— Хорошо. Берем знак, соответствующий нашему обращению «вы», разнимаем его на составные. На знаки следующего уровня. Так вот уже на втором уровне становится ясно, что обращаются отнюдь не к людям… Вам в самом деле интересны эти подробности?
— Пожалуй… нет.
— А коли так, извольте поверить на слово.
— Верю, — сказал Богорад. — Но в таком случае возникает масса вопросов.
— Задавайте.
— Как им удалось уничтожить боевой космический корабль? И когда?
— Когда? Да, скорее всего, в карбоне… Задолго до появления людей. А вот как? Право, не знаю. Но уничтожен он был еще на подлете к Земле…
— Вы что, издеваетесь? — заикаясь от злобы, вмешался Глеб, утративший всякое почтение к возрасту, заслугам и службам государственной безопасности. — Какие стрекозы? Ими вон лягушки харчатся! Детишки сачками ловят!
— Выродились… — тихонько напомнил Богорад. — Мельче стали… Пока все по тексту.
— Ага! Мельче стали… Мозгов-то все равно нету! И не было никогда!
— Есть другое объяснение, — известил Лавр Трофимович, кажется, нисколько не обидившись на вспышку Глеба. — Одна стрекоза вообще ничего не значит. Так же, кстати, как и один отдельно взятый контрразведчик. Пусть ее хоть лягва ест, хоть юннат на булавку накалывает…
— То есть?
— Коллективный разум, возникающий на уровне стаи. Роя.
— Х-х-х… — сказал Глеб и снова полез за сигаретами.
— Что с вами? — спросили его.
— Да кто когда видел эти разумные стрекозиные стаи?!
— Не исключено, что мы с вами как раз это сейчас и наблюдаем, — с академическим спокойствием отозвался Лавр Трофимович. — Взгляните-ка…
Огромный плотный рой в вышине менял очертания. Казалось, чьи-то незримые руки пытаются вылепить из него подобие объемной лежачей восьмерки.
— И это, по-вашему, свидетельство разума?
— Скорее, его остатков. Так сказать, последние судороги. Между прочим, импульс «выродились» можно истолковать именно как «утратили разум».
— Нет, ну а смысл-то, смысл этих их… танцев под луной?!
— Предположим, ставят помехи.
— Кому?
— Ну не нам же! Хотя… Электроника-то забарахлила. Любопытное совпадение, правда?
— Бред… — пробормотал Глеб, тщетно чиркая зажигалкой. Сдохла. Очень вовремя!
— Ну ладно… — снова вмешался Богорад. — А что за существа сидят в планетоиде?
— Не знаю.
— Нет, позвольте! Если удалось раскодировать импульс «вы», то, стало быть, импульс «мы» тоже, скорее всего, расшифрован…
— Импульсом «мы» занимался не я.
— А кто?
— Точно сказать не могу. Какая-то группа в Швейцарии…
— Давайте лучше выпьем, — угрюмо предложил Глеб, так и не закурив. — Устроили, блин, ток-шоу… напоследок!
Внезапно мелькнула догадка, что ток-шоу в курилке устроено старшими товарищами неспроста. Нарочно злят. А иначе пойдут истерические всхлипы и причитания, что так и не успел позвонить в последний раз… Мама! Боже мой, мама… Глеб задохнулся.
— Два наряда вне очереди! — неистово раздалось в отдалении.
Обернулись, посмотрели. На плацу угадывались три фигуры в камуфле. Две стояли навытяжку, одна жестикулировала.
— Звездочеты, блин! Астероида ни разу не видели? Бегом… марш!
Двое подхватились, кинулись к зданию казармы. Третий помедлил и, хищно оглядевшись, замер. Потом двинулся к курилке.
— Так, — зловеще молвил он, приблизившись. — А вы, орлы, что тут… — осекся, крякнул. Луна тускло высветила звездочки на пятнистых матерчатых погонах. — А-а… — разочарованно протянул старлей. — Товарищи ученые? Доценты с кандидатами… О! Еще и колдыряют! Гауптической вахты на вас нет…
— Выпьешь, лейтенант? — прямо спросил Богорад.
— Так а я к чему веду?.. — оскорбился тот, беря протянутый стаканчик. — Армянский? Хорошо живете… — выпил, закусил сыром. — Ну что? — осведомился он, поглядывая на Малую Медведицу. — Точно говорите, не столкнемся мы с ним?
— Точно…
— Ну, я на вас надеюсь. А то ведь мне в отпуск с завтрашнего числа… Так! — перебил он себя, вглядываясь в лунный сумрак. — Еще один звездочет…
Действительно, на втором этаже казармы открылось окно, и в нем смутно обозначился бледный солдатский торс. Старлей вернул опустевший стаканчик и устремился к зданию. Окно захлопнулось.
— Стрекозы, блин… — донеслось издали. Должно быть, сошелся с насекомым лоб в лоб.
Трое в курилке дождались, пока дверь за офицером закроется, и разлили по последней. Впрочем, Богорад сказал, у него в сумке есть еще одна бутылка. На всякий счастливый случай… На какой, интересно? Неужто он надеется, что на планетоиде тоже что-нибудь откажет?..
— Ну что? — произнес со вздохом Лавр Трофимович. — Хорошая была планета. Давайте помянем…
— Тогда уж не чокаясь, — негромко добавил Богорад.
Трое примолкли, оглядели напоследок подлунный мир, а в следующее мгновение порывисто встали, расплескав коньяк.
