Еретик Жоффруа Валле — страница 2 из 13

стьдесят второго года! Восемь лет назад! Тогда вы пообещали гугенотам исполнить всё, о чём они просили. Они вам поверили, а вы тут же обманули их. Вот почему сегодня они возьмут своё силой. Вы, только вы привели Францию на край гибели! А спасать её теперь буду я! Один! Без вашей помощи! Теперь я сам буду принимать решения. И чтобы вы больше не смели появляться у меня через потайные ходы. Я вам приказываю!

Несколько слов о ключах. Ещё при Франциске I во дворце было заведено твёрдое правило: ключи от всех потайных ходов имелись только у одного человека — г у короля. Все остальные члены королевской семьи получали ключи лишь от дверей в собственные покои. После Франциска I ключи вместе с короной перешли к его сыну Генриху II. От него — к Франциску II. Затем — к Карлу IX. Карл IX уселся на трон в десятилетнем возрасте. О ключах в то время, естественно, не думал. Ими владела его мать — Екатерина Медичи. А когда возникла о них речь — оказалось, что говорить об этом поздно. Вдовствующая королева не могла уже отказаться от того, к чему привыкла за десять лет.

— Вы, кажется, не совсем здоровы сегодня, ваше величество, — гордо проговорила Екатерина Медичи. — Позвольте мне удалиться.

— Ключи! — заорал Карл. — Ключи на стол! Вы слышите? Раз и навсегда! От всех комнат Лувра!

Екатерина отвязала от пояса тяжёлую связку ключей и небрежно бросила их на карту Франции, разложенную на столе. Ключи звякнули как раз в центре Парижа, прикрыв остров Сите и оба рукава Сены.

— Возьмите, — сказала она. — У меня есть запасные.

— Она издевается надо мной! — закричал Карл. — Она хочет свести меня в могилу. Но это у неё не выйдет. Немедленно сменить замки на всех моих дверях. И чтобы сделали по одному ключу. Только для меня!

ГЛАВА ТРЕТЬЯСвидание

В то самое время, когда король Франции Карл IX, отыскав главную виновницу своих бед, топал на неё ногами, а Базиль Пьер Ксавье Флоко вместе со своим неожиданным гостем дышал знойным воздухом на Пре-о-Клер, в судьбу нашего героя вошла женщина.

Звали её Сандрезой Шевантье.

Окна старинного особняка, куда Сандреза Шевантье пришла на свидание, смотрели на Пре-о-Клер. Она как раз подошла к окну:

— Посмотрите, мой бравый капитан, вон тот худощавый брюнет, который так красиво владеет шпагой, весьма грациозен. Не правда ли?

— Я готов убить каждого, кто вам хоть немного понравится, — последовал ответ.

— Да перестаньте угрожать! — сказала Сандреза. — Поглядите, как ловко он парирует удары.

Красавица Сандреза Шевантье относилась к капитану Жерару де Жийю с иронией. Она была фрейлиной вдовствующей королевы, он нёс службу по охране дворца, и как ни велик Лувр, но дорожки, по которым они ходили, пересеклись.

Есть люди, рождённые с талантом поэта или живописца, скульптора или музыканта. Сандреза появилась на свет со способностью самой первой узнавать о всех событиях, которые происходили в Париже. Благодаря своему блистательному дару Сандреза удостоилась чести стать фрейлиной вдовствующей королевы-матери, получив при дворе кличку фрейлины — главной сплетницы. А уж об амурных похождениях капитана Жерара де Жийю Сандреза имела сведения более чем достаточные.

А капитан был косноязычен.

— Вы прекрасны, как майская роза! — только и мог сказать он ей при встрече.

А однажды высказал, свои чувства на бумаге. Это было удивительное послание. Оказалось — в груди неотёсанного грубияна трепетало благородное и нежное сердце.

Вот что написал ей капитан Жерар де Жийю:

«С тех пор, как я впервые увидел Вас, дорогая, мир наполнился для меня новым содержанием и расцвёл новыми красками. Если бы мне пришлось умереть, я бы умер с неохотой в тысячу раз более сильной, чем до того момента, когда узнал, что в этом мире существуете Вы. Но если бы мне сейчас посчастливилось умереть за Вас, я бы умер в тысячу раз охотней, чем до встречи с Вами. Вы сделались для меня центром всех страстей, ценностей и желаний. Вы стали для меня эталоном истины. Потому что истина — это прежде всего красота. Всё истинное красиво и всё красивое истинно.

Не пугайтесь, мне от Вас ничего не нужно. Просто я не могу удержаться, чтобы не сказать Вам о своём чувстве. Для меня существует лишь тот человек, который умеет отказываться. Ребёнок — от конфеты, юноша — от удовольствий ради познания наук, зрелый муж — от земных благ ради высокой идеи, солдат — от собственной жизни ради победы.

Вы — чудо из чудес! Высшее из встретившихся мне земных благ. Но я вынужден отказаться от этого блага, зная, что смогу принести Вам только горе.

Я люблю Вас, Сандреза. Я пришёл в этот мир потому, что люди любили и до меня. Любили и искали истину. Я перенял их опыт любви и передам его дальше в века. Великая любовь требует великого подвига. Если мне предоставится возможность совершить его, я его совершу. Ради Вас. Ради любви. Ради истины».

— Вы прекрасны, как майская роза, — пробасил при очередной встрече капитан.

И Сандреза ответила ему:

— Здравствуйте.

— Ну! — расцвёл он в улыбке. — Это вы получили моё письмо. То-то! Я могу написать ещё и не такое. Вы ещё плохо меня знаете.

