«Если», 2001 № 05 — страница 9 из 49

Музыкальные альбомы Дина быстро принесли ему известность в мире молодежной контркультуры. Что любопытно: среди привычного в ту пору и в той среде «сюра», галлюцинаторных «кислотных» ядовитых цветов (таковы, например, альбомы «Uriah Неер» — «The Magician's Birthday» (1972) и «Demons and Wizards» (1972), или альбомы группы «Gravy Train») или эзотерики (опять-таки с упором на специфическую «грибную» тематику, как на дисках «Greenslades»), в альбомах Дина все чаще проскальзывали сюжеты и образы совсем иного плана — научно-фантастические и фэнтезийные.

Они не были связаны с сюжетами каких-то конкретных книг — скорее, наоборот, разглядывание обложек этих музыкальных альбомов вполне могло подтолкнуть воображение какого-то писателя.

Так, образ стартующей космической ракеты впервые появился на обложке альбома «Space Hymns» группы «Ramases», эротичная фея-нимфетка со стрекозиными крылышками — на альбоме Кита Типпетта, а завораживающее инопланетное здание — на альбоме канадской группы «Lighthouse». А далее сплошным потоком последовали образ за образом, принесшие славу Роджеру Дину и потом широко растиражированные на книжных обложках, в альбомах и прочих печатных изданиях.

Летательный аппарат (так и хочется назвать его флаером), внешним видом напоминающий механического майского жука. Завораживающая своим лаконизмом картина: скелет хвостатого гоминида, восседающий на ледяной скале в океане. Агрессивные крылатые слоны — или другие слоны, с танковыми башнями вместо голов. Современный сверхзвуковой истребитель-перехватчик, нос которого заканчивается предельно реалистично выписанным ястребиным хищным клювом. Зловещие кибервсадники. несущиеся в ночи на не менее причудливых киберлошадях. Нетопыри-бомбардировщики на бреющем полете. Крысодракон, пожирающий солнце. Переливающийся всеми цветами радуги летающий ящер. Сказочный рыцарь, несущийся на драконе по дороге, ведущей в замок, который высечен в стволе гигантского дерева…

Можно добавить к этой впечатляющей коллекции образов целую серию картин, выполненную для альбома «Yessongs» (1973) группы «Yes» на которых осколки взорвавшегося небесного тела блуждают по Вселенной, как споры жизни, а найдя подходящую планету, оплодотворяют ее, давая жизни новый шанс. И другой альбом той же группы — «Tales of Topographic Oceans» (1973). где не только обложка, но и большинство музыкальных композиций явно будут по душе любителям фантастики. И отдельные иллюстрации к Толкину и Мервину Пику, Колину Гринленду и современным авторам фэнтези. Наконец, основанное им вместе с братом Мартином издательство «Dragon's Dream», специализировавшееся на альбомах фантастической живописи — преимущественно британской.

Все это свидетельствует в пользу предположения, которое можно было сделать еще на заре карьеры Дина: его роман с популярной литературой — не легкий флирт, это всерьез и надолго. Неслучайно фэндом наградил в 1977 году английского художника Всемирной премией фэнтези.

«После знакомства с работами Роджера Дина, — писал в предисловии к его альбому «Видения» Дональд Лемкуль, — не покидает ощущение того, что вам наконец-то рассказали правду. Возможно, правдоподобие — это и есть фирменная метка Дина, заменяющая его автограф на картине. Это как невидимые «отпечатки пальцев», позволяющие удостовериться, что эта картина написана именно им, и никем больше».

Что же за «правду» открыл нам Дин? Весьма странную… Эта правда мало связана с окружающей реальностью. Дин вовсе не собирается растолковывать своему зрителю то, что тот и так знает: посмотрите, мол, на эту консервную банку и признайтесь, что никогда ничего подобного не видели… Хотя он мог бы и простую консервную банку изобразить так, что любой согласится: да, это нечто невиданное! Мог бы, но не хочет! Напротив, Дин демонстрирует нам насекомых с ядерными двигателями, летающих рыб и водопады, которые низвергаются неведомо откуда. Он играючи соединяет каменные глыбы Стоунхенджа с технологичным образом звездолета, а слонам «пришивает» крылышки…

Короче, Роджер Дин уводит нас из этого, такого знакомого и подчас скучно-рутинного мира. Из так называемой «объективной реальности». Но и в его неведомом мире обнаруживается реальность не менее правдоподобная, хотя весьма непривычная.

Действительно, не всякий фантазер становится фантастом, для этого нужен еще определенный дар, развитию которого в случае с Роджером Дином немало поспособствовало профессиональное занятие промышленным дизайном и архитектурой. Этот дар можно было бы грубо (за неимением под рукой более точного термина) определить как «системность воображения». И пояснить на таком известном примере. Придумать фантастическую ситуацию — мир, в котором люди ходят на головах — может каждый. Писатель, называющий себя научным фантастом, в отличие от «просто» фантазера, неизбежно задумается над логическими следствиями такого посыла — например, что мозоли у обитателей подобного мира будут не на пятках, а на затылках…

Это же относится и к художникам, которых детали связывают еще более, чем писателей. Просто соединить несовместимые подробности — получится классический сюрреализм. А вот организовать, логически состыковать эти детали, чтобы в целом они давали вещный, абсолютно достоверный мир, который живет и развивается по каким-то своим законам, — это уже фантастика.

