Перышко дотянулся до круга и втащил его на палубу. На лейтенанта глянули золотые, как старинные монеты, глаза. Он попробовал отодрать кошачьи лапы от круга, но промокшее животное сопротивлялось, глухо рыча.
— Вот и вся благодарность, — прокомментировал ворчун Паттерсон. — Береги лицо — как бы не оцарапала!
— Попробуй оцарапай меня — живо очутишься за бортом, — пригрозил Перышко кошке и достал нож. Перерезав веревку, он понес круг по палубе, как поднос с редкостным блюдом.
— Что ты собираешься с ней делать? — спросил Паттерсон, ковыляя за ним следом.
— Отдам старине Шепарду, а то он заскучал у себя на башне. Когда мы улетаем, он там дуреет от безделья. Пусть отдерет нашу подружку от спасательного круга и восстановит ей силенки чаем с печеньем.
Палубные рупоры издали хрип, перекрывший крики техников и рев прогревающихся моторов.
— Экипажи, внимание! Все взлеты отменяются. Повторяю, отмена плановых воздушных операций по приказу военного министерства. Общий отбой до следующих распоряжений!
Рупоры дружно кашлянули и смолкли. Палубный персонал и летчики непонимающе переглянулись.
— Отмена операций? — Паттерсон, как и все остальные, не поверил своим ушам. — Что случилось? Может, кончилась эта чертова война?
— Держи карман шире, — пробурчал Мэттьюс, выпачканный с ног до головы механик с морковными волосами и веснушками по всему лицу. — Нацистское вторжение, вот что это такое! Немецкие подводные лодки в Темзе, свастика над зданием парламента!.. Если бы это произошло, я бы не удивился.
— Сомнительно, — покачал головой Перышко. — Скорее, дело в немецком корабле, о котором мы слышали по радио.
— Ты о гадине, названной в честь этого пруссака, Отто фон… Как его там?
— «Бисмарк», — прокуренно прохрипел Паттерсон. — Нет, он нам не опасен. Вы что, забыли, что у нас есть «Худ»?
К Перышку подошли несколько человек, чтобы посмотреть на спасенное существо.
— Да здравствует линкор «Худ»! Гип-гип, ура! — дружно проскандировали все, потрясая кулаками.
Перышко, не выпускавший из рук круг с кошкой, не смог поднять кулак, но глотку драл рьяно, вместе со всеми. Вот уже два десятка лет линкор «Худ» оставался символом мощи британского военного флота. Водоизмещение в 42 тысячи тонн и пятнадцатидюймовые орудия превращали его в самый грозный военный корабль в мире.
Но радость на палубе длилась недолго. Громкоговорители снова ожили, чтобы разнести по кораблю трагическую весть.
— К вам обращается капитан корабля. Военное ведомство и премьер-министр страны потребовали, чтобы до сведения личного состава Британских вооруженных сил была доведена следующая информация. Сегодня в шесть часов утра в ходе сражения у берегов Исландии с неприятельским линкором «Бисмарк» и тяжелым крейсером «Принц Вильгельм» потоплен линкор военно-морского флота Его Величества «Худ». Корабль британского флота «Репалс» подобрал трех членов экипажа. Их имена…
Перышко еле удержался на ногах. «Худ», плавучая гора, потоплен и пошел ко дну, как дырявая калоша? Всего трое выживших из огромного экипажа — почти полутора тысяч человек? У летчика застрял ком в горле. Только трое! Гордость Британской Империи ушла на океанское дно, а он возится с какой-то никчемной кошкой…
«Никчемная кошка» противно мяукнула. Перышко уже открыл рот, чтобы разразиться бранью, но тут заметил на шее у спасенной коричневый кожаный ошейник с пряжкой и бронзовой пластинкой. Лейтенант повернул ошейник-и увидел выгравированную надпись: «Линкор Его Величества «Худ».
Летчик сначала покраснел, как рак, потом побледнел, как полотно. Его взгляд прирос к ошейнику мокрой счастливицы. Галлюцинация? Нет, надпись настоящая.
— Не может быть… — прошептал он.
Хотя почему, собственно? Кошек держали на многих британских судах — когда официально, а когда и без разрешения командования. В продовольственных трюмах даже самых современных кораблей вовсю пировали бесчисленные крысы. Неудивительно, что экипаж норовил пронести на борт кошку, а то и нескольких.
И все же Перышко не мог опомниться. Согласно сообщению, «Худ» затонул в море между Исландией и Гренландией. А «Арк Ройял» находился в данный момент всего в нескольких сотнях миль от испанского побережья. Каким образом кошка умудрилась очутиться в трех с лишним тысячах миль от места потопления линкора? Чтобы не сойти с ума, летчик лихорадочно искал объяснение. Возможно, прежде чем оказаться в воде, кошка путешествовала на каком-то другом корабле. Ее куда-то перевозили — то ли с «Худа», то ли, наоборот, на обреченный линкор… Если верно первое предположение, то она заболела или состарилась и подлежала замене, но экипаж не стал снимать с нее ошейник с табличкой — награду за долгую беззаветную службу… Перышко понимал, что это объяснение хромает на обе ноги, но больше ни до чего не мог додуматься.
В следующую минуту оказалось, что ошейником странности не исчерпываются. На левой задней лапе среди светло-серой шерсти обнаружилось черное пятно. Когда Перышко дотронулся до него, кошка болезненно дернула лапой. Ожог! Перышко принюхался. Запах гари!
