– Я купидон, галлюцинация любви особого назначения, – представился брутальный ангелочек. – Пробуждаю в людях давно забытые чувства, – он кивнул в сторону Чеснокова-младшего. – Вот у этого парня всё совсем плохо.
Илья кивнул. А что ему ещё оставалось? Отец на голос купидончика никак не отреагировал. Похоже, видел пернатое чудо только один геймер.
Это что, какой-то новый выверт Речи? А почему не было системного оповещения?
– Ну да ничего, сейчас всё поправим... – купидон извлёк из колчана стрелу. – Особая бронебойная против предельной толстокожести, способная завалить даже слона... или офисного работника из отдела бухгалтерии с десятилетним стажем.
– Эй, купидон или кто ты там! – забеспокоился Илья. – Ты там случаем никого влюблять не собрался?
– Не боись, работает профессионал, – успокоил Илью ангелочек. – Мастер тайных любовных операций, краповый берет любви. Я лишь чутка расшевелю этого крокодила, пробужу давно забытые воспоминания. Да и гомосятину плодит совсем другое подразделение.
– Голубые береты? – предположил Илья.
– Ты полегче с такими предположениями, сынок, если не хочешь, чтобы тебя в фонтане крепкой мужской дружбы искупали... – предупредил купидон, передвинув сигару из одного уголка рта в другой.
– Ты с кем-то разговариваешь? – спросил Чесноков-младший Илью. Выражение его лица традиционно не поменялось. – Здесь есть кто-то ещё?
Илья ничего не ответил, притворившись слепым, глухонемым и вообще умственно отсталым. С учётом того, насколько сильно он был избит – не пришлось даже особо прилагать усилия.
Не отводя пристального взгляда от Чеснокова, купидон специального назначения натянул тетиву и выстрелил ему в спину. Стрела клюнула главу семейства под лопатку и с жалобным гулом отскочила, даже не поцарапав его толстую шкуру. Чесноков-младший, словно что-то почувствовав, резко обернулся и ловко подхватил отскочившую стрелу прежде, чем она упала на землю! Взгляд главы семейства безошибочно устремился на купидона, опознав в нём причину дискомфорта. Брутальная моська ангелочка резко вытянулась. У Ильи сложилось ощущение, что тот вот-вот обмочит пелёнки. Причём сделает это исключительно брутально.
– У каждого мага, как и говорящего, есть свой уникальный стиль, – равнодушно произнёс Чесноков, ловко крутя в пальцах стрелу, словно карандаш. Ему ничуть не мешал тот факт, что стрела была, вроде как, галлюциногенной. – Стиль архимага Парацельса был изучен досконально ещё в двадцатом веке. Ошибки быть не может, – зрачки главы семейства сверкнули, заставив ангелочка закатить глаза и мягко осесть на землю. – Теперь я знаю, кто стоит за всем этим бардаком в моих владениях, кто подослал шпиона и у кого сейчас моя дочь.
– Так, я пошёл... – пробормотал купидон и, не открывая глаз, начал стремительно растворяться в воздухе. – Всёго хорошего, рад был знакомству.
Купидон исчез, а следом и стрела. Вместе с ними растаяла надежда на внезапное спасение, едва забрезжившая перед геймером.
Отец вновь повернулся к Илье. Только выражение его лица немного... изменилось. Холодный взгляд стал... чуть мене холодным?
– Отец? – неуверенно спросил Илья.
И тут случилось невероятное. Невозможное!
Чесноков-младший... улыбнулся.
Это была едва заметная улыбка – по сути просто чуть приподнялись уголки рта. Но Илью это зрелище едва не вогнало в состояние глубокого шока. Он впервые видел, чтобы его отец улыбался! Из-за этого казалось, что у главы семейства очень сильно изменилось лицо. Почти до неузнаваемости.
– Дряной мальчишка... вставай, – отец протянул ему руку. – Надеюсь, ты усвоил урок?
– А-а-а... э-э-э... да, – Илья с некоторой осторожностью принял помощь и поднялся на ноги. – А ты разве не собираешься меня... ну того самого... летально по шее...
Отец вопрос проигнорировал.
– В нашей семье не принято перечить старшим, – сказал Чесноков-младший. – Такие правила придумал не я, они сложились с незапамятных времён. В виду смертельной конкуренции между семьями говорящих, именно строгое соблюдение законов обеспечивает выживание семьи, даже в ущерб отдельным её членам. Конечно, молодёжь традиционно все правила отвергает, но рано или поздно они смиряются. Приходит понимание, что по-другому просто нельзя. Как и ты, я тоже когда-то бунтовал против своего отца, но с возрастом пришло осознание.
– Отец... – Илья не верил своим ушам.
– Когда-нибудь ты поймешь, – сказал ему родитель. С его лица снова исчезли все эмоции, во взгляд вернулся арктический холод. – А теперь ты отправишься в свою комнату и соберёшь вещи.
– В смысле? – не понял Илья. Зачем ему собирать вещи?
– В прямом. С этого момента я объявляю тебе Regnoque Tarquinios[2]. Ты больше не часть семьи Чесноковых, официально. Ты лишаешься всех наследственных прав, более не можешь заключать сделки от нашего имени и пользоваться моим покровительством...
Чесноков-младший ещё некоторое время говорил о непонятных протокольных вещах, но Илья его слова уже просто не воспринимал. В его воспалённом мозгу пульсировала единственная мысль – его выгоняют из семьи, из дома. Прямо как в тех смешных мемасах про сыновей, которые ляпнули, что любят вторую линейку, а родители, заядлые ВоВеры, сразу отказались от них.
Кто ж знал, что у говорящих такое в порядке вещей...