Именно такую творит английский художник, настаивая на том, что он «не копиист, не мистик и не глубокий философ». «Просто, — заявляет Роджер Дин, — я вижу вокруг многое, что в состоянии увидеть каждый. Было бы желание».


Вл. ГАКОВ

Роберт Янг
ДЕВУШКА, ОСТАНОВИВШАЯ ВРЕМЯ

Роджеру Томпсону, сидевшему в то июньское утро пятницы на парковой скамейке, не могло прийти в холостяцкую голову, что судьба его уже решена и что вот-вот его ожидает сюрприз. Возможно, он и не собирался ничего менять в своей жизни, когда несколько минут спустя увидел высокую брюнетку в облегающем красном платье, идущую по дорожке, но этот осторожный намек не мог, разумеется, предупредить его обо всех громадных витках времени и пространства, которые, являясь следствием его холостяцкого положения, уже давно пришли в движение.

Высокая брюнетка как раз поравнялась со скамейкой, и дело начало принимать оборот, хорошо знакомый нам по литературным произведениям и касающийся знакомства двух молодых людей: один из ее заостренных каблучков провалился в трещину, заставив женщину неожиданно остановиться. Наш герой с достоинством встретил столь благоприятную возможность познакомиться, особенно учитывая тот факт, что он находился в водовороте процесса изучения особо трудной и темной фазы поэтического анализа науки, над которым в данный момент работал, и был меньше обычного подготовлен к подобной неожиданности. Не прошло и миллисекунды, как он был уже рядом с девушкой; в следующую долю секунды его рука уже обхватила ее ногу. Он высвободил ступню прелестницы из туфли, заметив при этом три узкие золотые ленты, опоясывавшие ее ногу как раз чуть выше лодыжки, и помог потерпевшей сесть на скамейку.

— Я извлеку вашу туфлю в одно мгновение, — сказал он.

Дело не разошлось со словами, и через несколько секунд изящная ступня девушки оказалась там, где ей полагалось быть.

— О, благодарю вас, мистер… мистер… — начала она.

Ее голос оказался чуть хриплым, а лицо вписывалось в идеальный овал; губы были красными и полными. Глядя в кристально чистую перламутровую глубину ее глаз, он испытал ощущение обморочного падения, несмотря на полное сознание, и, пошатываясь, присел рядом с ней на скамейку.

— Томпсон, — произнес он. — Роджер Томпсон.

Перламутровая бездна глаз стала еще таинственнее и глубже.

— Рада познакомиться с вами, Роджер. Меня зовут Бекки Фишер.

— И я рад такой чести, Бекки.

Пока все шло хорошо. Парень встретил девушку. Он надлежащим образом поражен. Девушка благосклонна. Оба молоды. Стоит июнь.

По существу, завязывается роман. Тем не менее это был такой роман, который никогда не войдет в анналы времени.

Почему нет? — спросите вы.

А вот увидите.

Остаток дня они провели вместе. У Бекки в этот день выдался выходной, и она была свободна от работы в «Серебряной ложке», где обслуживала столики. Роджер, который с нетерпением ждал ответа уже на шестое резюме, посланное им с момента окончания Технологического института в Лейкпорте, был свободен почти каждый день. Этим вечером они пообедали в скромном кафе, а затем бросали монетки в музыкальный автомат и танцевали. Но самая необыкновенная и замечательная минута наступила в полночь на крыльце дома, где жила Бекки. Их первый поцелуй был столь сладостным и так долго хранил вкус на губах Роджера, что он, пока наконец не добрался до своей комнаты в отеле, даже не успел удивиться, каким это образом молодой человек, вот такой, как он, считавший любые отношения лишь помехой для научной карьеры, мог влюбиться столь сильно за такой короткий промежуток времени.

В его воображении обыкновенная скамейка в парке превратилась в некий священный символ, и на следующее утро его уже можно было видеть идущим по извилистой дорожке в надежде вновь узреть этот божественный предмет. И можно понять его огорчение, когда он, преодолев последний поворот, обнаружил, что святыня, можно сказать, осквернена. На том самом месте, где еще вчера царила его богиня, теперь с полной непринужденностью восседала какая-то девчонка в голубом платье.

Он уселся от нее как можно дальше и с неприязнью оглядел: как есть дурнушка — слишком худое лицо и слишком длинные ноги. По сравнению с красным платьем, которое носила Бекки, ее было просто тусклым тряпьем, а что касается небрежно подстриженных золотисто-каштановых волос, то они являли просто насмешку над парикмахерским искусством.

Девушка делала какие-то пометки в маленькой записной книжке красного цвета и, казалось, в первый момент даже не заметила его. Однако вскоре она взглянула на свои часики, а затем, как будто время суток каким-то образом сообщило ей о присутствии Роджера, посмотрела в его направлении.