Эразм Роттердамский Стихотворения. Иоанн Секунд Поцелуи — страница 7 из 35

Молнией блеснув, низвергался в Тартар

Тьмы непроглядной,

О великом том сокрушаясь крахе,

110 «Неба павший строй, — говорит Создатель, —

Надо вновь поднять и раскол исправить

Части небесной».

Создается тут существо из красной

Глины, сам творец вдохновеньем божьим

Добрый, семена вслед придал живые

Массе бесплодной.

А затем велел среди рощ блаженных

Обитать, в полях, озаренных солнцем,

Где течет поток четырьмя струями,

120 Сладко журчащий.

Вечная весна в ароматах дивных

Блещет там всегда среди роз прекрасных,

И фиалки там, и земля не знает

Стужи враждебной.

Там леса стоят, не теряя вовсе

Зелени густой и приятной взору,

И всегда несут винограда лозы

Сочные грозди.

Малобатр струит благодатный запах,

130 Циннамом и нард[103] обонянье тешат,

И бальзамы там, как слеза, спадают

С веток зеленых.

И отец главой в тех краях поставил

Человека, — тот был им только создан;

«Это все, Адам, — он сказал, — тебе я

Препоручаю.

Волен будешь ты, и куда захочешь,

Властную свою распрострешь десницу;

С этих лишь ветвей опасайся тронуть

140 Плод вредоносный.

Яблоко сие разродится смертью,

Коль в недобрый час ты его коснешься;

Сколько горя, — ах, — под плодовой скрыто

Льстящею кожей!»

Не стерпел, ярясь, столь высокой чести

Змей — завистник и он искусством хитрым

Тщится помешать, чтобы падший снова

Неба достигнул.

«Жалкие, доколь, — он сказал, — поверив

150 Повеленьям сим хитроумным, жизни

Вы бежите, где вышней волей вскоре

Вкусите плод вы?

И жена, увы, легковерно этим

Увещаньям всем льстивого поверив

Змея, увидав, плод взяла, вкусила —

Пала тотчас же.

А потом жена обманула мужа

Лживая, а он, уступив любови

Нежной, принял плод, взял, вкусил — и тоже

160 Пал вслед за нею.

О злосчастный день, что отметить надо

Камнем черным, о неизменно слезный,

Веку, и всему, ты один приносишь

Столько несчастий.

Ведь отсюда вполз тот порочный корень

В род потомков; за невоздержность предков

Злая смерть была для потомков-внуков

Тяжкой расплатой.

И кому творец небеса готовил,

170 Те уже (о боль!) для бичей свирепых

Демонов свои клонят шеи, взяты

Бездною мрака.

Делал что отец при таком смятенье?

И ваятель сам недоволен явно

Тем, что создал он, человека также

Долей плачевной.

«Вот пока мы здесь на земле готовим

Небо, — он сказал, — их, увы, обоих

Гибели отец, сокрушая сходно,

180 Карою губит.

Он, пособником обойден несхожим,[104]

Змеем, страшный яд восприял, другой же —

Сатана, своей, а не чьей-то волей

Зло совершивший,

Вечные теперь избывать повинен

Наказанья, что заслужил: и рана

Тайная внутри, клокоча, целебных

Средств избегает.

Дальше, кто сражен чужеземной кознью,

190 Не своей воспрять он и должен силой:

Хитростью чужой он прельщен — пусть тем же

Будет избавлен».

Высший он, отцом порожденный высшим,

Мудрости он ключ, что неиссякаем,

Тайные открыл, что не видны, счеты

Сердцем отцовским.

«Кто искусством взят, — он сказал, — пусть им же

Будет возвращен, но не рукотворной

Силой, чтобы вид отвечал спасенья

200 Смерти началу.

И избавить плоть надо плотью также;

Если злую смерть причинило древо —

Древом и целить, и по праву должно.

Древом священным.

И поскольку смерть под шипенье змея

Принесла жена, то пристало, чтобы

Божьей волей жизнь вновь жена вернула,

В мир выдыхая.

Смертию попрать надо смерть лихую

210 И страданье в нас исцелить страданьем,

Рану, наконец, и по праву, лечат

Раною также.

Что же? Вот, томясь прегрешеньем предка,

Всякий сын отцу соревнует в муке,

Но божественность — та не знает смерти

Судеб жестоких.

Так кому ж дадим искупленья долю

За грехи людей? Суждено творенью

Сгибнуть, если бог сам не уничтожит

220 Смерти оковы.

Но коль примет смерть лишь подобье наше,

Вечной ночи казнь это разве смоет?

Для чего влагать было в емкий облик[105]

Божию душу?

Остается путь лишь один из многих:

Божество смешать с плотью тленной надо;

Высочайший бог облечен быть должен

Телом, как тенью».

И отец с лицом благосклонным, сына

230 Одобряя, — «кто, — говорит, столь верный

Дал совет, тот сам и зиждитель дела,

Сам и помощник».

Дева, твоего брак священный чрева

Вечного себе посвятило Слово

Бога, кто прельщен был стыда прекрасным

Благоуханьем.