– Мне ж ещё в школе одиннадцатый класс надо закончить... – всё, что смог выдавить из себя Илья.
– Это уже твои проблемы, – пожал плечами Чесноков. – Добро пожаловать во взрослую самостоятельную жизнь. Я прослежу за тем, чтобы никто из братьев и сестёр даже не думал оказывать тебе помощь, поддерживать материально или советом. Отныне в своей жизни ты всё решаешь сам.
Вот дерьмо... Не такого поворота Илья ожидал.
– Компьютер и телефон оставь, – сказал отец. – Они имущество семьи Чесноковых, и у тебя больше нет на них никаких прав.
Ох, лучше бы отец его убил... Похоже, ту огромную коллекцию хентая с компа лучше побыстрее удалить. Особенно те особо засекреченные и запароленные папочки в самых тёмных глубинах диска "С"... Боже, о чём он думает? К чёрту хентай, если более важные вопросы, которые необходимо прояснить.
– А как же мама? – спросил Илья. Он ещё не до конца поверил в происходящее. – Она же точно будет против!
– С мамой ситуация особая, – после короткой паузы ответил Чесноков. – Она, хоть и непосвящённый, но член нашей семьи. Законы говорящих она должна соблюдать, даже если не знает о них. По этой причине все воспоминания о тебе будут стёрты из её памяти.
Господи... отец, какая ты всё-таки мразь! Даже на святое покусился, на маму! И хоть виделся с ней Илья в последнее время редко – она была очень занятым человеком, как и отец – но всё равно... мама оставалась мамой.
Впрочем, есть ещё один весьма важный вопрос, требующий уточнения.
– А что с Таней? – спросил Илья, уже практически потеряв всякую надежду.
– Ты проиграл дуэль. Она умрёт, – равнодушно сказал Чесноков.
Вот и всё. Илья ничего не сумел. Никого не спас. Не сохранил то, что имел. Лишь жизнь осталась при нём, да и то его заслуги в этом не было ни малейшей. Какой-то дурацкий купидон и стечение обстоятельств.
Щелчок пальцами, и яркая вспышка на секунду ослепила Илью...
– Что ж, Фубуки, Торвальд, – сказал Парацельс, глядя сквозь пространство куда-то в необозримые дали. – Ваше общество было нам очень приятно, но пришло время отправляться домой. Торвальд, помни то, что я тебе сказал. Сделай это сразу, как только вернёшься в своё тело. А то распространишь алкогольное излучение, а обвинят потом во всём меня...
– Как? Уже? – возмутился Торвальд. Носок, вернее, его образ, пристроился на подлокотнике кресла и чувствовал себя преотлично. Общество архимага понравилось ему настолько, что никуда уходить он уже не хотел.
– Ах, я снова увижу, мастера... – Фубуки, для которой Парацельс наколдовал отдельное кресло, мечтательно закатила глаза. – Но примет ли он меня? Ведь после смерти я уже немного не такая, какой была раньше...
– Время на исходе, – напомнил им Парацельс. – Вы нужны там своему шефу, мастеру, хозяину или как вы там его ещё называете...
– Да-да-да, – закивала Фубуки. – Уважаемый Парацельс, мы безмерно благодарны вам за помощь, но не могли бы вы вернуть нас домой?
– Да не вопрос, – Парацельс взмахнул рукой и Фубуки и Торвальд исчезли. – Может, ещё свидимся, и вы расскажете, чем же там у вас закончилось...
Геренд большей частью наблюдал за разговором волшебника и двух странных пришельцев молча.
– Ты же что-то сделал с этой странное девушкой, верно? – спросил он Парацельса. – Я умею замечать такие вещи.
– Да, – кивнул Парацельс. – Она – существо с душой, аналогичной человеческой. Её искусственно создали для выполнения неких обязанностей. На неё наложили ограничение и условия, в частности она должна была испытывать сильную симпатию к одному человеку. Я взял на себя смелость убрать все эти ограничения и дать ей полную свободу.
– Ты уверен, что это правильно? – спросил Геренд и покачал головой. В его глазах ясно читалось осуждение.
– Нет, – покачал головой Парацельс. – Возможно, я даже сделал глупость. Но... мне не по нраву, когда такая милая девушка у кого-то в рабстве.
– Понятно. Так, Парц, это, безусловно, замечательно, что ты занимаешься благотворительностью в пользу сирых и убогих. Но что на счёт наших проблем? – Геренд кивнул в сторону исполинских зданий вдалеке. – Луна и этот странный город никуда не делись.
– А... э-э-эм... ну в общем, я ещё работаю над этом, – глаза волшебника забегали по сторонам. – Может, поищем Беатрису? Что-то она задерживается...
[1] Подробнее о Парацельсе и Геренде, а также о Зверокниге можно прочитать в книге "Архимаги не ищут лёгких путей!"
[2] Высылка, изгнание на латинском.
ЭПИЛОГ
Изрядно потрёпанный крейсер "Стервятник" класса Пронзатель рассекает космические бездны. Его путь лежит в Тартугрос, место, где безраздельно правят тёмные ваниар. Они наводят ужас на изрядную часть галактики, разоряя планеты и уводя в рабство жителей. Тартугрос, исполинский город за гранью пространства и времени, играет роль их основной базы, где происходит сбыт награбленного, набор новых членов экипажа, а также ремонт кораблей. Тартугрос располагается в недрах сверхмассивной чёрной дыры, что весьма затрудняет жизнь любым мстителям. Попасть туда крайне тяжело, ещё сложнее – выбраться. И если кто-то называет Тартугрос дырой, это далеко не всегда игра слов. Ветвь Тёмная материя считается одним из самых жестоких и безжалостных кланов ваниар, способных на любое безрассудство.