зни на Волге. На великой русской реке Ермак действовал уже в середине 70-х годов XVI века. В те времена Волга являлась главной торговой магистралью, ведущей из Центральной Руси на юго-восток, в Среднюю Азию, Персию и на Кавказ. После присоединения Казани и Астрахани значение ее особенно возросло. Кроме русских купцов по ней ходили за Каспий иностранные гости. В частности, с 1563 года по Волге регулярно снаряжались торговые экспедиции английской Московской компании в Персию. В этих экспедициях была заинтересована сама английская королева Елизавета Тюдор, державшая пай в капитале компании. Вниз по Волге сплавляли на судах русские меха, английские и фландрские разноцветные сукна, оловянную посуду, мелкие металлические изделия, кожи. Из Персии везли шелка, великолепные ковры, специи и красители.
Здесь, на волжских просторах, на страх русским и иноземным купцам развернул свою деятельность Ермак. К 1577 году он стал старейшиной волжских атаманов[10]. С ним держали совет, ему подчинялись все прочие атаманы, меньшие «рангом». Чтобы завоевать такую популярность и авторитет среди видавших виды, дерзких и отважных казаков, нужно было обладать исключительными качествами. Сибирские летописи, весьма скупые при оценке личных достоинств казацких атаманов, говорят о Ермаке как о человеке, обладавшем недюжинной физической силой, природным умом, способностями организатора, железной волей и большим даром убеждения. Волжская вольница по достоинству оценила эти качества, отшлифовала его характер и воспитала в нем лучшие гражданские чувства. Он превыше всего ценил свободу, люто ненавидел холопство и в этом своем качестве являлся прямым предшественником Степана Разина.
Англичанин Джон Белл, состоявший на русской дипломатической службе при Петре I, в своих дневниках писал о Ермаке Тимофеевиче: «В короткое время стал он весьма славным и сильным, ибо грабил только богатых и, по необыкновенному великодушию людей его ремесла, наделял бедняков. Не умерщвлял он и не ранил ни одного человека, разве защищая только самого себя. Сей поступок приобрел ему такое прославление, что все праздношатающиеся, не имущие звания люди вступили к нему в сообщество, с охотою подчиняя себя власти столь великодушного и неустрашимого начальника»[11].
Далеко не случайно народный эпос отвел Ермаку почетное место в замечательной плеяде богатырей земли русской, назвав его младшим братом могучего и справедливого Ильи Муромца.
До нас не дошел ни один живописный портрет Ермака, да и вряд ли они существовали при его жизни. Портретов с «боров» и «разбойников», разумеется, никто не писал, а когда к Ермаку пришла официально признанная слава, его уже не было в живых[12]. Летописи же описывают внешность атамана очень скупо и лаконично: среднего роста, широкоплеч, узкое (по-тогдашнему плоское) лицо, обрамленное темной бородой, густые, слегка вьющиеся волосы, светлые (голубые или серые) глаза; весьма подвижен и скор в движениях. Во время похода в Сибирь ему было 35–40 лет. С. У. Ремезов сообщает о Ермаке: «Бе бо вельми мужествен и разумен и человечен, и зрачен и всякой мудрости доволен, плосколиц, черн брадою и власы, прикудряв, возраст средний, и плоск, плечист»[13].
Как и прочие волжские и донские атаманы, Ермак предпочитал сражаться на стругах. К этому побуждал и сам характер его ремесла: купцы перевозили свои товары на судах под усиленной охраной. Чтобы захватить купеческий караван, нужно было владеть тактикой судового боя, и Ермак отлично владел этой тактикой. Не гнушался атаман и засад на сухопутных торговых путях. Иногда захват каравана сопровождался настоящим сражением. В 1573 году, например, в нападении на английские суда близ Астрахани участвовало 150 человек. Нападающие потеряли в перестрелке и рукопашной схватке 14 человек убитыми и 30 ранеными. Англичане вынуждены были для спасения своих жизней отдать суда со всеми товарами[14].
В подобных сражениях мужала казацкая доблесть. Отряд Ермака отличался крепкой товарищеской спайкой и строгой дисциплиной, которые обеспечивали ему успех во всех делах. Скоро весть о храбром и удачливом атамане разнеслась по всей Волге и Дону. В его стан стекались удалые казаки, беглые холопы, не желавшие терпеть боярского ярма. По одним данным, у Ермака на Волге насчитывалось 500, по другим — 5000 казаков. Вероятно, последняя цифра грешит большим преувеличением. В головном отряде, которым командовал сам Ермак, едва ли было более 300–400 человек.
Непорабощенными воинами называл казаков А. Н. Радищев[15], и это название как нельзя лучше определяло сущность волжской вольницы.
