Разумеется, шхуна зашла сюда нелегально. Порт был «закрыт» для европейцев. Но власти уезда смотрели сквозь пальцы на корабли, возившие опиум из Индии. Слишком большие деньги крутились в деле, чтобы свято чтить законы. Англичане не торговали «дурманом» напрямую. Они продавали опиум местным купцам-посредникам, у них же брали товары, представляющие интерес для Британской империи, и отправлялись в обратный рейс, подсчитывая барыши. А местные чинуши, начиная с градоправителя, махали «варварам» платочками с крепостных стен – спасибо за взятки!.. Не зря Фучжоу означало «Край счастья».
— Князь, вы упрямы, как…
— Как Волмонтович. Это наша фамильная черта. Упрямство и склонность к дурацким шуточкам. Еще мой предок, Михал Волмонтович, сражаясь под Обертыном против господаря Петрилы…
Князь замолчал. Сняв окуляры, что было для него признаком глубокого волнения, он уставился на оборванку, о которой шла речь. Сидя на мостовой у входа в харчевню, девица жадно поглощала лапшу. Соус тек у нее по лицу, пачкая одежду. Чуть ли не вцепившись в чашку зубами, нищенка быстро-быстро орудовала палочками – словно боялась, что еду отнимут.
— Матка боска! Это же панна Вэй! Бедняжка, она выглядит, как шавка под забором…
— Я же вам говорил!
Встав из-за стола, Эрстед медленно направился к Пин-эр. Так идут к животному, демонстрируя добрые намерения – чтобы не испугать. Руки он держал перед собой, прихватив со стола миску с курятиной.
Девушка напряглась, готовая вскочить и бежать.
— Госпожа Вэй! Что вы делаете так далеко от Пекина? Ваш досточтимый отец не спит ночами. Ваш брат…
— Кто вы? – взвизгнула несчастная.
— Я – друг вашего отца. Я бывал у вас дома. Вспомните! Если я в силах чем-нибудь помочь – располагайте мной…
— Вы? Помочь?
Машинально Пин-эр схватила мешок с ларцом. Никто не посягал на ее имущество, но страх перевешивал доводы рассудка. Да, этот ла-овай приходил к отцу. Отец рассказывал: варвар искусен в заморском ци-гун… А вдруг он – колдун?
Все варвары – колдуны…
– Ничего не говорите, – велел Эрстед, видя, какая буря чувств кипит в душе китаянки. – Идемте за наш столик. Нет, здесь вы есть не будете. Эту чудесную курицу вы съедите, как подобает девушке из благородного семейства – за столом. Хозяин принесет вам чаю. Не стесняйтесь! Мой долг вашему отцу куда больше, чем стоимость ужина для его дочери…
Он говорил тихо, внятно, успокаивая собеседницу.
– После ужина вы зайдете ко мне. Я снял дом, не желая останавливаться в гостинице. Вас никто не потревожит. Мы с другом – приличные люди. Мы не воспользуемся вашим положением…
Пин-эр захохотала.
– Если захотите, – Эрстед старался не показать, что хохот девушки привел его в ужас, – вы все расскажете нам. Если нет – промолчите. Я с удовольствием оплачу ваше возвращение в Пекин…
Метнувшись вперед, Пин-эр вырвала у него миску. На миг показалось, что девушка вцепится зубами не в кусок курицы, а в незваного благодетеля. К счастью, этого не произошло.
— Да! – с набитым ртом выкрикнула дочь наставника Вэя. – Да, да, да…
— Нет, – твердо возразил Эрстед. – Сперва вы сядете за стол. Иначе я оставлю вас на мостовой. Вэй Бо ничем не заслужил такого позора. Будь вы моей дочерью, я бы велел отстегать вас розгами. Решайте – идти со мной или остаться здесь…
Он вернулся к князю и сел спиной к девушке. Темные окуляры Волмонтовича играли роль зеркала. Минута, другая, и Эрстед увидел, как фигурка, искаженная линзами, растет в круглых стеклах, приближаясь.
2.
Пин-эр устроилась на диванчике в углу – подальше от шкатулки, водруженной на стол, поближе к двери. Девушка была напряжена, как взведенная пружина. Удирать, сражаться? Она сама не знала, какой путь изберет в случае опасности.
Смотреть на конуру ину-гами Пин-эр избегала.
«Всему есть предел. Силы на исходе, она на грани отчаяния, – понял Эрстед. Выслушав длинный, сбивчивый рассказ, он сочувствовал девушке, как ребенку, умирающему от чахотки. – Хотя, вне сомнений, Пин-эр сама была виновата в своих злоключениях. Иначе не согласилась бы на помощь лаовая. Ладно, начнем исследование. Итак…»
Ларец прямоугольной формы: 7x8x12 дюймов. Дерево неизвестной породы. Полировка. Окантовка из меди. Работа искусная, в старинном стиле. Металлические части блестят как новые. В противоположность китайским изделиям никаких излишеств: резьбы, лака, росписи.
Защелка – голова собаки с оскаленной пастью.
Эрстед потянулся к шкатулке. Позади скрипнул диван. Острый укол тревоги остановил датчанина: опасность! Если девица решит, что он собрался открыть ларец; если неверно истолкует его действия…
«Она меня убьет. И сбежит с ларцом».
На лбу выступили бисеринки пота. Главное – не делать резких движений. Когда завоевываешь доверие пса, битого судьбой и людьми, суета – залог неприятностей…
– Не волнуйтесь. Я не стану ее открывать. Я обещал. Он помедлил и вновь протянул руки к шкатулке.
