— И тогда он попросту ушел? Вот так прямо?
Мона кивнула.
— Наверное, мне следовало это предвидеть. Последнее время мы сцеплялись по каждому поводу. Но я так закрутилась с выпуском последнего номера и с этими типчиками в «Спаре», которые оказались отъявленными негодяями…
Она не договорила. Ведь в этот вечер она планировала отвлечься от своих невзгод, а не сосредотачиваться на них. Сколько раз она думала, что слишком уж многие используют Джилли в качестве помеси матери-исповедницы и свалки чужих бед. И давным-давно она обещала себе, что не последует пагубному примеру. А теперь она заваливает своими проблемами столик между ними.
Беда заключалась в том, что Джилли умела подтолкнуть вас к душевным излияниям с такой же легкостью, что и вызвать у вас улыбку.
— Пожалуй, все сводится к тому, — сказала она, — что мне больше хотелось быть Роккит Герлой, чем Моной.
Джилли улыбнулась.
— Которой Моной?
— В самую точку.
Реальная Мона сочиняла и иллюстрировала три сериала для собственного комикса «Зона девушек», выходящего дважды в месяц. Роккит Герла фигурировала в «Подлинных приключениях Роккит Герлы», шаржированная Мона — в полуавтобиографическом сериале под названием «Моя жизнь, как птица». Завершала каждый номер «Яшма Юпитера».
Роккит Герла, она же «Монстр Венеции» (Венеции не в Италии и не на калифорнийском побережье, а Венеции-авеню в Крауси), была крутая панкующая девица с атлетической фигурой, редкостным чутьем на моду, сильная, бесстрашная и, возможно, чересчур самоуверенная на свою же беду, однако благодаря этому сюжеты рождались сами собой. Свое время она тратила на восстановление справедливости в сражениях с гнусными злодеями, вроде Мужчины, Который Не Позвонил, Когда Обещал Позвонить, и Мужчины Честное Слово, Мы С Женой Все Равно Разошлись.
Мона в «Моей жизни…» щеголяла, подобно своей создательнице, гривой золотистых волос и джинсовым комбинезоном, хотя реальная Мона обычно надевала под комбинезон майку, а ее волосы на дюйм от корней часто бывали совсем темными. Обе они отличались своеобразным чувством юмора и были склонны распространяться на темы, которые считали основой интересных разговоров — любовь и смерть, секс и искусство, — впрочем, монологи в журнале были заметно более понятными. Действие неизменно происходило в квартире героини, либо в баре, где они с Джилли сидели сейчас за кувшином бочкового пива.
Яшма Юпитера пока еще лично не появилась в своем сериале, но читателям казалось, будто они уже хорошо ее знают, так как ее друзья (в нем появившиеся) только о ней и говорили.
— Пожалуй, Моной в картинках, — сказала теперь Мона. — Может, ее жизнь тоже не одни розы, но по крайней мере она умеет дать сокрушительный ответ.
— Но только потому, что у тебя есть время придумывать их для нее.
— Да, верно.
— С другой стороны, — добавила Джилли, — в этом есть свой смак. Задним числом все соображают, как следовало бы ответить, но только ты можешь использовать такие ответы.
— Более чем верно.
Джилли снова наполнила их бокалы. Когда она поставила кувшин на стол, в нем осталась только пена на дне.
— Так значит, ты его срезала?
Мона покачала головой.
— Что я могла сказать? Я была так оглушена тем, что он, оказывается, никогда серьезно не относился к моим занятиям. Только смотрела на него и старалась понять, как я могла верить, будто мы знаем друг друга по-настоящему.
Она пыталась вычеркнуть его из памяти, но слова «эти твои жалкие комиксы» все еще жгли ее.
— Прежде ему нравилось, что я совсем не похожа на тех, с кем ему приходится работать, — сказала она. — Но, думается, ему просто надоело водить свою богемствующую подружку на официальные приемы и вечера.
Джилли так энергично кивнула, что кудри упали ей на глаза. Она смахнула их со лба пальцами, под ногтями которых, как всегда, собралась краска. Ультрамариновая синева. Пылающе коралловая.
— Понимаешь, — сказала подруга, — потому-то я и не терплю мир корпораций. Их идея в том, что, занимаясь творчеством, которое не приносит больших баксов, тебе следует считать его просто хобби для досуга, а время и усилия вкладывать во что-нибудь серьезное. Будто твое искусство недостаточно серьезно!
Мона отхлебнула пива.
— Не заводи меня на эту тему.
«Спар дистрибьюшнс» приняла решение впредь заниматься распространением только комиксов с супергероями, и одной из жертв этого решения оказалась «Зона девушек». Само по себе скверно, дальше некуда, но они отказывались выдать Моне прошлые номера и деньги, которые оставались должны за проданные экземпляры.
— Тебя обкрутили вокруг пальца, — заявила Джилли. — У них не было на это никакого права.
Мона пожала плечами.
— Наверное, я должна была хоть что-то заметить, — продолжала она, предпочитая обсуждать Пита. Хотя бы с ним она могла разделаться. — Но ведь сериалы ему как будто по-настоящему нравились. Он смеялся в нужных местах и даже всплакнул, когда Ямайка чуть не погибла.
