любимого, дель Торо тоже напихал предостаточно: и жуткие инфернальные порождения, и долгие скитания по туннелям, и мрачная атмосфера «темного» хоррора, и постоянные экивоки, и реминисценции к классике жанра. Фильм имел немалый успех, и сейчас дель Торо и Перлман работают над сиквелом «Хеллбой 2: Золотая армия».
Еще одной детской страстью Гильермо дель Торо были сказки. «Сказки — любимое мое чтение с самого детства, — признается он. — Я обожал произведения братьев Гримм, Ганса Христиана Андерсена и Оскара Уайльда. В некоторых из них мотивы жестокости и садомазохизма лишь слегка приглушены из соображений благопристойности». И вот он решил отдохнуть от комиксов и снять сказку. Жестокую. Про фашизм. «Лабиринт Фавна».
В «Лабиринте…», идейно продолжающем «Хребет дьявола», дель Торо возвращается к больной для себя теме — испанскому фашизму. Действие происходит в 1944 году. В лесах северной Испании еще действуют партизанские отряды республиканцев. Франкисты создают специальные военные «блокпосты» для войны с партизанами. Главная героиня фильма, маленькая Офелия (Ивана Бакуеро), приезжает с мамой к отчиму, возглавляющему одну из таких баз. Капитан Видаль — типичный фашист, как будто взятый из послевоенного кино, злобный, жестокий палач. Единственное существо, внушающее ему любовь — это еще не родившийся сын, коим беременна мама Офелии. А Офелия встречается в лесу… с фавном, И тот сообщает, что она на самом деле принцесса сказочного царства. Но чтобы отправиться в это царство, девочке нужно пройти несколько обрядов посвящения, точнее — выполнить некие задания. Далее два сюжета развиваются почти параллельно, стремясь сойтись лишь в развязке. Офелия выполняет задания фавна, а на военной базе идет военная жизнь — перестрелки, поиск партизан, расстрелы, пытки. Но и параллельные прямые пересекаются — на уровне предметов и символов: вот Офелия лезет под землю, чтобы убить огромную жабу и взять некий волшебный ключ, а вот служанка Мерседес, тайно работающая на сопротивление, похищает для партизан ключ от склада с продовольствием; вот Офелия добывает волшебный жертвенный нож, а в это время Мерседес прячет под платьем настоящий — и он спасет ей жизнь. Совпадений много, но сказочная часть все же «обслуживает» реалистическую: простые фашисты оказываются куда страшнее монстров, явно созданных режиссером под влиянием картин Сальвадора Дали. Хотя и не только. Дель Торо не скрывает, что Лабиринт фавна — это тот самый, борхесовский Лабиринт. А еще на стилистике фильма лежит отпечаток творчества английского художника конца XIX века Артура Рэкхема. Впрочем, всех отсылок и аллюзий не перечесть. Сама идея — показать ужасы фашизма в окантовке мрачных средневековых сказок — отдает гениальностью. Тем не менее детям и впечатлительным особам смотреть эту жестокую и местами сверхнатуралистичную драму-сказку не рекомендуется.
Между прочим, между «Хребтом дьявола» и «Лабиринтом Фавна» существует и прямая связь, а не только идейная. Дело в том, что выросшие исполнители главных детских ролей из «Хребта дьявола» играют также и в «Лабиринте…» — в эпизодических, почти массовочных ролях безымянных партизан. Скорее всего, здесь дель Торо не просто предложил сняться старым знакомым. Видимо, так он нам намекает на судьбу тех мальчишек из «Хребта…», что уходили из сгоревшего интерната в неизвестность.
«Лабиринт Фавна» также собрал сонм всевозможных призов, но главным для режиссера стало, пожалуй, то, что просвещенная публика Каннского фестиваля 22 минуты стоя аплодировала после окончания просмотра фильма. Вот это — действительно успех.
Похоже, Гильермо дель Торо перенимает принципы Стивена Спилберга — снимать фильмы «через один». Один — для кассы, один — для себя. Поэтому, после того как будет закончен сиквел «Хеллбоя», режиссер готов взяться за новый сложный проект — экранизацию «Хребтов безумия» Говарда Лавкрафта. Перенести лавкрафтовскую стилистику на экран — на это, возможно, способен сейчас лишь он один.
Дмитрий БАЙКАЛОВ
1987 — «Геометрия» (Geometria); 1993 — «Кронос» (Cronos); 1997 — «Мутанты» (Mimic);
2001 — «Хребет дьявола» (El Espinazo del Diablo/The Devil's Backbone);
2002 — «Блейд 2» (Blade II); 2004 — «Хеллбой» (Hellboy);
2006 — «Лабиринт Фавна» (El Laberinto del Fauno/Pan's Labyrinth);
2008 — «Хеллбой 2: Золотая армия» (Hellboy 2: The Golden Army).
ПРОЗА
Александр Силецкий Антраша
Бросить все к чертовой матери, убраться куда-нибудь подальше — вот что донимало Колокольникова уже долгое-долгое время.
И однажды ему повезло: нежданно-негаданно его направили в командировку.
Он наскоро сложил дорожную потрепанную сумку, улыбнулся прощально родимому дому и отправился… Куда?
Этого он и сам не знал — просто ехал в командировку, и все. Взял билет куда-то там — и полетел…
Командировка — не заветная веселая экскурсия, и близко к сердцу принимать цель путешествия, ее конкретный смысл — в наше безалаберное время роскошь, без которой можно смело обойтись.
