следом, несколько человек торопливо бросились вперед, чтобы растолкать публику и освободить дорогу для его светлости.
— Граф взбешен, — заметил Эрлайл.
— Этого следовало ожидать, кузен, — пробурчал Игмор, разворачивая пергамент. — Что это? Здесь вовсе не брань… Гм-м… — Барон продекламировал:
Мчится, мчится по ухабам
Нашей жизни колесница,
Погоди, постой возница,
Не гони коней, не надо —
Не заметишь, как промчится…
И вот этим ты стращал Оспера?! Что ты мне подсунул, Удвин? Что это?
— Стихи. Ридрих сочиняет.
— Ридрих? Грамотей…
— Грамота нужна, Фэдмар, ты сегодня сам убедился, как воздействует исписанный пергамент на важных сеньоров. — Эрлайл проводил графа глазами и поднялся. — Ну что, пойдем и мы?
— Пойдем… Отфрид, — барон обернулся к сыну, — ты слышишь? Твой кузен Ридрих сочиняет стихи! А ты не любишь читать.
— Я умею читать, — насупился баронет. — А Ридрих — это кто?
— Ридрих Эрлайл, сын дяди Удвина.
Еще один родич. Рифмоплет.
— Да, но что с оскорблениями? — вспомнил старший Игмор. — Откуда ты узнал, что эта свора тявкала обо мне? Как ты мог их слышать?
Эрлайл снова скривил тонкие губы в ухмылке:
— А я и не слышал. Зачем слушать, если заранее известно, что они могут сказать? У них не слишком богатое воображение, знаешь ли. Я спросил себя: Удвин, что бы ты сам сказал, окажись на их месте?
— Однако граф попался на твою уловку! Испугался пустой бумажки! Удвин, ты великий хитрец! И великий обманщик!
— Да ну брось, родич. Scire leges non hoc est verba earum tener, sed vim ac potestatem.[8] Они в самом деле вчера бранили тебя — стало быть, я сказал правду. Правда, Фэдмар, — великая сила! Ничто не устоит перед правдой, даже графский суд!
Кузены рассмеялись, а Отфрид подумал: как же, правда… Дядя соврал, будто ему точно известно, о чем говорили сеньоры. Великая сила — ложь, и перед ней в самом деле не устоит ничто…
Отсмеявшись, родичи направились к выходу. Солдаты, гремя, несли за ними доспехи Игмора. Прошли по коридорам мимо графских латников, те проводили компанию равнодушными взглядами. Когда возвратились в свои покои, Эрлайл тут же удалился в уголок и принялся шептаться с оруженосцем, которому велел следить за Лоренетом и прочими. Коротко переговорив со слугой, Удвин заявил Фэдмару:
— Кузен, дело может принять серьезный оборот. Эти уроды ускакали сразу после суда. Об этом я и думал, глядя, как они торопятся прочь из зала.
— И что же? — Барон не разделял тревоги Эрлайла.
— Они могли приставать к его светлости, скулить, просить… не знаю, чего просить… но это было бы естественно. Нет, они удалились, даже не поплакав на груди Оспера. Очень спешили, Унтрейт дал в рыло графскому конюху — мол, недостаточно поспешно выводит лошадей. Лоренет торопил своих людей… Значит, замышляют гадость. Я советую тебе надеть доспехи.
Игмор засопел и принялся теребить бороду.
— Ладно, — согласился барон после минутного раздумья. — Только не здесь. Выедем за город, и я облачусь в латы. И солдатам велю кольчуги натянуть, а оружие держать наготове. Так?
Отфрид слушал и думал: дядя снова прав, поведение неудачливых жалобщиков в самом деле выглядит подозрительно. Поэтому баронет не стал возражать, когда отец велел натянуть кольчугу и держаться в середине колонны. В походе с командиром не спорят, а они сейчас словно в походе. Наскоро собравшись, дворяне и латники поспешили во двор к конюшням, Фэдмар заранее послал людей, чтобы приготовили лошадей и поклажу.
Они уже садились в седла, когда во дворе появился седой мужчина в красно-синем с серебряной цепью на груди — челядинец высокого ранга. Запыхавшийся — видно, спешил — слуга с поклоном обратился к Фэдмару от имени графа: его светлость надеется, что господин барон удовлетворен исходом дела, его светлость надеется, что господин барон понимает, как тяжело уследить за буйными вассалами и блюсти справедливость…
Игмор, взгромоздясь на коня, кивнул:
— Передай, я благодарю его светлость за правый суд и желаю графу всяческих благ… За мной!
Игмор пустил коня прямо на слугу с цепью, оказавшегося между бароном и воротами, красно-синий поспешно посторонился. Кавалькада, стуча копытами коней, двинулась прочь со двора. Эрлайл, как и обещал, отправился с Игморами — отметить пиром успешное завершение тяжбы. За городом они съехали с тракта в лесок, барон облачился в боевые доспехи. Несмотря на прежнюю браваду, Игмор не мешкал: едва закончив снаряжаться, тут же занял место во главе колонны и велел двигаться. Владения Лоренетов он желал миновать засветло.