— Что это?!
Шорох стрекозиных крылышек стал пугающе громок. Он заглушил все — даже лягушек в прудах. Луна словно подернулась дымкой. Свет разом иссяк. Над головами вскочивших проносились нескончаемые потоки стрекоз. А вдали, на горизонте, куда, собственно, стремились эти несметные полчища, образовывалось постепенно что-то вроде гигантской призрачной воронки. Ворочаясь, увеличиваясь в размерах, она обретала подобие слегка наклоненной чаши. Если, конечно, слово «слегка» может быть применимо к этакому диву, достигавшему по меньшей мере нескольких километров в диаметре.
Затем (трое в курилке по-прежнему стояли оцепенев) из центра чашеобразного круговорота, состоявшего, очевидно, из мириада стрекоз, вскинулась наискосок всклокоченная борода молний, сквозь которую скорее угадывался, чем просвечивал некий темный луч, уходящий в звездное небо.
Земля под подошвами прыгнула — и на территорию части обрушился грохот. А через несколько секунд ударил ветер…
Казалось, страшный этот порыв никогда не кончится. Распластанный на бетонном дне курилки Глеб из последних сил цеплялся за железную опору скамьи, чувствуя, что, отпусти он ее, ветер сковырнет его с бетона и ударит либо о стену, либо о дерево. А вокруг трещало и выло. Примерно так и представлялся ему конец света.
Все прекратилось, когда пальцы почти уже разжались. Сообразив, что остался цел и даже относительно невредим, Глеб в ватной тишине стал на колени, потом, придерживая ушибленую руку, кое-как поднялся на ноги. Судя по тому, что кроны акаций еще бурлили, а на плацу крутились мусорные смерчи, причиной тишины была временная глухота.
В лунном свете постепенно проступали подробности. С казармы сорвало часть крыши. Ближайшую акацию вывернуло с корнем. Радиотелескоп напоминал груду металлолома.
Потом рядом возник Богорад. Лоб рассечен, выражение лица — ошарашенно-восторженное.
— Ни хрена себе выродились!.. — скорее прочел по губам, нежели расслышал Глеб.
Вдвоем они извлекли из-под пластиковых обломков навеса оглушенного Лавра Трофимовича и лишь потом уставились в лунную серую даль.
Горизонт был чист. Куда делись стрекозы, сказать трудно. То ли разлетелись, то ли большей частью сгорели в момент разряда.
Из разоренной казармы и чудом уцелевшего общежития выбегали в панике люди. А с вышины на весь этот человечий переполох смотрели семь звезд Малой Медведицы. На месте лишней, восьмой, расплывалось крохотное тускнеющее пятнышко.
Глеб ЕлисеевДавить нельзя помиловать
Вот уж действительно благодатная и универсальная тема, понятная всякому обитателю городского или сельского жилья, постояльцу дешевых гостиниц и огородникам. Но любите ли вы и ненавидите ли насекомых так, как и умеют любить ненавидеть их фантасты? Не пугайтесь раньше времени. Перед вами не тест на арахно- и жуко-вменяемость, а всего лишь обзор одной из самых популярных тем в мировой НФ.
Если довериться цифрам и голым фактам, то подлинный хозяин планеты отнюдь не человек. Властелины нашего мира — насекомые. Судите сами: их более двух миллионов видов! Более 70 % всех живых существ на Земле! В отличие от «самого разумного из животных», эти мелкие твари буквально обитают от полюса до полюса. А добавьте к этой устрашающей массе их родственников — пауков, насчитывающих более 25 тысяч видов! Впрочем, не будем запугивать читателя, тем более что арахнидов ученые из класса насекомых исключили с самого начала — лапок слишком много.
Издавна людей поражали удивительная расцветка насекомых, причудливая, фантастическая конструкция их тел, конечностей и мандибул, а также склонность к поразительным метаморфозам — из гусеницы в прекрасную бабочку, А еще упорядоченная жизнь «общественных» насекомых, вроде пчел, муравьев и термитов.
Но рядом с этим восхищением всегда коренился и стойкий страх перед неисчислимыми и агрессивными массами перемещающихся по земле существ, способных враз уничтожить не только посевы, но и вообще все на своем пути (как бразильские муравьи-кочевники). Ужас перед нашествиями саранчи отразился еще на страницах Библии (книга «Исход», гл. 10 и книга «Второзаконие», гл. 28). И не случайно имя одного из демонических князей ада звучит как Баал-Зебуб — Повелитель Мух. То есть Вельзевул.
Жизни насекомых посвящено огромное количество научно-популярных исследований, которые читать не менее интересно, чем фантастические романы. Среди оказавших наибольшее влияние не только на публику, интересовавшуюся естественной историей, но и на литературу, назовем «Театр насекомых» Т. Моффета и «Энтомологические записки» Ж. Фабра.
Впрочем, многие авторы предпочитали использовать поразительный мир членистоногих только как условный прием или «кривое зеркало», в котором отчетливее отражались язвы современного общества. Одним из первых подобный метод использовал в поэме «Бал бабочек и праздник кузнечиков» У. Роскоу, а за ним последовали и другие знаковые фигуры мировой литературы: Р. де Гурмон («Физика любви»), М. Метерлинк («Жизнь пчел») и саркастичный К. Чапек с пародийной пьесой «Из жизни насекомых». Из наиболее заметных примеров современной прозы (в том числе и жанровой) упомян