И попал он в небольшой, невзрачный городок, оставшийся вдали от главных транспортных магистралей, вдали от так называемых культурных центров, — короче, милое сердцу Колокольникова захолустье.
«Что ж, — подумал он, — можно сказать, повезло. Никто меня не знает, и я не знаю никого. Дел-то совсем мало — управлюсь быстро, пары суток хватит за глаза… Это лучше всего, когда попадаешь в место, куда больше никогда не вернешься. А помнить будешь долго…»
Странное дело, совершенно непонятно почему, им владела смутная, но неотвязная надежда, что уж вот теперь-то, с этого момента, и начнется, по сути, новая, на все прежнее не похожая жизнь…
День был чудесный.
Весеннее солнце припекало землю, обнажая и любовно оглаживая ее.
Городишко тихий, чистенький, вероятно, ничуть не изменившийся с тех пор, как кто-то заложил на былом пустыре первый кирпич первого дома. Или вбил первую сваю деревянного фундамента, на котором предстояло возвести бревенчатую крепкую избу…
Вот разве только памятника первооснователю на главной площади покуда не поставили. А может быть, наоборот — уже рачительно снесли…
В таких местах подобное не выглядит проблемой. Впрочем, как и многое другое…
Здесь любые, самые крутые перемены — только повод для серьезных и тягучих обсуждений, как бы выводящих в бесконечность то, чему на самом деле в этом мире отведен весьма короткий срок.
А вечные проблемы, как известно, не волнуют: они есть — и вроде бы их нет…
Похоже, так и здесь…
Старые фасады, слегка обшарпанные и по-особому, почти по-человечески брюзгливые, точно лица ветеранов на групповом фотопортрете; ровные, не очень широкие, но и не слишком узкие улицы, обсаженные тополями; и тротуары с ложбинками посередине — люди ведь всегда предпочитают по центру ходить, вот и вытоптали каменную тропу.
Милый городок…
Все здесь в некотором роде торжественны и чуточку чопорны, а взгляды их — ну просто удивительны: ничего не обещая, они вместе с тем ожидают всего, спокойно и даже, может быть, немного деловито.
Просветленная обреченность…
Жутковато и смешно.
«Вот ведь оно что… Вот куда я попал!.. Место, где нельзя всерьез надеяться, страдать… немыслимо всерьез чего-то опасаться…»
Эта внезапная мысль поразила Колокольникова, и он долго еще как вкопанный стоял, удивляясь, на углу пустынного перекрестка.
Потом он пожал плечами и, сунув руки в карманы, двинулся неторопливо вдоль выцветших фасадов, вдоль рядов тополей, навстречу неведомому, которое было как будто бы всюду, а в общем-то — нигде.
Приближался вечер — судя по прогнозу погоды, мутный и неласковый, однако Колокольников все слонялся улицам, вышагивал, вглядываясь в витрины, в лица прохожих, пытаясь проникнуться духом, ритмом этого дальнего от всех центров уголка, но что-то мешало ему, не давало расслабиться, и тогда вдруг смятение охватывало его, он терялся, путался в собственных мыслях и ощущениях и принимался метаться по тротуарам, словно маятник — взад-вперед, взад-вперед, — точно замерзший бездомный пес, и день казался бесконечным и тягучим, будто праздничная речь, а в голове зудела, билась странная, назойливая, пакостная жилка: «Ну что я тут? Командировка ведь лишь повод, маскировка… И если не здесь, то где еще?… А что, собственно, здесь? Что может быть еще?»
Можно было, конечно, пойти в городскую гостиницу, нумерованным ключом отомкнуть нумерованную комнату с нумерованной меблировкой, завалиться спать и поскорей забыться, выкинув всякий вздор из головы.
Но отчего-то не хотелось…
Чтобы отсыпаться и смотреть приятственные сны, из дома не нужно уезжать за тридевять земель. Напротив, дома-то как раз спокойней…
Можно было — не впервой ведь, право слово! — и по девочкам пойти…
Их не надо долго звать, искать и уговаривать — они всё сами, как велит копеечная их душа, ты только намекни… И плата здесь, похоже, небольшая…
Ах, пчелки незаметные, трудолюбивые, ангельские существа! Всегда, везде…
И тут вдруг чья-то ладонь мягко и вкрадчиво опустилась на его плечо.
Колокольников вздрогнул и обернулся.
— Добрый вечер, добрый человек, — поприветствовал его низенький толстяк, приподнимая шляпу и обнаруживая под ней лоснящуюся, как кожица спелого банана, лысину.
— Здравствуйте, — удивленно ответил Колокольников и машинально сделал шаг в сторону, будто намеревался уступить незнакомцу дорогу.
— Вы ведь приезжий, я так понимаю? — сверкнув золотым зубом, поинтересовался тот.
— Верно, приезжий, — рассеянно кивнул Колокольников. — А что?
— Да так… Вот, смотрю я, ходите вы все, ходите, словно что потеряли. Это, разумеется, имеет свой резон. Но… все еще не надоело?
— Нет, — с досадой отозвался Колокольников. — Я командировочный.
— Понятно… К нам командировочные часто ездят… Что-то, стало быть, влечет их, не дает покоя… М-да… Изрядно часто… Не всегда, представьте, удается вовремя перехватить… Чудесный вечерок, не правда ли? А как вам, дорогой, понравился наш городок? Тихий он, медлительный, спору нет, но ведь в том-то и очарованье… А?