— Ты куда? — на этот раз голос был не мужским, а женским, очень даже приятным, немного вкрадчивым.
— А что? — вопросом на вопрос ответил Хныщ.
— Садись, поговорим!
Он сел за ближайший столик, опять раздались бульканье и шипение, будто вновь менялась радиоволна.
Солнце безжалостно палило через тент, голос замолк на какое-то время, но потом возник опять.
— Ты зачем вернулся?
— Я не уезжал! — сказал Хныщ.
— Вы все уехали! — проворковал все тот же женский голос, но потом вдруг возник уже подзабытый, низкий и бархатистый мужской.
— Бежали! — сказал он. И добавил: — Трусы!
— Я здесь живу, — сказал Хныщ, — у меня даже в паспорте записано…
— Здесь никто не живет! — мужчина сердился, это было заметно.
— Давным-давно, уже двадцать лет! — добавила женщина.
— Бред, — сказал Хныщ, — я только недавно вышел из дома…
— У тебя здесь нет дома! — отрезал мужчина.
— Уже двадцать лет как нет! — опять встряла женщина.
Хныщу надоел этот беспредметный, с его точки зрения, разговор, и он опять собрался уйти.
— Подожди! — мужской голос был настойчивым, женский же пропустил на этот раз свою очередь.
— Чего? — автоматически спросил Хныщ.
— Увидишь! — загадочно произнес мужчина. А потом добавил: — Должен быть третий знак!
Зелененький глазок на музыкальном центре вдруг погас.
Хныщ посмотрел вокруг, но никого и нигде не было, хотя там, вдалеке, намечалось какое-то шевеление. Прямо на прожаренном солнцем асфальте, который вдруг стал покрываться буграми, будто кто-то прорывал в земле нору, дошел до поверхности и вот сейчас пытается выбраться наружу.
Ближайший к нему асфальтовый бугорок лопнул, из него выполз кузнечик огромных размеров, наверное, с Волка, если не больше. Да, надо бы позвать Волка, только где его сейчас найдешь?
Волк положил ему морду на колено, Хныщ ничуть не удивился его появлению.
Так и должно быть во сне, хотя ему начинало казаться, что это вовсе не сон.
Но тогда что?
Лопнул еще один бугорок. Из образовавшейся дыры вылез еще один кузнечик, затем они полезли из-под асфальта один за другим, огромные, со странными головами и большими фасеточными глазами. Только вот зубы… Желтоватые и огромных размеров… Больше, чем у Волка, намного больше!
Тот зарычал. Кузнечики молча приближались, окружая кафе, где сидел Хныщ, со всех сторон.
— Сожрут! — сказал он Волку, гладя пса по голове.
Собака напряглась, будто уже приготовилась к прыжку, Хныщ чувствовал, как у нее на загривке дыбом встала шерсть.
Кузнечики понеслись огромными прыжками, но почти у самого кафе они вдруг взмывали в воздух, сотрясая его огромными прозрачными крыльями.
На земле вдруг появилась тень, а потом внезапно стало темнеть — солнце пропало, будто его никогда и не было.
Свет погас, воцарилась тьма.
— Я же тебе говорил, должен быть третий знак! — донесся до Хныща все тот же мужской голос.
Волк заскулил, Хныщ погладил его по голове, но тот скулил все громче и громче, и Хныщ проснулся.
Еще темно, но, судя по всему, скоро наступит рассвет. Хныщ давно уже привык к тому, что время переселилось в него: есть рассвет, есть закат, а часовые стрелки убраны за ненадобностью. Он и так все знает, надо лишь сбросить с себя остатки этого сна, умыться и решить, что делать дальше.
Хотя чего тут решать — надо уходить.
Собрать кое-какие веши, свистнуть Волка и пойти в город.
Завалить вход в пещеру, может, ему еще придется вернуться.
И дело не во сне, просто он давно уже там не был, ближайшие окраины не в счет.
Хныщ встал и вышел из пещеры.
Было холодно, снизу, от реки, полз туман.
Он поежился, представляя, как сейчас спустится к реке, разденется и зайдет в нее. Пусть и на мгновение, но его сразу же обожжет водой, «желтое лето» — одно название, на самом деле давно уже глубокая осень, пусть в этом году она полна солнца и лишена дождей.
Но зато он сразу проснется, стряхнет с себя остатки ночного кошмара, всех этих кузнечиков, зачем-то выбравшихся из-под асфальта, да и радиоголоса из прошлого — вода смоет и их, и тогда Хныщ быстро позавтракает, соберется и покинет холмы.
Он выдержал в воде лишь несколько минут, затем вернулся к пещере, позавтракал вяленым мясом, остатки которого аккуратно завернул в старую тряпку — лучше бы, конечно, в листья, хотя бы лопуха, но где их сейчас взять?
Волк выпросил маленький кусочек мяса, хотя, судя по всему, уже и сам позавтракал пойманной на перекате рыбиной.
Солнце встало, Хныщ собрал вещи: одежда, которая ему понадобится, еще новая, принесенная из последнего набега на окраины, нож, трут и кремни, если повезет, разживется на каком-нибудь складе спичками, но этот склад еще надо найти, а его запасы подошли к концу!
И тут Волк залаял, вскочил и понесся к реке.
Хныщ пошел за ним.
Между деревьев, что сбегали по склону вниз, к самой реке, отчетливо виднелись две голые фигуры. Волк стоял напротив и лаял, будто говоря: «Стоп! Дальше прохода нет!».
