Пола смотрела мне в лицо. Не знаю, может быть, она изучала шрамы у меня на лбу.
— Гидеон, тебя мучают кошмары?
— Я за них заплатил.
— Когда я вышла из Роя, от меня не осталось ничего, – промолвила Пола. – Даже души. После того как Рой самоуничтожился, мне пришлось выращивать свою душу заново. Так что я представляю, как дорого она стоит… Но, Гидеон, я бы продала свою душу, если бы только могла избавиться от памяти о той грязи, через которую я прошла в Рое.
— Ну а я свою оставлю при себе. Ты хочешь, чтобы я простил эту мразь? Просто помахать им изуродованной рукой и сказать: «Что было, то прошло»?
— По-моему, другого выхода нет, – возразила Пола. – Иклакик развивались как отдельные личности. Рой был каким-то отклонением: что-то вроде вирусной мутации, которая распространилась по их обществу и изменила геном всего вида. Болезнь прошла, и теперь они… разроились.
— Так что, спустить им это с рук? – Я поднес руку ко лбу, указывая пальцем на шрамы. – А кто заплатит за это?
— Ну, Гидеон, в самом деле… Ну кто, по-твоему? В Рое Иклакик не было ни пчелиной матки, ни Гитлера, ни тараканьего Папы. Одни Иклакик выше рангом, чем другие, но в коллективном Рой-сознании все они были равноправными компонентами. Все они были в коллективном рабстве.
— И все отдавали приказы, – напомнил я. – Так что все одинаково виновны.
— Нет, Гидеон, нет, – возразила Пола. – Из всех, кто побывал в заключении у Роя, ты-то должен знать, что Рой-члены были не одинаково виновны. Ведь один Иклаки пытался помочь тебе.
Я только посмотрел на нее и ничего не сказал.
— Ты встречался с ней снова? В смысле, с ним. – Пола признает женский пол партеногенетических щелкунов, но знает, что я предпочитаю думать о них в мужском роде. – После того как Рой-вирус снова мутировал и Иклакик вновь обрели индивидуальные сознания, ты не отыскал того, кто тебе тогда помог?
— Вовсе он мне не помог, – возразил я. – Этот единственный добросердечный щелкун во всем Рое ничего не сделал, чтобы хоть на наносекунду приблизить мое освобождение. Согласен, на несколько секунд он помог мне почувствовать себя… человеком. Но после этого – назад в бак.
– Так ты встречался с ним снова?
– Нет. Он мертв, Пола. Должен быть мертв. После того случая, когда он воспротивился Рою, тот просуществовал еще восемь месяцев. Щелкун, который бросил вызов Рою, не мог так долго хранить свою индивидуальность внутри Роя. В обществе телепатов одному разуму-изменнику спрятаться негде. Либо они нашли его и казнили, либо он снова впал в коллективный разум… и они убили его после этого. В любом случае он мертв.
– А может, он-то и спровоцировал распад Роя, – предположила Пола. – Вторая мутация вируса, что разрушила Рой-разум и заставила расу Иклакик вернуться к индивидуальности… Может, эта мутация началась именно в его душе-изменнице.
– Ты относишься к нему, как к человеку, – заметил я. – А он такое же насекомое, как и все остальные. На одну-единственную наносекунду у одного-единственного насекомого появился один-единственный квант человеческой совести. Но он быстро оправился от нее, как от легкой простуды, и вновь стал обычным насекомым.
– Это всего лишь твои догадки.
— А я чертовски хороший догадчик, – заявил я. – Даже если Рой мертв, все эти жуки одинаковы. Все как один. Каждый день разные, но все одинаковые. И почему, черт возьми, они всегда приходят ровно в 09:17?!
— Возможно, та малая толика сочувствия до сих пор жива, даже если Иклаки, в котором она возникла, был уничтожен Роем, – сказала Пола, теребя пальцами прядь длинных волос. – Когда того Иклаки снова засосало в Рой, быть может, в процессе этого квант милосердия сохранился… и распределился по всему Рой-разуму.
Я покачал головой.
— Я инженер-нанотехник, а не физик… Но даже мне известно, что ни один квант нельзя поделить на девять миллионов тараканов.
— Квантовая физика – неплохой способ для понимания Роя, – проговорила Пола, рассеянно накручивая локон на палец. – Мы до сих пор не знаем, каким образом Рой-члены колонии Иклакик здесь, на Летее, были телепатически связаны с остальным Роем на своей родине. А ведь они были связаны. Этакое спиритическое воздействие на расстоянии. Более известное как квантовая нелокальность. – Она отпустила прядку, и та легко соскользнула с ее пальцев. – Гидеон, тебе знакомо такое понятие, как идентичность?
– Ты имеешь в виду квантовый парадокс? Пола кивнула.
– Когда электрон освобождает квантовый уровень и на его место встает другой электрон, второй электрон становится предыдущим. Он абсолютно идентичен тому, который занимал этот уровень прежде.
– А при чем тут щелкуны?
Она встала и двинулась ко мне своей качающейся походкой. Я поспешно спрятал руки за спину.
Она осторожно протянула руку к моему лбу. Я напрягся, хотел отстраниться, но она все же дотронулась до меня и погладила зарубцевавшуюся кожу.