Летчик представил себе четвероногое, соскальзывающее с палубы подбитого и накренившегося корабля, пушки которого в предсмертной ярости изрыгают пламя. Грохот, дым, горелая шерсть. И нетронутый ошейник…
— Наверное, кок уронил на тебя горячую сковородку в камбузе, — сказал Перышко кошке и тут же понял, что все его предположения не стоят ломаного гроша.
Он стал спускаться в люк, держа перед собой круг с кошкой, как поднос с чайником. Его не покидала мысль, что он вытащил из воды четвертого выжившего члена экипажа линкора «Худ».
Джеффри Фосетт решил воспользоваться объявленной передышкой, чтобы поухаживать за найденышем. Мокрое создание по-прежнему дрожало, но отпускать спасательный круг не намеревалось.
Летчик еще на дошел до каюты, когда палуба авианосца завибрировала, раздался низкий гул. Корабль снялся с якоря. Перышко предположил, что они отправляются в Северную Атлантику, где была потоплена гордость британского флота.
Когда Перышко, прижимая к груди круг и кошку, протискивался в каюту, его окликнул Джек Шепард. Коротко подстриженные усики диспетчера топорщились — это заменяло ему улыбку.
— И впрямь кот! А я думал, ты морочишь мне голову!
— Принеси-ка немножко рому, Джек. Нам с утопленником не мешает согреться. По-моему, ты прав: он тоже мужчина.
Перышко расстелил на койке плащ, положил на плащ круг и стал растирать кота полотенцем, пока у него не встала дыбом шерсть. Впустив Шепарда с бутылкой, Перышко погладил кота по голове и принудил разинуть пасть. Шепард налил ром в крышечку. Перышко залил в пациента первую дозу, потом вторую.
— Гляди-ка, как ловко ты с ним управляешься! — удивился Шепард.
— Моя мать всегда держала кошек и сама их лечила. Я тоже к ним неравнодушен. Ну вот, — обратился он к четвероногому. — Сядь нормально, дай тебя рассмотреть.
Наконец-то животное перестало цепляться за спасательный круг. Перышко осторожно его убрал. Кот встряхнулся, зевнул, навострил уши. Зверек был небольшой, с густой короткой шерстью и круглой головой — типичный образчик английской короткошерстной породы. Перышко вытер его в последний раз, и шерсть, еще влажная, сделалась мягкой и пушистой. Кот открыл золотистые глаза и посмотрел своему спасителю в лицо.
Теперь, когда кот был чист и почти сух, стал понятен его окрас. Спинка, бока, грудь и передние лапы оказались темно-коричневыми, задние лапы и хвост — серыми. Внизу лапы были черными, но на передних красовались белые браслеты.
— Какой изящный джентльмен, — восхитился Перышко, опускаясь перед котом на корточки. — Полюбуйся, Джек! Прямо как пилот бомбардировщика в кожаной куртке!
Кот выгнул спину и потерся о руку Перышка, потом ткнулся носом в его ладонь. Голова и шея у него отдавали в рыжину, уши выглядели чуть темнее. Уши вообще были странные: торчали, как полагается, но кончики были завернуты внутрь и смотрели друг на друга, отчего напоминали рожки.
— Бедняга! Как его, должно быть, потрепало! — посочувствовал Шепард.
— Ничего, кошки живучие, — ответил Перышко. — Смешные уши! У него лихой вид, как в заломленной набок фуражке.
Он погладил кота и зацепил пальцем ошейник. Снова читать печальную надпись на табличке не хотелось. Лучше, если команда вообще о ней не узнает. Он попробовал расстегнуть пряжку, но кот поднял лапу, чтобы ему помешать. Когти остались спрятанными, хватило нажима черных подушечек и взгляда прямо в глаза.
Хорошо, что этого эпизода не заметил Джек Шепард: его занимало другое — не ошиблись ли они с полом животного.
— Порядок, полноценный производитель, — объявил он, гордый сводим первым успешным опытом в области ветеринарии. — Все на месте.
Перышко, держа кота за ошейник, принял решение.
— Взгляни-ка, Джек!
Диспетчеру была продемонстрирована табличка с надписью и обожженное место на лапе. Он тоже сначала побагровел, потом побледнел.
— «Худ»… Знаешь, я многое повидал, но такого… — Шепард опустился на койку рядом с другом. Кот перебрался на колени к летчику и устремил на него выжидательный взгляд.
— Представляешь, он не хочет, чтобы я снимал с него ошейник! Отпихивает мою руку, негодник.
— Если бы не сообщение о гибели линкора, я бы решил, что надпись — чей-то розыгрыш, — проговорил Шепард.
— Здесь к нему еще никто не прикасался, кроме меня, головой ручаюсь. Мне приходит в голову одно-единственное объяснение: кот принадлежал жене или ребенку кого-то из команды линкора и в шторм свалился с борта транспорта в море. — Он покосился на кота. — Но и это маловероятно.
— Конечно, — согласился Шепард. — На транспортах, как правило, нет ни жен, ни детей. — Он предпочел сменить тему. — Может, сгоняешь в камбуз и попросишь у кока консервированной скумбрии? Я пригляжу за Бомбером.
— Что? Ты уже придумал ему кличку?
— Все равно мы не знаем, как его звали на «Худе». На табличке клички нет, а расцветкой он, действительно, как пилот бомбардировочной авиации в боевом облачении.