— Но когда мне было узнать вас, — возразила Сандреза. — Вы всегда так торопитесь, что не можете уделить несколько минут даме, которая давно жаждет познакомиться с вами.

Встреча не принесла Сандрезе радости. Её сердце, которое столь восторженно билось при чтении письма, при свидании сразу смолкло.

— Вы всё-таки взгляните в окно, — настаивала Сандреза. — Этот человек мне нравится всё больше. И если вы меня и впрямь любите, то поклянитесь, что и пальцем к нему не притронетесь.

— Ещё чего!

— Тогда прощайте!

— Нет! — воскликнул капитан. — Не уходите, я согласен!

— Так клянитесь же!

— Клянусь гвоздями Христа! — стукнул себя в грудь капитан.

— Вы умница. Не грустите. Я сейчас.

И, выскользнув из комнаты, она исчезла.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯПоединок натощак

В тот день стояла непривычная для Парижа жара. Секундантов Базиль Пьер Ксавье Флоко и племянник достославного каноника не взяли. Во время дуэли на Пре-о-Клер не присутствовало ни одного постороннего человека. Однако, когда стих звон шпаг, внезапно нашлись два очевидца, которые свидетельствовали против Базиля. И, оказавшись в тюрьме по обвинению в преднамеренном убийстве да ещё с целью ограбления, Базиль Пьер Ксавье Флоко приуныл.

Преодолев все тюремные запреты, первой к нему в камеру проникла сестра Франсуаза. Маленькая, подвижная, в чёрном монашеском одеянии, она упала перед Базилем на колени и воздела к распятию руки.

— Не у господа бога прошу, у тебя вымаливаю, братец! Не ропщи на тюремщиков и судей. Признай всё, в чём тебя обвиняют, очисть свою душу. И бог примет тебя в лоно своё.

Она ничуть не менялась, его единственная сестра. Бог, покаяние и жертвенность — вот чем она жила. Мать Базиля умерла. Он знал, что в этом виноват отец. Малышу она оставила волшебный бриллиант и завещание — отомстить убийце за свою гибель. Воспитывался Базиль у сестры матери, своей тётки, у которой была дочка Франсуаза. Когда Франсуаза подросла, маленький Базиль сделался предметом её постоянных забот. Сначала Базилю, а потом себе — так решила она в детстве. Сначала людям, а затем себе — так она делала всю жизнь.

— Уйми гордыню, Базиль, — уговаривала его Франсуаза. — Признайся им: нашло затмение, сам не ведал, что делаю. Виновен. Мерзкая плоть просила пищи. Рука дьявола направила меня К тем семи золотым экю, лишив разума.

— Послушай, Франсуаза! — Базиль поднял сестру с каменного пола. — О каких семи золотых экю ты говоришь? Опомнись! Если о тех, на которые позарился Пий, то я своими глазами видел, как он вернул их племяннику каноника.

— Зачем ты убил его? — бормотала Франсуаза сквозь слезы. — Зачем взял деньги?

— Но я не брал их! — закричал Базиль.

— Каноник Нотр-Дам возбудил против тебя дело по обвинению в преднамеренном убийстве с целью ограбления.

— Он лжёт!

— У каноника есть два свидетеля, которые подтвердили это под присягой. Пусть они предают свои души дьяволу. А ты спасёшься.

«Спастись ценой собственной смерти?!» Такое не для Базиля. Он сделал всё, чтобы избежать поединка, даровать противнику жизнь. Племянник каноника был сам во всём виноват. С первого же выпада, без всякой разведки он бросился в атаку, впустую расходуя уйму сил.

— К чему столько лишних движений? — сказал ему Базиль, будто вышел не на бой, а давал обыкновенный урок одному из своих учеников. — Обратите внимание, как вы дышите. Я не сделал ещё ни одного выпада и почти не защищаюсь. Теперь смотрите. Оп-ля! — Неуловимое движение шпаги, и пуговица с рубашки племянника каноника оказалась срезанной под самый корешок.

— Видите пуговицу? — спросил Базиль, поднимая её за нитку и помахивая ею, как колокольчиком. — Таким же манером я могу отрезать вам нос. И всё это, заметьте, я сделаю левой рукой. Но если желаете, могу и правой.

— Проклятый гугенот, — задыхался от гнева противник. — Я всё равно убью тебя. Я дотянусь до тебя хоть с того света.

— Да нет же, — убеждал его Базиль, — вы заблуждаетесь. Вы не можете дотянуться до меня на этом свете, а угрожаете оттуда.

— Не кощунствуй, еретик! — хрипел соперник.

— Может, вас немного протрезвит вид крови? — спросил Базиль. — Где прикажете вас чуточку продырявить? Хотите дырку в мочке левого уха? Оп-ля!

И на мочке левого уха племянника каноника как бы сама собой возникла капелька крови. Но укол, однако, оказался столь деликатным, что противник не ощутил его.

— Да у вас сейчас, наверно, отруби оба уха и нос, вы ничего не почувствуете, — огорчился Базиль. — Неужели придётся идти на крайнюю меру? Но вам придётся месяцок поносить правую руку на перевязи. Кость я не трону, только мышцу. Оп-ля!

Но, видно, голод плохой помощник на дуэли. Натощак, да ещё в такую жару, лучше сидеть где-нибудь в погребке, чем плясать под палящим солнцем на Пре-о-Клер. Жало шпаги, вспоров рукав рубахи, скользнуло под мышку и глубоко вошло меж рёбер.