Ветра он быстрей иль стрелы летящей

С неба вниз скользит, как невесты дружка,

И, невидим, сам во святое входит

240 Девы жилище.

Молвит Гавриил ей благие вести,

Трепеща, она обращает кверху

Лик, безмолвно тут постигая сердцем

Слов необычность.

Он же, весь лучась благосклонным взором,

Доверенья полн, всей своею речью,

Мягкостью ее, беспокойство Девы

Все удаляет.

«Почему, — он рек, — о благая дева,

250 Бледность на лице, этот спутник страха?

И зачем, скажи, твой румянец милый

Щеки покинул?

Не страшись, пришел я поведать волю

Вышнего отца: понесешь во чреве

Иисуса ты, род спасет он гиблый,

Ты же взаимно

Миру дашь того, кто родитель мира;

Славное дитя царственного рода,

Расцветешь для всех Назарейским цветом,

260 Ветвь Иессея.[106]

Вопрошаешь, как? Подозренья бросить

Об объятьях тел иль слиянье духа

Ты должна, отнюдь не боясь, что будут

Ложа соблазны.

Ты не думай, что, как на свадьбах, будут

Факелы, — родишь ты от Слова Слово,

Чистая, зачнешь осиянной волей

Духа святого,

Дева, кто несет и, родив, — невинна.

270 И твой плод.стыда не нарушит; верь же,

Целомудрие, что с тобой, не тронет

Матери чести.

Как через стекло луч проходит солнца

Без вреда, вот так и твой сын пронижет

Чрево, но его не нарушит, — будешь

Ты еще чище.

Как струят свои ароматы лилий

Дивные цветы, если их не трогать,

Так, Мария, ты породишь — невинна —

280 Божьего сына».

Вышнему она предсказанью верит

Благостно, и вновь на Олимп родимый

Гавриил летит, рассекая воздух

Чудо — крылами.

И мгновенно, быстр, от созвездий вышних

Сам Христос, златясь, с высоты небесной

Сходит, молчалив, во святое чрево

Девы достойной.

О смущенье дум и явлений новость!

290 Знаешь ли, что ты заключаешь в чреве?

Счастлива стократ, знаешь ли, кто в недрах

Скрыт твоих, Дева?

Кто колеблет сам мановеньем звезды,

Кто смиряет бурь бушеванье в море,

И десницей кто не дает погибнуть

Суше бессильной,

Кто владеет всем в высочайшем мире,

Тенями в краю ледяного Орка,

Над землею всей кто браздами право

300 Правит единый.

И отныне, мать, у тебя под грудью

Господин один всех вещей, кто тонким

Чревом окружен и кому уступит

Мир этот круглый.

Жалкие, теперь вы рыданья бросьте,

Дети Ада, все племена, кто стонет

В тяжких кандалах под вождем жестоким,

Ввысь посмотрите.

Вот приходит к нам тот вещей создатель,

310 Не грозящий нам жесточайшей злобой,

Кто не помнит зла и десницей вражьей

Молний не мечет.

Мальчик, кроток он, мальчик, над веками

Прошлыми взнесен, кто благим сияньем

Век златой давно принести назначен

Землям несчастным.

Воссияй среди тайных недр во чреве,

Дивное дитя, в трепетной тревоге

Шаткое узри ты творенье, святость

320 Лика яви нам.

О священный день всех веков, в который

Иисус, дитя, чей отец — всевышний,

Во плоти земной ты себя являешь

Смолкшему миру.

Сколько кликов здесь принесла, рожденный,

Радость о тебе: жизнь собой вернувший,

Твой являет глас, что пришло спасенье

Роду людскому.

Твоему теперь все рожденью радо,

330 Светлы лица всех, и уже столь близкий

Пробуждает свет Аполлон, бегущий

Лучшей стезею.

Хор средь облаков ликованья полный

Дивные свои начинает песни;

О тебе волхвы по звезде далекой

Ведать стремятся.

Чтит тебя и скот, наклонив неловко

Морды, и тебя безыскусной песней

Хвалит селянин — благочестно рад он,

340 Стадо оставив.

Ты бы видеть мог, как в лесах дремучих

Возродилась вдруг зелень их, и поле

Все в цветах кругом, и ликуют травы

В полную силу.

Быстрые текут уж Лиэя струи[107]

Сладостно в реках, и лозою пахнут

Воды, и росой падают бальзамы

С щедрого неба.

Новые меды гор дают вершины,

350 Исмара скалы[108] ароматом нарда

Теплятся и дуб-великан амомом

Влажен сирийским.

Среди них каким ликованьем, — скажешь, —

Чистой девы грудь вся полна, кто держит

Под одеждой все исполина-мира

Радости сразу?

Здравствуй же, о мать отпрыска такого

Чтимая, к твоей припадает груди

Бог земли и сам повелитель мощный

Высей Олимпа,

Млечная кого насыщает влага

Все, питает все, что парит в эфире,

На земле живет, обитает в море

Вечно тревожном;

В чистом лоне чьем все покой находит,

Не вместят кого все круги эфира,

Розовым щекам чьим дает благая