— А у кого глаза оставались сухими?
— Пожалуй. Столько писем пришло!
Ямайка была милейшей кошечкой в «Моей жизни…» — единственная фантазия, какую там позволила себе Мона, учитывая, что Пит страдал аллергией на кошек. Когда Краюшка сбежал и девушка только-только познакомилась с Питом, она никак не думала, что останется без котенка надолго, однако едва их отношения начали приобретать определенную серьезность, ей пришлось отказаться от мысли о новой кошке.
— Может, ему не понравилось, что он попал в сериал? — предположила Мона.
— Как так — не понравилось? — спросила Джилли. — Когда ты ввела меня, я страшно обрадовалась, хотя ты и наградила меня волосищами, будто после прически в аду.
Мона улыбнулась.
— Вот видишь, что получается, когда бросаешь художественную школу.
— Обзаводишься адскими волосищами?
— Нет, я о…
— Кроме того, художественную школу бросила не я, а ты.
— Вот именно, — согласилась Мона. — Не умею рисовать волосы, хоть убей. Они всегда выглядят растрепанными и взлохмаченными.
— Или уподобляются шлему, как получилось, когда ты рисовала Пита.
Мона невольно хихикнула.
— Не очень его украсило, а?
— Но ты это компенсировала, снабдив его элегантной задницей, — добавила Джилли.
Моне это показалось дико смешным. Пиво, решила она, ударило ей в голову. И хорошо, если дело только в пиве. Уловила ли Джилли истеричность в ее смехе? От этой мысли на миг возникшее веселое настроение исчезло так же быстро, как утром Пит из их квартиры.
— Хотелось бы мне знать, когда я его разлюбила? — пробормотала Мона. — А это точно: я его разлюбила раньше.
Джилли наклонилась к подруге.
— Ты продержишься? А то переночуй сегодня у меня. Ну, просто, чтобы не быть одной первое время.
Мона покачала головой.
— Спасибо, не надо. Если хочешь знать правду, я испытываю облегчение. Последние месяцы я словно блуждала в тумане, только не понимала, в чем дело. А теперь знаю.
Джилли подняла брови.
— Знать всегда хорошо, — подытожила Мона.
— Ну, если передумаешь…
— Я поцарапаюсь в твое окно, как бродячие кошки, которых ты кормишь.
Когда они попрощались, час и еще полкувшина пива спустя, Мона отправилась домой кружным путем. Она хотела проветрить голову, избавиться от шума в ушах, который делал ее походку нетвердой. А может, наоборот, стоило вернуться в бар и пропустить пару порций виски, чтобы совсем уж нализаться и забыться.
— А, чтоб его черт побрал, — буркнула она и пнула ворох старых газет в устье проулка, мимо которого проходила.
— Эй! Потише!
Звук странного ворчливого голоса заставил Мону остановиться, но она тут же попятилась. Из газетного гнезда выбрался крохотный человечек и злобно уставился на нее. Таких маленьких людей девушке еще видеть не доводилось: ростом не больше двух футов, угрюмый безобразный карлик, с лицом, которое словно кое-как вырезали из дерева и не стали отделывать. Одет он был почти в лохмотья, щеки и подбородок покрывала щетина. Из-под кепки свисали спутанные сальные космы.
О-ох! Она куда пьянее, чем думала.
Долгую минуту Мона стояла, покачиваясь, глядя на него сверху вниз, почти ожидая, что видение рассеется, как облачко дыма, или разом исчезнет. Ни того, ни другого не произошло, и к ней вернулся дар речи.
— Просто я не заметила вас там… внизу… — Что-то не то она говорит. — То есть…
Его взгляд стал еще более злобным.
— Значит, думаете, раз я такой маленький, меня и замечать не стоит?
— Да нет. Совсем не так. Я…
Мона понимала, что его рост — только прихоть генетики, правда, очень необычная, какую редко можно встретить, а уж тем более на ночной улице Крауси, однако ее фантазия, а вернее, выпитое пиво, твердили: ворчливый человечек — существо куда более экзотичное.
— Вы лепрекон? — услышала она свой вопрос.
— Будь у меня горшок с золотом, по-вашему, я спал бы на улице?
Она пожала плечами.
— Конечно, нет. Вот только…
Он прижал палец к одной ноздре и высморкался на тротуар. Желудок Моны всколыхнулся, во рту стало кисло. Уж конечно, если ей наконец выпала странная встреча, какие у Джилли случаются чуть ли не каждый день, то с таким вот заросшим грязью сопливым карликом.
Человечек утер нос рукавом куртки и ухмыльнулся.
— Да что это с вами, принцесса? — спросил он. — Если мне не по карману постель на ночь, так с чего вы взяли, будто я примусь покупать носовые платки, лишь бы пощадить вашу чувствительность?
Ей понадобилось несколько секунд, чтобы усвоить смысл его слов, и тогда, порывшись в кармане комбинезона, она вытащила пару смятых долларов и протянула человечку. Он посмотрел на деньги с подозрением и не взял.
— Это что такое? — спросил он.
— Ну, просто я… я подумала, что пара долларов может вам пригодиться.
— Даете просто так? Без всяких условий?
— Ну не взаймы же, — парировала она. Как будто она его когда-нибудь снова увидит!