На нижнем этаже пятнадцать тысяч квадратных футов жилой площади, готовой к сдаче в аренду. Блестящий светлый паркет и холодное белое освещение — такой дизайн чрезвычайно импонирует средним представителям среднего класса, которые никогда сюда не придут.
Райен, как издавна привык, совершает финальный ритуальный обход здания, но на сей раз не получает от этого привычного удовольствия. Он не чувствует ни радости, ни гордости, ни морального удовлетворения от прекрасно выполненной работы. Он не ощущает восторженного облегчения, почти оргастической разрядки напряженной, скрученной в тугую пружину нервной энергии, которая гнала его вперед все эти месяцы. Ничего подобного нет и в помине.
Вместо этого он чувствует себя как-то странно. Райен неприятно взвинчен и активно раздражен, но в то же время жутко угнетен и ужасно расстроен. Он весь какой-то дерганый, по-иному не скажешь.
Под конец Райен заходит в комнату, где он видел Винни в последний раз. Теперь эта комната эффектно декорирована и будет исполнять роль демонстрационной модели. С ее помощью пронырливые агенты по сбыту недвижимости начнут соблазнять перспективных клиентов сияющим миражом нового образа жизни.
Стены комнаты окрашены умиротворяющим оттенком зеленой мяты. В одном ее углу со вкусом аранжирован изящный гарнитур комфортабельной мягкой мебели, обтянутой шелковистой замшей под цвет натуральной верблюжьей шерсти. Одно глубокое кресло замысловато задрапировано пушистой накидкой цвета неспелого авокадо, обшитой поблескивающим позументом.
Райен пытается представить, как сам уютно расположился в этом прелестном уголке, но не может. Одна лишь мысль об этом вызывает у него приступ мигрени.
Там, конечно, есть и просторная белая кровать — какая же спальня без двуспальной кровати с пологом на четырех ножках из литого узорного чугуна и пышным белоснежным балдахином из воздушного газа. Этот газовый балдахин, как известно Райену, нужно стирать каждую проклятую неделю, потому что он превосходно собирает пыль. Еще одно украшение, начисто лишенное смысла. Очередная завитушка отварной свеклы.
Он представляет на этой роскошной кровати себя и свою невесту, как они занимаются любовью в этом чрезмерно мягком и приторном, словно рахат-лукум, любовном гнездышке. Тело его невесты бесконечно податливо, она смотрит на него пустыми, безразличными глазами.
Райен прижимает пальцы к переносице, пытаясь утихомирить мигрень. Что с ним происходит? Все эти вещи отлично продаются, люди желают их купить. Почему же они так его раздражают?
И зачем ему нужны грубые запахи ржавчины и машинного масла, странный запах стали и меда?
— Винни! — кричит он громким шепотом, безумно озираясь. — Винни, прошу тебя! Ради всего святого!
И вот она здесь. Сидит перед ним на кровати.
Она утонченно изящна, сильфидоподобна, у нее душераздирающе прекрасное лицо и пустые глаза.
Теперь она выглядит точь-в-точь как его нареченная невеста.
Винни молча смотрит в окно, погруженная в какие-то непостижимые думы. Ее волосы сияют, ее лицо безупречно, ее ногти блестят, кожа у нее гладкая как стекло. Она воистину совершенна.
— Знаешь что? — вдруг произносит она хрустальным голосом, и прелестное выражение легкого недоумения проступает на ее безмятежном лице. — Как ни странно, но больше ничего не болит.
Этой ночью Райен сжигает бывшую фабрику дотла.
Сжигает ее целиком, вместе с экологичными бамбуковыми полами, умиротворяющими стенами цвета мяты, сводчатыми окнами, идеальной штукатуркой и всем остальным. Райен бурей проносится по ее темным, девственно необжитым комнатам с пятигаллонной канистрой бензина. Он разжигает пожар грубо скрученным из газеты фитилем, засунутым в горлышко бутылки с водкой.
Потом он стоит на другой стороне улицы и наблюдает, как вся она занимается огнем. Оранжевые языки пламени выбрасывают то пронзительно зеленые, то мистически синие сполохи. Черный удушливый дым начинает неохотно вздыматься к мелко моросящим небесам.
Потом он сидит на земле и наблюдает, как с тревожным воем подлетают красные пожарные машины и целым роем окружают фабрику. Они, как мухи, слетевшиеся на мед. Вскоре начинает светать, затем появляется солнце. Никто не замечает Райена, никто не подозревает, кто он такой. Он посторонний, еще один зевака, который глазеет на погибающее в пламени огромное здание.
Потом Райен терпеливо сидит в ожидании, когда пожарные наконец уедут. Они оставляют за собой лишь запах смерти и желтую аварийную ленточку, заключающую в магический круг ее колоссальный пустой скелет, закопченный и уголоватый.
Тогда Райен проползает под желтой ленточкой, озираясь как дикое животное. У него с собой оцинкованное ведро, он запасся им заранее и привез сюда в багажнике «лексуса». Пригибаясь, он добегает до подножия фабрики и падает на колени в ее пышущей жаром тени. Руки у Райена трясутся, когда он торопливо наполняет свое ведро серым влажным пеплом, черпая его горстями. Пепел перемешан с обугленными кусочками дерева, они ужасно похожи на недогоревшие косточки.
Потом Райен прикладывает обе ладони к бокам наполненного ведра и закрывает глаза. Он ощущает ровное тепло, чувствует скрытый жар. Ровное тепло свежеиспеченного пудинга, обернутого полотенцем. Скрытый жар ярости, и возмездия, и желания.