– Подумай, Гидеон, – прошептала она. – Может, Рой и правда умер. Но та единственная элементарная частица сострадания… Что если она сохранилась и теперь одинаково живет во всех Иклакик, которые когда-то были частью Рой-разума? Память об этом сострадании распределилась по всему Рою, запечатлелась во всех сознаниях. И может, ни один из тех Иклакик, что приходили просить тебя о прошении, не лжет: может, каждый бывший Рой-гражданин искренне помнит, как он был тем самым единственным членом Роя, который пытался тебе помочь.
– Выходит, все девять миллионов – это тот единственный, кто не виноват, и ни один из них не входит в те девять виновных миллионов? – Я уставился на Полу. – Знаешь, тебе, наверное, лучше уйти.
Уголки ее изуродованного рта изогнулись.
– Если все Иклакик одинаково виновны, то, возможно, и все они заслуживают одинакового уважения за тот единичный акт сострадания. Может, этот порыв доброты исходил не от какого-то отдельного Иклаки. Может, этот квант жалости был порожден самим Роем – как первая попытка самоотрицания, – и этот единственный квант жалости, существовавший во всем Рое, просто проявился в том Иклаки, который помог тебе… по чистой случайности, так сказать, наобум.
Я ничего не произнес в ответ.
Пола улыбнулась мне своей диагональной улыбкой:
– Принцип прощения Гейзенберга.
Я дотронулся до нее правой рукой. Она запрокинула голову и поцеловала меня. Ее губы, как и моя душа, были неправильной формы, и все же подходили друг другу.
На следующий день
Раннее утро. Первичная луна почти в зените, но уже светло, и мандариновое солнце высоко поднялось в кашеобразное небо. Я сверился с датчиками: 08:40. Просыпаясь, я чувствовал, что чего-то не хватает, и теперь понял – чего. В первый раз – за какой же срок? – я проспал фазу быстрого сна, не видя кошмаров.
Пола все еще спала рядом, на импровизированной кушетке. У такого нелюдима, как я, нет спальни для гостей, поэтому, когда Пола решила остаться на ночь, пришлось срочно что-то изобретать.
Два года я находился внутри сознания Полы без ее разрешения, точно так же, как и она была внутри моего сознания. А теперь я снова смотрю на нее снаружи и не могу поверить, как она прекрасна.
Я пошел в лабораторию, загрузил монитор и поставил завариваться амнезийный чай, а сам сел писать программу для новой партии на-ноботов. Им предстоит как следует потрудиться.
Я не могу просить Полу участвовать в таком рискованном эксперименте – по широкомасштабному удалению памяти. Испытаю лучшс на себе, а то вдруг что-нибудь не заладится. Тщательно задокументирую все свои разработки и оставлю запись для Полы. Если она захочет последовать за мной в страну Амнезиландию, я буду ждать.
Я хочу попытаться. Попытаться вспомнить все свои мучения: и камеру, и бак, и Рой. Попытаться вновь испытать пережитое, переместить его в кратковременную память, чтобы все синапсы выстрелили в те сырно-дырчатые клетки мозга, что у меня остались… А потом стереть их все разом. Нашествие Роя, его последствия и те двадцать два месяца, что были между тем и другим. Только Богу и дьяволу известно, какую ложную память изобретет мое подсознание, чтобы сознание не заметило трехлетней пустоты в моей башке.
Интересно, а Полу я тоже забуду? Нет. Не забуду.
Когда прибудет корабль с Тау Кита, их медики, надеюсь, сумеют подлатать мое искореженное Роем тело. Хотя, вероятно, я уже никогда не исцелюсь до конца…
На создание алгоритма для наноботов уйдет дня три. Так что у меня есть запас времени, прежде чем я отменю свои кошмары. Пола рассказывала мне, что делегаты совета Иклакик проведут в этом округе неделю, чтобы опросить других уцелевших колонистов-землян. Хочу встретиться с ними завтра. Но прежде посвящу в свои планы Полу.
Я все решил. Следующий щелкун, который подойдет к моей двери… То есть, я хотел сказать, следующий Иклаки. Выбранный наобум. В общем, кто первый явится – тот и будет тем самым. Я попрошу его отправиться на совет вместе со мной.
Я скажу им: «Вот этот. Он – тот Иклаки, который помог мне в Рое. Помилуйте его, пожалуйста». Я нашел его, простил его. Наобум. Идентичность прощения.
А ведь Пола, наверное, останется завтракать. Надо бы загрузить в репликатор еще какие-нибудь программы. Макароны с сыром она не любит, это я знаю точно. Может, она любит виски и…
Кто-то скребется в дверь шлюза.
Сверяюсь с датчиками: 09:17. На моем пороге стоит Иклаки. Я никогда не видел его прежде. Но я его помню.
Иду к люку. На этот раз я не обновляю воздух в шлюзе. Атмосферное давление, температура… Воздух на этой планете почти такой же, как в моем биокуполе. Разве что не столь спертый.
Я открываю люк. Иклаки ждет.
– Входи, – говорю я ему. – Рад видеть тебя снова. Я тебя ждал.
Перевела с английского Зоя БУРКИНА
©F.GwynplaineMaclntyre.Random. 2007. Публикуется с разрешения автора.
Генри Лайон ОЛДИ, Андрей ВАЛЕНТИНОВ. ОШЕЙНИК ДЛЯ МСТИТЕЛЯ
Магнит влечет к себе железо, и нет для него преграды. Если предметам и вещам свойственно влечение, что же говорить о человеке? Его постоянно обуревают чувства и страсти…