Почти вся нижняя и средняя Волга от Астрахани до Казани находилась под контролем «самовольных» казаков. Легкие струги Ермака появлялись на Оке и Каме. Летописец отмечал, что Ермак «на Волге из Астрахан в Московское государство в проезде путь всякого чина людям со всяким товаром возбраниша и проезду не даша»[16]. Особенно богатая добыча ждала казаков при захвате посольских караванов. Царь Иван IV, перечисляя в грамоте «вины» Ермака и его казаков, гневно указывал, что они побили на Волге ногайских послов, чем осложнили отношения с Ногайской ордой, грабили и побивали ордобазарцев и русским купцам «многие грабежи и убытки чинили»[17]. Доводилось Ермаку и царскую казну «шарпать».
Не удовлетворяясь добычей на Волге, казаки выходили на судах в Каспийское море и там встречали караваны персидских послов. По словам кунгурского летописца, Ермак с 7000 казаков одно время намеревался плыть в Персию «для своей власти», т. е. чтобы завоевать страну и утвердиться на персидском троне[18]. Однако этому сообщению едва ли можно верить: при всем честолюбии замыслы Ермака едва ли доходили до таких пределов. Как покажут последующие события, Ермак был трезвым и реалистичным в своих планах атаманом.
Низовая вольница, предводительствуемая столь грозным и храбрым атаманом, вызвала беспокойство в Москве. Высылаемые против Ермака мелкие карательные отряды неизменно терпели поражение. Чтобы покончить с казаками, царь отправил на Волгу большое войско под командой воеводы стольника И. Мурашкина «на судах и по суше на конях». Кроме стрелкового оружия у него были пушки. Воевода получил указ повсюду, где возможно, хватать «воров», пытать их и вешать. Аналогичный указ был послан в Астрахань. На нижней Волге учредили пять воинских застав. По свидетельству англичан, в 1579 году астраханский гарнизон был доведен до 2000 человек[19].
Ермак, имевший по всей Волге свои «глаза и уши», заблаговременно узнал о карательной экспедиции и принял меры. Было бы безумием для казаков выступить против вооруженного пищалями и пушками стрелецкого войска. Ермак со своими товарищами поднялся по Волге до Самарской луки и укрылся в лесах неподалеку от устья речки Самары. Часть казаков со своими атаманами ушли на Яик и Дон. Для решения вопроса, что делать дальше, по казацкому обычаю был созван большой круг. Голоса на нем разделились: одни предлагали остаться на Волге и переждать в лесах лихолетье, другие — сняться с Волги и уйти на Дон или Яик. Выслушав горячие речи, Ермак отверг все варианты. «Думайте думу, братцы, с целого ума, чтоб нам не продуматца, — передает его речь летописец, — на Волге нам жить — ворами слыть, а на Дону нам жить — казаками слыть, а на Яик итти — переход велик, а се добычи нет»[20]. Напомнил атаман о царском указе, грозившем каждому казаку виселицей, и предложил перейти в покрытый лесами бассейн Камы. Привлекательность этого предложения состояла прежде всего в том, что за Камой не было царских воевод. Многие казаки раньше бывали там и знали, по крайней мере, в общих чертах обстановку. Населявшие край манси, ногаи и башкиры могли стать хорошим объектом для казачьих походов. Поэтому большинство казаков поддержало атамана. Немаловажную роль в принятии решения сыграло прибытие в стан Ермака послов от купцов Строгановых.
НА УРАЛЕ
В XVI веке Приуралье и самый Урал являлись районом русской колонизации, особенно усилившейся после ликвидации Казанского ханства. Поток поселенцев шел из Центральной и Северо-Восточной Руси. Во всей Пермской земле, как назывался этот край, не было более могущественного и богатого дома, чем дом купцов Строгановых. Строгановы еще в XV веке осели в Соли Вычегодской, где владели соляными варницами. Один из основателей знатного рода Лука Строганов в 1445 году прославил себя тем, что участвовал в выкупе из татарского плена великого князя московского Василия Васильевича Темного[21]. Великие князья, а затем цари всегда помнили об этой и неизменно оказывали Строгановым свое высокое покровительство. В 1558 году Иван IV Грозный пожаловал Григорию Строганову земли по реке Каме[22]. На 20 лет Строганов и его наследники освобождались от всяких платежей и поборов с новых владений. Им разрешался беспошлинный торг с приезжими купцами солью, пушниной и другими товарами. Для заселения пустопорожних мест царь дозволял принимать нетяглых и неписьменных людей (т. е. свободных от крепостной зависимости), а «для береженья от ногайских людей и от иных орд» ставить городки с пушками, пищалями и воинскими людьми.
Вотчина Строгановых изымалась из юрисдикции пермских наместников. Судом и расправой над слободскими людьми ведали сами Строгановы. В случае возникновения каких-либо претензий к ним со стороны жителей других городов истцам надлежало брать управные грамоты в Москве и по ним «ставитца» перед царскими казначеями для разбора дела, т. е. судить и наказывать пермских вотчинников волен был только сам царь или те сановники, которым он поручит. Царским послам по приезде в Пермь Великую или Сибирь запрещалось в льготные годы брать у Строгановых бесплатно корм и требовать проводников. Такими широкими привилегиями не пользовался ни один русский купец.