Самым распространенным жанром устного повествовательного творчества эскимосов являются волшебно-мифологические сказки, представляющие собой трансформацию мифологических преданий. В них мифологическая основа, отражающая мифологические мотивы мироздания, сочетается с рассказами о чудесных похождениях героев в различных мирах, об их столкновениях с гигантами, карликами, птицами-великанами, духами-тунгаками, с дружественными и враждебными человеческими и животными персонажами, о содружестве человека и животного, о брачных союзах между ними. Многие сюжеты и мотивы, присущие жанру волшебно-мифологической сказки, как и жанру мифологических преданий, оказываются идентичными для всего эскимосского региона, а некоторые из них проникают и в чукотско-камчатский регион.
Подраздел волшебно-мифологических сказок — сказки о дружественных и брачных союзах, а также враждебных (реже) отношениях между человеком и животными — занимает одно из ведущих мест в эскимосском фольклоре. В этом подразделе сказок, который короче можно назвать "человек и животное", наиболее отчетливо отразились мифологические представления людей первобытнообщинной формации о нерасчлененности и взаимозависимости человека и животного мира.
К подразделу сказок "человек и животное" у азиатских эскимосов относятся № 28-63, а у аляскинских эскимосов № 140-155, у канадских эскимосов № 168-175, у гренландских эскимосов № 201-217.
Особое место в разделе сказок "человек и животное" занимает цикл сказок о вороне. Вороний персонаж в устном повествовательном творчестве эскимосов распространен по всему региону расселения их от Берингова пролива до Гренландии включительно. С древнейших времен ворон был персонажем не только мифов и сказок эскимосов, по также и их обрядовых танцев, песен, шаманских заговоров и игр.
Ворон Кутх — Куйкыпняку — Кукки — Куркыль — Кукылин — Кошкли, создающий и разрушающий мироздание, в азиатском регионе исполняет одновременно роль обманщика, шута, простака, трикстера, предающего даже интересы членов своей многочисленной семьи, насмехающегося над ближними или оказывающегося объектом насмешек или издевательств со стороны других человеческих и звериных персонажей (см. [13, с. 22-24; 34]). Азиатские эскимосы, у которых, как и у других групп эскимосов, издревле в мифах и сказках функционировал свой вороний персонаж, не имевший имени и постоянной семьи, через чукчей частично заимствовали импонировавший им ительменско-корякский цикл мифов и сказок о вороне Кутхе — Куйкыпняку, который они адаптировали в ряде сюжетов (здесь № 10, 33, 34, 35, 36, 101).
Безымянный эскимосский вороний персонаж в сопоставлении с камчатско-чукотским не обладал столь многообразными мифическими и магическими функциями. В большом ряду волшебно-мифологических сказок эскимосов безымянный ворон занимает меньшее место, чем другие животные персонажи. Чаще всего он является действующим лицом сказок о животных, реже — выполняет мифическую или шаманскую функцию.
Особое место по художественной выразительности и связям с мифологическими преданиями занимают волшебно-мифологические сказки о птицах-великанах. В фольклоре азиатских и аляскинских эскимосов такими птицами являются гигантские орлы. Весьма характерной особенностью сказок о птицах-гигантах является то, что они выступают в роли охотников на дикого оленя или морского зверя (обычно на китов) и, когда возвращаются с добычей в свое жилище, сбрасывают с себя оперение и становятся людьми (в одних случаях — людьми-великанами, в других — обыкновенными людьми).
Персонификация животных персонажей в волшебно-мифологических сказках имеет место по всему эскимосскому региону, но особенно она проявляется в творчестве эскимосов, обитающих по соседству с палеоазиатами Чукотки и Камчатки.
Ведущими персонажами волшебно-мифологической сказки выступают люди, выполняющие роль главных героев. К животным — помощникам человека, наделенным в волшебно-мифологических сказках чудесными свойствами предвидения событий, с которыми сталкивается герой, в эскимосском фольклоре относятся ворон, лиса, волк, гагара, орел, касатки, мышка, горностай, заяц, белый медведь, морской петушок, морские звери — кит, лахтак, нерпа, насекомые — паук, жук. Однако не все из этих животных персонажей исполняют роль постоянных покровителей человека. Так, например, орлы-великаны и белые медведи в одних сказках выступают друзьями человека, в других — его антагонистами (в текстах № 38, 39, 40 орлы покровительствуют человеку, а в тексте № 37 орел становится врагом его; в № 42 белый медведь спасает охотника, а в № 117 этот зверь, перевоплотившийся в человека, откармливает девушку, ставшую его женой, для съедения). Таким же двойственным по сказочным функциям персонажем является безымянный ворон, который в одних случаях покровительствует человеку (№ 30), в других стремится навредить ему (№ 29). К постоянным и верным покровителям человека следует отнести прежде всего лису, которая в образе маленькой женщины (или старушки) оказывает волшебные услуги терпящим бедствие героям (№ 117). Эту же роль верного помощника и советчика героини сказки исполняет паук (№ 71), который в азиатско-эскимосском и чукотско-камчатском фольклоре противопоставляется носителю злого начала — жуку.