— Ты пойдешь со мной? — умоляюще шепчет он. — Не оставляй меня. Пожалуйста.
Райен бережно ставит ведро с пеплом в багажник зеленого «лексуса». А потом садится за руль и наносит очередной визит девушкам из конторы окружного асессора. Девушки снова впадают в изрядное изумление при виде Райена Сириса, пропахшего дымом и гарью. Его одежда и лицо перепачканы пеплом, на щеках грязные подтеки от слез. Но девушки тем не менее охотно берут у Райена чек и снабжают его официальной бумагой с красной печатью.
И вот он с Винни в старом пакгаузе у реки, а снаружи льет и льет дождь. На старом грязном матрасе, с бутылкой водки без этикетки. По привычке взгляд Райена оценивающе скользит по кирпичной стене. Некогда ее покрасили белой глянцевой краской, но теперь она приобрела мрачно-бурый оттенок, старые почерневшие следы ладоней и пальцев испещряют ее. Интересно, сколько еще слоев краски под этим?
«Надо ободрать всю краску, — думает он. — Обнажить кирпичи. Людям нравится открытая кирпичная кладка».
Лишь только эта мысль мелькает в голове Райена, неистовая мигрень обрушивается на его мозг. Он задыхается, хватает ртом воздух.
— Даже не думай! — рычит на него Винни. — Все секреты останутся на месте.
— Откуда ты… — начинает он, стискивая руками виски, как будто мигрень можно выдавить из ушей.
Винни то ли хмыкает, то ли издает короткий смешок.
— Ты надышался пеплом, пока разбрасывал его, — спокойно сообщает она и прикладывается к бутылке.
Следующее за этим продолжительное молчание дает Райену возможность хорошенько усвоить, какие последствия проистекают из упомянутого факта. Потом Винни поворачивается к нему и смотрит в упор холодными немигающими глазами цвета нефти.
— Ты насильник и убийца, — еще раз констатирует она.
И как он мог не понимать этого?… Секрет, который он упорно скрывал сам от себя, пока она не извлекла его позор на свет божий.
Трясущейся рукой Райен забирает у нее бутылку с водкой и делает жадный, длинный, хлюпающий глоток. Ему сорок лет, он красив и богат, и призраки его жертв останутся с ним до конца его жизни.
Он устало опускает голову на ее мягкие, теплые колени. Это ровное, надежное, обволакивающее тепло.
— Ты переделаешь меня, — бормочет он и закрывает глаза. Теперь он будет спать. Будет спать долго-долго. Он увидит ее сны, он вспомнит то, чего не знал никогда. И он постигнет изысканную красоту всепонимания.
Райен ощущает, как тонкие пальцы Винни прикасаются к его волосам. Она начинает осторожно поглаживать их, легонько перебирает.
— Для тебя еще есть надежда, — говорит она очень тихо, очень мягко, и голос ее сладостен, как мед.
Перевела с английского Людмила ЩЁКОТОВА
© M.K.Hobson. Domovoi. 2005. Публикуется с разрешения «The Magazine of Fantasy & Science Fiction».
Марина и Сергей Дяченко«Парусная птица»
В половине девятого утра зазвонила мобилка на краю ванной. Это была уже третья: две ее предшественницы в такой же точно ситуации бултыхнулись на дно, под горячие струи, и умолкли навсегда.
— Алло!
— Доброе утречко, — сказала трубка бодрым старушечьим голосом. — Клиент у нас сегодня, в одиннадцать. Девушка. Очень спешит.
— Ага, — Калибан мельком глянул на запястье: часы у него были водонепроницаемые, пуленепробиваемые и, по идее, огнестойкие. — В половине одиннадцатого буду… От кого она?
— От Павлика Рябкина. Только подозрительно мне это…
— Хорошо, Татьяна Брониславовна, собираюсь, до встречи.
Он сдернул с крюка полотенце. Правило, по которому каждый следующий клиент должен был иметь рекомендацию от предыдущего, завела Тортила — ей казалось, что так надежнее. Калибан прекрасно понимал, что надежность эта мнимая, но разубеждать старушку не спешил.
Итак, баба. А бабы нынче пошли серьезные — то деловая встреча, то кастинг, то разборки с шефом. Лучше всего Калибану удавались кастинги. Хотя и сексуальные домогательства он пресекал, надо сказать, весьма эффективно. Другое дело, что дамочек труднее работать — слишком много отвлекающих факторов. Первую свою заказчицу Калибан позорно завалил… Но то было давно. Опыт, граждане. Опыт — великий учитель.
Не одеваясь, он встал на весы. Результат озадачивал, более того — разочаровывал. Калибан уныло посмотрел на себя в зеркало и решил не завтракать, а только выпить кофе.
Из квартиры вышел, зажав под мышкой мотоциклетный шлем. Свою «хонду» он называл «Иллюзией свободы». Он любил названия из двух слов; фирму хотел окрестить «Бюгели счастья», но Тортила воспротивилась. «Что такое бюгели?» — спросила она, уставившись на него стеклышками зеркальных очков с большими диоптриями. «Съемные зубные протезы», — любезно объяснил Калибан. «Вы понимаете, что подумают о нас клиенты?» — «Но мы же только что выяснили, что все равно, как будет называться агентство, чем нейтральнее, тем лучше…» — «Бюгели счастья» — это нейтрально, по-ваше