Ехали осторожно, приглядываясь к придорожным зарослям и распадкам, где можно было бы устроить засаду. Отфрид уже немного разбирался в подобных вопросах, поэтому вертел головой вместе со всеми. Как и любому мальчишке, баронету хотелось бы отличиться — первым обнаружить затаившихся в кустах Лоренетов и заслужить похвалу отца или, к примеру, этого странного дяди Удвина. Доказать им всем, что он ничуть не хуже незнакомого Ридриха Эрлайла, пусть тот и сочиняет никчемные стихи! Да и о чем сочиняет-то? Подумаешь, колесница! Колесница, телега — для черни, а жизнь благородного человека проходит в седле! Какая, к дьяволу, колесница? И вообще — что проку в рифмованных строчках на пергаменте? Сила вовсе не в пергаментах, сила в другом! Если бы не графы и короли с их судами да законами — тогда он, Отфрид Игмор… тогда… Парнишка так размечтался, что едва не упустил момент, когда на гребне холма показались вооруженные всадники.
Лоренеты и их союзники были настолько уверены в успехе, что не стали утруждать себя устройством засад — не мудрствуя, они, едва завидев конвой Фэдмара, пошли в атаку. Огромный численный перевес был на их стороне, так что они, торопясь застигнуть Игмора в дороге, напали с тем снаряжением, которое оказалось при себе, не стали разъезжаться по замкам и имениям, чтобы вооружиться получше.
Они попросту расположились в стороне от дороги под прикрытием длинного пологого холма, огибая который, тракт отписывал дугу, — и выставили на гребне наблюдателей. Едва дозорные заметили движущуюся по дороге кавалькаду под знаменем Игмора, сеньоры и сопровождавшие их вассалы вскочили на коней, чтобы атаковать.
Кавалькада как раз растянулась по дороге, образующей петлю около холма, когда на вершину вылетели кавалеристы Лоренета и его союзников, не задерживаясь, перевалили гребень, поскакали к тракту. Они вопили и размахивали оружием, разбухшее вечернее солнце уже опускалось в багровую дымку над горизонтом, на лезвиях вспыхивали красноватые отблески. Солдаты Фэдмара поспешно дергали поводья, разворачиваясь, замыкающие пришпоривали коней, чтоб успеть образовать некое подобие строя или хотя бы попросту сбиться в кучу, прежде чем захлестнет атакующая волна, — иначе окружат и перебьют поодиночке многочисленные противники.
Один лишь Фэдмар, полностью снаряженный, поскакал навстречу вражеским конникам, хрипло ревя девиз Игморов: «Я выше вас всех!!!»
Богатырская фигура барона, сидящего на здоровенной лошади, не потерялась в толпе атакующих. Волна, летящая с холма, разбилась о него, как прибой о прибрежную скалу, расплескалась, осела. Одного противника, не успевшего убраться с пути, барон повалил наземь вместе с конем, огромный клинок описал широкий круг над пышным плюмажем на баронском шлеме и обрушился на врага. Фэдмар двинул жеребца в сторону, объезжая поверженного солдата, и снова крутанул оружие, осеняя себя шипящим ореолом тускло поблескивающей стали. На него налетали с боков, тыкали клинками, но барон двигался сквозь неприятельский строй, бросал коня то вправо, то влево — его путь отмечали разрубленные тела, теперь никто не орал боевых кличей, сражающиеся берегли дыхание. Над дорогой стояли лязг металла да вопли раненых.
Солдаты Игмора, сплотившись вокруг Эрлайла, продвигались к сеньору на выручку — а тот продолжал вертеться в кольце врагов, размахивая мечом и нечувствительно принимая удары. В узкую щель забрала барон высматривал Лоренета. Отыскал и, победно взвыв, устремился к маленькому толстяку. Тот и прежде держался в задних рядах, а теперь, заметив маневр Фэдмара, струхнул окончательно. Завизжал, дернул повод, разворачивая коня… Не успел. Фэдмар расшвырял латников, оказавшихся на пути, и навис над низкорослым рыцарем. Тот, вмиг побелев, вскинул меч, защищаясь. Барон привстал в стременах, занося клинок, и с шумным выдохом обрушил оружие на старинного недруга. С протяжным звоном столкнулись лезвия — Лоренет не сдержал удара, и два скрещенных меча упали на его голову, визг оборвался. Фэдмар на мгновение замешкался, глядя, как валится под копыта коней изуродованное тело врага, тут все разом бросились на барона, размахивая оружием. Рыжий был могуч, но такого натиска не мог сдержать даже он — и зашатался, не успевая отражать сыплющиеся с разных сторон удары…
Отфрид, как и было велено, следовал за дядей, а тот действовал расчетливо, разил короткими экономными движениями. Направленные в его сторону удары не парировал встречным выпадом, старался уклониться либо отводил клинки, подставляя меч под углом. Бросал коня в стороны, и при этом бил точно, выбирая незащищенные, уязвимые места. Время от времени он ложным взмахом заставлял противника уклонится, открыть бок и тут же двигался дальше, предоставляя оруженосцу довершить дело. Дважды, когда оруженосец не успевал, Отфрид, пришпорив коня, вырывался вперед и вонзал клинок в открывшегося противника. Сражаться, следуя за дядей Удвином, было легко. Время от времени, когда позволяла обстановка, баронет бросал взгляд туда, где над схваткой качался плюмаж отцовского шлема. Потом перья пропали, дядя заработал мечом быстрее, пробиваясь на выручку.
После гибели Лоренета его люди продержались недолго. Не прошло и десяти минут, как они, не вынеся натиска клина с Эрлайлом на острие, стали поворачивать коней… и вскоре на поле остались лишь люди Игмора да разбросанные тут и там окровавленные тела. Сам барон валялся поверх настоящего холма из тел изрубленных врагов.