Широкое распространение в эскимосском регионе получили сказки о брачном союзе человека и животного, отражающие древние тотемические представления людей первобытнообщинной формации.
Большое место в серии сказок "человек и животное" занимают сказки сюжетной группы "перевоплощение человека в животное". Мотивы такого перевоплощения отличаются множеством вариантов. В одних случаях превращение человека в животное оказывается немотивированным (без помощи "чудесных" пли "волшебных" средств), в других — оно мотивируется магическими или "волшебными" приемами. Так, в прекрасной по сюжету и художественным достоинствам сказке № 53 азиатских эскимосов превращение женщины в оленя мотивировано тем, что вредоносное существо, "маленькая женщина", высасывает у усыпленной ею женщины мозг, а вместо него вдувает олений мозг, отчего она и становится оленем, убегающим в стадо.
В целом о большинстве животных персонажем волшебно-мифологических сказок можно сказать, что они выступают в роли тотемных покровителей человека, выполняя в то же время отдельные архаические функции "создателей" мира.
Особый раздел в жанре волшебно-мифологической сказки эскимосов занимают многочисленные повествования о духах тунгаках (тугныгаках) и близкие им по выражаемым магическим представлениям сказки о шаманах. Сюжеты сказок о тунгаках часто невозможно отделить от контаминирующихся с ними сюжетов о шаманах: мифические существа — тунгаки являются такими же непримиримыми антагонистами человека, каким может быть и шаман, который с помощью различного рода магических действий или хитроумных фокусов способен помочь человеку или нанести ему вред.
Сказки с участием тунгаков получили распространение по всему эскимосскому региону. Эти существа в эскимосском фольклоре фигурируют в самых невероятных обликах — от человекоподобных особей до самых отвратительных уродов, каких только может создать воображение человека.
Эскимосские сказки о шаманах представляют собой повествования об общении шаманов с духами-тунгаками, с душами умерших из "верхнего мира" или с душами находящихся в плену у "хозяев" моря или неба, об оживлении умерших, излечении больных, о магических состязаниях шаманов между собой. Сказки о шаманах, об их магическом воздействии на окружающий мир в эскимосском фольклоре часто контаминируются с сюжетами традиционных мифологических преданий и сказок. Шаманы в волшебно-мифологических сказках не только исполняют свою прямую миссию прорицателей и колдунов, но и совершают много других действий и поступков, присущих рядовым персонажам этого жанра сказки. Обрядовый шаманский акт и художественный вымысел в таком произведении сливаются воедино.
Шаманской магии, но представлениям эскимосов, подвластны люди и животные, предметы и явления природы. Во многих волшебно-мифологических сказках магическую силу, которой обычно обладают шаманы, часто немотивированно или (реже) по наущению шамана обретают рядовые персонажи или главные герои сказочных событий. "В народной сказке, — отмечает Е. М. Мелетинский, — отражался также рост самосознания индивида, активизировался сказочный герой и складывался своеобразный культ героя. Этот процесс шел независимо от шаманизма и даже в принципе в противовес ему: в сказках оказывалось, что не только шаманы, но и простые охотники и оленеводы могут обладать исключительными способностями. Правда, сами эти способности мыслились как соединение физических и магических сил" [31, с. 79]. Это положение известного исследователя фольклора палеоазиатских народностей подтверждается при детальном знакомстве с устным творчеством как народностей Чукотки и Камчатки, так и особенно эскимосов по всему региону их расселения. Вот почему при знакомстве с повествовательным фольклором эскимосов по следует проводить особой грани между волшебно-мифологическими сказками с многообразными перевоплощениями и чудесными похождениями их героев и сказками о шаманах.
В волшебно-мифологических сказках нашли широкое отражение анимистические представления эскимосов, связанные с верой в возрождение и перевоплощение душ умерших предков или родственников в животных, предметы неживой природы, в новорожденных. Они были неотъемлемым компонентом духовных воззрений эскимосов с самых древних времен вплоть до XX в.
Сказочные сюжеты с отражением анимистических мотивов отчетливо сохранились в ряде текстов азиатских и зарубежных эскимосов. Так, в тексте № 52 говорится о паре белых оленей, в которых воплотилась душа умершего деда и которые стремятся вызволить из беды внука. Реалистический, казалось бы, рассказ об угоне врагами-таннитами чужого стада и похищении мальчика переплетается здесь с мифом о воплощенной в паре белых ездовых оленей душе предка. В сказке № 65 блуждающая душа человека не находит себе покоя и поочередно воплощается в медведя, волка, лисицу, птицу и наконец снова обретает че