Было темно. Макото щурился и постоянно запинался, но при этом чувствовал, как внутри него происходит подобие химической реакций. Как тревога, страх и безмерное счастье сливается воедино, воспламеняются и зажигают его сердце.
Он сбежал. Причём не только от этого ублюдка (дегенерата, олуха, маньяка) но из тюрьмы. Он выбрался на волю. Теперь ему просто нужно добраться до загородного дома своего отца что на окраине префектуры. Сделать это будет непросто. В таком виде ему нельзя садиться на общественным транспорт. Придётся пробираться через лес… Либо использовать скальпель и забрать одежду у случайного прохожего, но это будет слишком опасно.
Впрочем, Макото верил в свои силы.
Он был оптимистом.
Как-нибудь он всё равно доберётся на место.
Отец спрячет его, а затем переправит заграницу. И он, Макото, будет жить. Жить и заниматься «излюбленным» делом. Только не в Японии, нет — здесь это было слишком опасно. Нужно найти другую страну. Может африканскую. Там его никогда не поймают. Хотя, признаться, его отвращала сама идея заниматься этим с негритянками. В его понимании они представляли собой мусор. Проходной товар, который жил среди песка и питался трущобами. Он предпочитал качественный человеческий материал — маленьких девочек из хороших семей, которые учились на отлично, посещали кружки и секции, катались на велосипеде, пытались вести свой собственный блог, писали от руки письма своей бабушке в деревню и бешено орали, когда он вскрывал их беленькие глотки.
Воспоминания об этом сотни раз согревали нутро Макото, пока он сидел за решёткой; вот и теперь лёгкий ток наполнил его чресла, спустился вниз, в зону паха и… оборвался.
Макото вздрогнул и немедленно остановится.
Что значит «оборвался»? Это неправильно. Совершенно неправильно. Сладкая вибрация всегда наполняла его целиком, всегда натягивала эту звенящую струну внутри него, но теперь — теперь всё было иначе. Теперь струна казалась ему рваной.
Там, где раньше был обрыв, прыжок, вершина, «выступ» теперь лежала разобранная башня — обрезанные провода, которые били током в пустоту.
Зловещая тень протянулась у него над душой; его руки — тонкие, нежные, хрупкие белые ручки потянулись вниз и там…
Было.
Пусто.
Глава 8Пусто…
Зловещая тень протянулась у него над душой; его руки — тонкие, нежные, хрупкие белые ручки потянулись вниз и там…
Было.
Пусто.
Макото замер.
Тысячи мыслей пронеслись у него в голове и немедленно притихли.
Он повернулся и посмотрел на приоткрытую дверь у себя за спиной, из которой разливался тусклый свет.
Однажды он читал про человека, который потерял на войне «это» и ему пришили чужое. Рабочее.
А ещё, если сразу поместить отрезанную руку или палец в морозилку, её могут заново пришить.
Он серьёзно задумался о том, чтобы вернуться и «поискать»… как вдруг услышал голос у себя за спиной:
— Хм.
Макото вздрогнул и повернулся.
Темнота перед ним стала выпуклой и обрела очертания огромной человеческой фигуры:
— Значит нужно было использовать больше снотворного…
Фигура приближалась. Макото отпрянул и выставил перед собой скальпель, но великан запросто отвёл в сторону его дрожащую руку, затем перевернул весь мир, и вот уже Макото лежит на земле и чувствует, как его тащат за волосы по длинному тёмному коридору.
— Там и запишем, — звучал голос у него за спиной. — После смены «комплекции» организм сохраняет некоторые свои первоначальные свойства на уровне биохимической системы…
Макото вздрогнул. Стал брыкаться. Он попытался вонзить свои ногти в бетонный пол, но всё это было бессмысленно. Коридор становился всё ярче и ярче. Та самая комната неумолимо приближалась.
И тогда он проснулся, стал извиваться, дрыгать ногами — он сделался похожим на рыбёшку, которую выбросили на берег, и всё равно не мог освободиться от железного хвата, который держал его за скальп и неторопливо тащил в комнату, из которой разило кровью.
В последнее мгновение Макото вспомнил, что у него есть голос, и заорал, и крики его стали разбиваться о металлические стенки коридора, а затем притихли.
Дверь захлопнулась, и среди тёмного коридора вновь повисла гробовая тишина…
…
…
…
POV Кей
Иногда Кей размышлял, во что же он вляпался.
Вот и теперь, лавируя среди огней ночного города и бросая отстранённые взгляды на прохожих, которые занимались своими делами, он всё пытался понять, насколько реальной была его собственная жизнь.
Некоторые способны посмотреть на самих себя только в полном одиночестве. Кей был одним из них, и поскольку нет места более уединённого и пустынного, чем людная улица большого города, он часто выходил, гулял, предавался размышлениям или просто: смотрел по сторонам, разглядывая прохожих так, словно они были где-то там, за стеклом, а сам он был фантом, который смотрит на чужие судьбы.