Ладони еще не успели коснуться дерева, как в кончиках пальцев началось легкое покалывание. Перед осмотром Эрстед по привычке закатал рукава рубашки. И теперь ясно видел: волоски на предплечьях встали дыбом.
Электризация? Все признаки налицо. Почему он ничего не ощутил, беря ларец у Пин-эр? Шкатулка хранилась в мешке. Наэлектризовалась об ткань? Нет, маловероятно… Эрстед на шаг отступил от стола. В углу еле слышно вздохнули.
С облегчением или с разочарованием – бог весть.
– Мне понадобятся приборы и помощник, – счел нужным пояснить он. – Нет, не вы. Князь, прошу вас, зайдите в гостиную.
Последние слова Эрстед повторил по-немецки, не повышая голоса. Вряд ли кто-то за пределами комнаты мог его услышать – если только не прятался за дверью. Однако не прошло и минуты, как дверь отворилась, и в комнату вошел князь Волмонтович.
При появлении князя Пин-эр вскочила.
– Не удивляйтесь: у моего друга очень тонкий слух. Присаживайтесь, Казимир. И обождите, – Эрстед снова перешел на немецкий. – Ваша помощь не будет лишней. Как в процессе исследования, так и в случае… м-м-м… Если фрекен решит, что я плохо знаю физику, она набросится на меня. Нервы, сами понимаете.
Волмонтович уселся в кресло и замер, как истукан.
– Как чувствовал: взял в дорогу гальваноскоп… – Эрстед открыл баул. – Надо же, какой заряд! Боюсь, шкалы не хватит. Ничего, есть сменные пружины…
Гальваноскоп он возил в разобранном виде и теперь занялся сборкой. Установил на штативе постоянный магнит. Разместил меж полюсами валик с витком проволоки. Выше прикрепил шкалу, разграфленную делениями, и подвижную стрелку.
Закончив, он критически оглядел конструкцию и извлек моток провода.
– Чуть нс забыл! – хлопнув ладонью по лбу, Эрстед вновь нырнул в недра баула. Он будто скинул с плеч лет двадцать. Глаза пылали азартом, щеки разрумянились. – Сначала магнетическая составляющая… Вот!
Он победно продемонстрировал зрителям компас в оловянном корпусе. В другой руке Эрстед держал мерную ленту.
– Ну-с, приступим!
Отойдя к дальней стене, он сориентировал компас так, чтобы стрелка указывала на отметку «Nord» – и стал шаг за шагом приближаться к ларцу. Едва стрелка качнулась вправо, он положил компас на пол, замерил расстояние и продолжил сближение. Стрелка отклонялась все больше. Наконец Эрстед поднес компас вплотную к объекту, и она уставилась строго на юг.
– Крайне любопытно…
Пин-эр терялась в догадках. Что делает лаовай? Разве можно что-то узнать о призраке, а тем более совладать с ним при помощи инструментов?! Отец относился к этому человеку с большим уважением… В любом случае, у нее нет выбора.
Князь с безучастностью статуи наблюдал за происходящим. Всяких опытов он успел насмотреться всласть. С точки зрения Волмон-товича, ничего экстраординарного не происходило.
Рутина…
– Прекрасно! – Эрстед обвел компасом вокруг ларца. – Теперь составим диаграмму распределения…
Он метнулся к столику, где ждал чернильный прибор. Макнув в тушь перо (к счастью, здесь имелись не только кисти!), размашисто изобразил нечто, похожее на упрощенную мишень – два концентрических круга, перекрестье в центре, градуировка…
Курсируя туда-сюда, Эрстед фиксировал числовые значения магнитных склонений по разные стороны от шкатулки. Он бормотал какие-то цифры и коэффициенты, вслух производил вычисления, забрызгал тушью все вокруг, а когда стрелка компаса, помещенного строго над шкатулкой, завертелась как бешеная, – замер на целую минуту. Лишь пальцы левой руки жили своей жизнью, сухо щелкая через равные промежутки времени.
Выйдя из своеобразной медитации, датчанин соединил точки на «мишени» замысловатой кривой, воскликнул: «Есть!» – и показал листок китаянке.
– Узнаете, душечка? Девушка нахмурилась.
— Похожий рисунок я видела в доме мастера Цуня, друга отца.
— И что же это, по-вашему?
— Восьмеричный путь ци в теле человека?
— Верно! Но лишь отчасти. Я хорошо помню рисунки Цуня. Я даже скопировал их, с любезного разрешения мастера. Видите: «восьмерка» искажена? Здесь – дополнительная «петля», а здесь – разрыв линии… Это не человеческая ци!
— Вы увидели ци призрака, не открывая шкатулки?!
— Не увидел, а… м-м-м… определил конфигурацию. Я называю это потоками магнетических флюидов.
— Это укротит ину-гами?
— Надеюсь.
— Я в силах чем-то помочь, мастер?
— Пока – нет. Ждите и не волнуйтесь. Казимир, ваша очередь.
3.
— Не прикасайтесь к шкатулке, князь! Делайте только то, что я вам скажу.
— Вам снова понадобился живой прибор? – князь выбрался из кресла, притворно охая. – «Биологический детектор» Гальвани? Компас, гальваноскоп и князь Волмонтович? Славная компания!
Следуя указаниям, он стал приближаться к шкатулке, по дороге сообщая о своих ощущениях:
— Пока ничего… ничего… воздух становится вязким… уплотняется… Помнится, вы мне демонстрировали отталкивание одноименных полюсов магнитов. Похожий эффект… Нет, идти не мешает. Что дальше?