— Волк! — закричал Хныщ. — Кто там, Волк? — Потом он быстро начал спускаться, кто знает, что еще взбредет в голову псу, а от этих людей никакой беды ждать не стоит, мальчик, ну, подросток, лет четырнадцати, и женщина со спутанными волосами, у которой вроде бы нет возраста.
Судя по всему, они с той стороны.
Мальчик — точно тот, который тогда заблудился, и Хныщ еще показал ему, где их жилище.
Хорошо еще, не затоптал костер, гостям надо согреться. А потом, когда они расскажут о себе, решим, что делать.
Только вот они ничего не рассказывают. Сели у костра и греются. Хныщ достал мясо — благодарно вцепились, каждый в свой кусок. У женщины ничего не выражающие глаза, будто она не здесь, но вот где — и сама не знает.
— Ты так и не сказал тогда, как тебя зовут! — обратился Хныщ к мальчику.
— Тимус, — недолго помолчав, ответил тот, а потом вдруг заплакал.
Хныщ зашел в пещеру и начал рыться в куче оставленных вещей. Выбрал что покрепче и вернулся наружу. Тимус и женщина все так же сидели у костра, от последних кусочков вяленого мяса не осталось и крошки.
— Оденьтесь, — сказал Хныщ, протягивая им вещи. А потом спросил: — Ее-то как зовут?
Тимус, уже переставший плакать, замялся.
— Не хочешь — не отвечай! — добродушно проговорил Хныщ, наблюдая, как парнишка натянул на себя его старые штаны, длинные и широкие.
— Подверни, — сказал он, — а я поищу какой-нибудь пояс!
Он достал из мешка веревку, отрезал кусок и протянул мальчику.
Женщина так и сидела голой.
— Она что, не слышит? — спросил Хныщ.
— Она чуть не утонула, — ответил Тимус, подворачивая штанины, — наверное, из-за этого…
— А как она выбралась?
Мальчик ничего не ответил, он уже подпоясался веревкой и теперь застегивал старую клетчатую рубаху, причем делал это так неумело, что можно было подумать, будто он первый раз в жизни видел пуговицы.
— Значит, — сказал Хныщ, — ты ее спас! А потом добавил: — Попроси ее все же одеться, она ведь заболеет!
Тимус протянул женщине вещи, но та никак не отреагировала. Тогда он силком надел на нее какую-то бесцветную теплую кофту, она не сопротивлялась, лишь продолжала все так же смотреть ничего не выражающим взглядом, от которого Хныщу стало не по себе.
— Интересно, — зачем-то проговорил он вслух, — а как она наденет штаны?
— Ты поможешь! — сказал Тимус.
Они вдвоем надели на женщину штаны, и та сразу же вернулась к догорающему костру.
— Ладно, — сказал Хныщ, — выходит, что вы тут за всем и присмотрите!
— А ты куда? — спросил Тимус.
— Я ухожу, — сказал Хныщ, — мне надо в город…
— А придешь…
— Может, и не приду, тогда будете здесь жить…
Женщина вдруг пристально посмотрела на Хныща и негромко произнесла:
— Мы пойдем с тобой!
— Разговаривает! — опять вроде бы как сам себе сказал Хныщ.
— Нам нельзя здесь оставаться, — продолжила женщина, — нас здесь убьют!
— Тебя как зовут? — спросил Хныщ.
Она промолчала, хотя взгляд ее вдруг стал властным, пусть лишь на какое-то мгновение.
— Как хочешь, — сказал Хныщ, — но со мной вам все равно нельзя, это опасно!
— Везде опасно! — ответила женщина.
— Нельзя! — продолжал настаивать на своем Хныщ.
Мальчик молчал, он сидел у почти догоревшего костра и переводил взгляд то на женщину, то на Хныща, то на Волка.
— Ты возьмешь нас с собой! — властно сказала женщина, и Хныщ вдруг понял: он ее послушается. Да и потом — втроем веселее, он слишком долго жил здесь один, вроде бы и привык, но временами очень хотелось с кем-нибудь поговорить. Чтобы тебе отвечали, а Волк этого делать не умел.
— Ну что, Волк, — спросил Хныщ, — возьмем?
Пес заурчал в ответ — Тимус прилежно почесывал ему за ухом, и тому это явно нравилось.
— Третий знак… — отчего-то проговорил Хныщ.
— Что? — настороженно спросила женщина.
— Да так, — ответил Хныщ, — сон сегодня дурной был…
— Это все пожар, — сказала та, — ты его тоже почувствовал… — А потом добавила: — Там все сгорело, а может, и не все…
— Пошли, — сказал Хныщ, — пора! Помоги вход завалить! — обратился он к мальчику.
Тимус молча встал и пошел помогать. Они брали камни, подкатывали их ко входу, затем шли и катили другие. Один на другой, еще один, затем еще…
— Жалко будет, если разграбят, саксофон там… — сказал Хныщ, опять ни к кому не обращаясь.
— А что это? — не удержался от вопроса мальчик.
— Да так, — сказал Хныщ, — одна ненужная штуковина!
Взял мешок, забросил на спину, накинул лямку и размашистым шагом пошел прочь от реки, туда, где, если долго идти по холмам, можно выбраться на старую дорогу, ведущую в город.
Волк бежал рядом, женщина с Тимусом еле успевали за ними.
Полдень остался позади, желтый лес готовился к тому, что через несколько часов опять подползут сумерки, а следом наступит ночь.
Внезапно поднялся легкий ветерок.