Одновременно с этим, он разглядывал и себя самого. Он растворялся в толпе и вместе с тем поднимался на нею…
Впрочем, сам он воспринимал всё это сильно менее велеречиво.
С недавних пор он всё чаще размышлял про другой мир, где обитали ужасные монстры. Казалось бы, сам факт, что за фасадом привычного таилось нечто невероятное должен был потрясти его до глубины души; ведь это было всё равно что узнать, что крепкая почва у тебя под ногами представляет собой не более чем тонкую шаль, которая тянется над бездной. И тем не менее Кей был относительно спокоен. Возможно, потому что ему уже однажды приходилось наблюдать, как привычный мир рушится прямо на глазах. Более того, он разрушил его своими руками: выбросил сумочки, платья, юбки, помаду и накладные ресницы и подрезал свои ногти. Его привычный мир разрушился в тот самый момент, когда он впервые тр*хнул другую женщину. Просто женщину.
Кстати, ему не понравилось.
Было глупо и неловко.
Секс вообще не приносил ему особенного удовольствия, а залезть под юбку он пытался лишь потому, что, овладевая женщиной, он как бы напоминал себе, что сам является мужчиной. Он был похож на наркомана, которому всё равно, чем ставится — лишь бы заполучить свою дозу. Токсичная мускулинность — тоже мускулинность.
…Да, именно такие мысли возникали у него, когда он совершал свои вечерние прогулки.
Кей прыснул, развалился на скамейке возле парка и достал сигарету. Camel. Любимая марка. Раньше Кей думал, что такая есть вообще у каждого курильщика, но он… (ладно, «Сенсей») разрушил это его представление, потому что каждый раз курил нечто разное.
Иной психолог попытался бы выстроить на основании этого дурацкую теорию, про то что человек мечется, не уверен в себя, растерян и так далее. Кей вообще испытывал предельное недоверие к представителям этой профессии после своего первого сеанса, когда его попросили нарисовать что угодно, что у него на уме, и он нарисовал розовый цветок, после чего психологиня заключила, что перед ней — образцовая девочка, хотя даже полному идиоту было бы понятно, что… В общем, даже идиоту это было бы «понятно».
Сам Кей, кстати, неплохо разбирался в людях (возможно поэтому он был таким нелюдимым) и всё же «Сенсей» до самого конца представлял для него загадку. Было в нём… нечто очень странное.
Сложно выразить это словами; просто он чувствовал, что они были похожи. И поскольку Кей прекрасно понимал все свои проблемы, он знал, что это ну вообще не комплимент.
Впрочем, теперь это было уже не важно.
О мёртвых либо ничего, либо…
Он покачал головой и посмотрел на звёзды.
Затем открыл баночку пива, поднял, прыснул и выпил до самого дна…
После этого он собирался снова отправиться на прогулку, как вдруг на телефон ему пришло сообщение. Кей нахмурился, цокнул языком и бросился бежать.
Уже на лестнице в метро в голове у него промелькнул занятный вопрос:
А как, собственно, черепаха может использовать айфон?..
…
…
Глава 9Туда
POV Коу
Коу едва не запыхался, когда прибежал на место.
С его новоявленной выносливостью это было невиданное достижение.
Был вечер. Он лежал у себя в кровати и смотрел на потолок, когда ему пришло сообщение от мастера Роши. После этого он немедленно собрался, надел костюм и выпрыгнул на улицу.
Именно так.
«Выпрыгнул».
Из окна.
Открывать дверь и спускаться по лестнице было бы слишком громко, и, хотя он предполагал, что мать его будет не против, если он станет выходить посреди ночи, ему в принципе не хотелось ставить перед ней такой вопрос.
После этого его несколько раз едва не задержала полиция, настолько быстро проносился он по улицам ночного Токио, и лишь когда слепящие огни сменились неподвижностью ночного леса, припорошённого тонким слоем белого снега, он позволил себе замедлиться и перевести дыхание.
Внутри него закипала великая решимость. Снова, как тогда, после первого своего поражения он чувствовал на себе тяжкий груз ответственности. Даже если Коу был совершенно не уверен в собственных силах, он не мог позволить, чтобы жертва Сенсея оказалась напрасной. В равной степени он боялся и ждал момента, когда сова сможет что-нибудь сделать, а потому теперь с волнением смотрела на тёмные очертания храма, на пороге которого его дожидалась маленькая черепашка.
— Ты быстро, мальчик, — заметил Роши. — Не стой на пороге, здесь холодно. Пройдём в помещение.
Коу рассеянно кивнул. Внутри было тепло и приятно. Раздавался мерный шум работающего генератора. На мгновение Коу задумался, как именно черепашка его заправляла, но сразу выбросил эти мысли у себя из головы и спросил:
— Что-то случилось?
Только теперь он понял, что застудил горло в процессе своей стремительной пробежки. Холод как будто сморщил последнее, и теперь его голос звучал немного хрипло.
— Случилось, мальчик… Впрочем, я пока сам не уверен, что… Подождём остальных, и я всё расскажу, — задумчиво проговорила черепашка.