии.
Небо пузырилось красным, словно какой-то злой бог расстелил над нами пропитанный кровью ковер. Теперь я видел руки и ноги, то появлявшиеся из облака, то снова исчезавшие в нем, словно несчастные страдальцы пытались вырваться наружу, но демоны, помешивающие этот котел, затягивали их обратно.
Я сглотнул, чувствуя вкус крови.
– Наверное, это тот маг отправил его сюда. Он хочет прогнать нас. Но это пустой трюк.
– Отец, это не трюк. Вся вода в колодцах стала красной. Каждая крошка еды чуть не лопается от черной крови.
– Доран, мы и пришли сюда, чтобы уничтожить это зло. Если я убегу от него, как смогу называть себя Зачинателем?
– А как же мы будем есть и пить? Не заставишь же ты нас питаться этой мерзостью?
– В мире есть и кое-что похуже, сынок. Я это видел. Я вижу это даже в своих молитвах. Бескрайняя тьма, та, что не сотворена, а, скорее, вплетена в ткань всего сущего.
Мой красивый сын сощурился и покачал головой. Какие же у него черные волосы, и при этом вьющиеся, в отличие от моих или его матери. И с таким крепким телосложением, твердым подбородком и густыми бровями в нашей семье тоже никого не было.
– Что же ты нам прикажешь, отец?
– Скажи людям, чтобы искали опору в вере. Это облако пройдет, как и все другие. Наш пыл переживет его. И тогда мы начнем осаду и навсегда покончим с колдовскими и демоническими уловками. Все, кто побежит, все до единого будут пойманы и почувствуют вкус собственной крови. Я медленно перережу им глотки и объявлю об их бесчестье в каждом уголке Святого Крестеса, и даже родные матери проклянут их имена.
Я ходил по лагерю и кричал: «Укрепитесь в своей вере! Это всего лишь хитрости Падших. Не бойтесь, ведь за нашей спиной ангелы!»
К чести моих воинов, никто не сбежал. Многие взялись за руки и пели священные гимны Ангельской песни, с вызовом глядя в небо, будто их слова могли прогнать облако. Но я знал, что это испытание так легко не пройти.
Я заметил Томуса на спине верблюда. Впереди сидел переводчик-абядиец. Верблюд был нагружен деревянными ящиками и рулонами ткани.
– Куда собрался, легат? – спросил я.
Мое лицо находилось на уровне его серебряных сандалий.
– Государь император, ты должен дать приказ об отходе. Нужно укрыться в Кандбаджаре и вернуться сюда только после того, как уйдет облако.
Я разочарованно вздохнул.
– Если побежим, они снова нашлют облако, как только мы вернемся. Это фокусы мага, нужно просто переждать.
– Это не фокус, – криво ухмыльнулся переводчик-абядиец, молодой человек с похожим на завиток шрамом под глазом. Мы наняли его потому, что он владел многими языками Запада и Востока. – Маги находятся в его власти так же, как и мы. Даже джинны бегут от такого зла. В моем народе говорят, что странные существа, живущие в море Бога, пробуждаются каждые семьсот лет или около того. Это облако родилось из самого моря Бога, и мы не зря боимся того, что оно может принести.
Я выхватил меч и приставил его к почке абядийца, острие вонзилось в халат.
– Я боюсь только ангелов. А они не боятся ничего. Ты прекратишь сеять трусость, или я полью песок твоими внутренностями.
– Так давай. Я лучше умру сейчас, чем переживу то, что скоро здесь произойдет.
– И что произойдет? Пока оно только висит. Может, прольется дождем, и что с того? Мы все солдаты. Думаешь, мы не купались в крови, чужой и собственной? Думаешь, мы мало слышали воплей? Мы принесли на эту землю больше криков, чем любое облако.
– Ты позволил высокомерию ослепить тебя. – Абядиец потянул за один конец своего зеленого тюрбана. – Несомненно, это кровавое облако послано тебя наказать. Я оказался рядом с тобой по воле злого рока.
– А ну, слезай с верблюда, – приказал я. – Облако страшное, но я страшнее. Не заставляй меня это доказывать.
– От твоего клинка я умру только раз. Это лучше, чем бесконечные смерти там, наверху.
Я занес руку, чтобы воткнуть меч в шею верблюда, прежде чем они успеют сбежать. Но тут небо вспыхнуло, словно кровавое облако пронзила молния.