Шмяк.
Ничком на шершавый серый бетон.
Какого…
Внезапно оробев, я шустро извернулся, присел и, горбясь, щурясь на яркий желтый свет, огляделся, гусаком вытягивая шею, чтобы не набить шишку о… хм. Никакого потолка. Нигде поблизости. Возможно, где-нибудь высоко вверху, далеко-далеко… Краем глаза я заметил, как неуклюже поднимается на ноги Оддни, ободряюще привычная, утешительно голенькая…
— Мистер Зед!
Я полуобернулся на зов, встал и поглядел туда, куда с беспокойством смотрела Оддни. Ч-черт.
Калдан был мне чуть выше колена. Пожирая меня выпученными голубыми глазами без век, он сопел сдвоенной прорезью носа. Рот-сфинктер сложен трубочкой, как для непрерывного свиста, длинные, тонкие членистые руки с пильчатыми клешнями угрожающе подняты.
Он и впрямь свистнул, тоненько, негромко, и только потом сказал:
— Вот как. Челоматы! Я думал, мелкие паршивцы врут.
Невыразительный среднезападный говорок, как… у кого? Рэймонда Мэсси?[21] Обхохочешься. И тогда (дураком родился, дураком помрешь) я выпалил:
— Гхек? И без рикора?
Не знаю, чего я ожидал. На рожон меня толкает неизбывное чувство своего полнейшего бессилия. В ответ он разразился сиплым хихиканьем.
— Нет, меня зовут Варк Фан'ши, и я знаю больше, чем ты думаешь. — Тварь смерила нас взглядом, задержав его на Оддни: — Что ж, определенно не феминный Челомат и едва ли Грезоперсона. — И снова мне: — Кто же ты будешь?
— Можете называть меня мистер Зед, — сообщил я. В ответ — глубокое равнодушие. О-хо-хо. — А это мой добрый друг и коллега Оддни Ильвасдоттир.
Разумеется, по его шарам навыкате ничего нельзя было угадать, однако калдан воззрился на Оддни, приклеился к ней взглядом.
— Ильва? Ильва Йоханссен?
И опять мне:
— Прошу извинить. Запамятовал, что Кавалер-Компаньон Высокочтимой Прародительницы любил называть себя «мистер Зед».
Я подумал: вот ведь хрень. Что дальше? Возвышаясь над маленьким уродцем, Оддни сказала:
— Вы действительно сознаете, что на самом деле я не Ильва Йоханссен?
Углы его рта поехали в стороны, кривясь. Эту своеобразную ужимку я посчитал попыткой улыбнуться; обнажилась несимметричная совокупность беззубых розовых десен.
— Да-да, понимаю. Стало быть, дубль-тело?
— Верно.
— И тем не менее ипостась Высокочтимой Прародительницы, пусть и не столь опасная для текущей реальности.
Оддни сказала:
— Я знаю, что Ильвы Йоханссен нигде поблизости нет, не то я… услышала бы ее.
— Любопытно, — сказало существо. — Нет, уничтожив Землю, Высокочтимая Прародительница превратилась в Первообраз.
Я переспросил:
— В первообраз?
— В компьютерный призрак, существующий лишь благодаря подпитке от ноосферы.
— Ого!
Новая ужимка.
— Вижу, вы понимаете.
Оддни (в ее глазах стояла утонченная боль) сказала:
— Почему она убила себя?
— Неизвестно. И почему ей вздумалось прихватить с собой всех Бессмертных, кроме тех немногих, кто тоже перебрался на Марс. — Калданы по определению не владеют мимикой, но так и хотелось высмотреть в этих громадных глазах что-нибудь вроде щемящей тоски.
— Мы не собирались задерживаться здесь по окончании проекта «Второе цветение», однако…
Я сказал:
— И тогда вы с сородичами создали маленьких людей, населяющих окрестности Юпитера и Сатурна.
— Их предков. Около семисот миллионов лет назад мы расселили человечков на Марсе. А относительно недавно, когда затея нам наскучила и Марс стал возвращаться к исходному состоянию, перебросили их на Юпитер.
— Сколько вас в этом участвовало?
— Сначала? Ну-у… тысяча… две… три… Большинство давно покончило с собой, разумеется. Все, кроме горстки тех, что грезили и грезили в своих убежищах, ожидая невесть чего, а возможно, ничего не ожидая. Я, вероятно, последний ныне здравствующий Бессмертный.
Последний Бессмертный? А я?..
— Я в числе грезящих? Или в числе мертвых?
— Вы?.. А, понятно. Нет, мистер Зед. Если память мне не изменяет, вы не вернулись с Войны.
Меня пробрал озноб.
— Пал в бою?
— Навряд ли. Согласно преданию, вы связали судьбу с осколками империи Вертопрядов, с последними из Звездуз, с оптимодами и ордой рободеток из эры Челоматов.
— Но не с Ильвой?
— Полагаю, вы велели ей приглядывать за уцелевшими людьми, и, выполняя наказ, она сотворила Бессмертных.
Оддни сказала:
— Зачем вы создали маленьких людей?
Сдавленный смешок.
— От скуки. Исключительно от скуки.
Это я мог себе представить. Так много времени. Так мало дел. Не диво, что их потянуло сводить счеты с жизнью. Неудивительно, что Ильва в конце концов прикончила их.
— Куда вы дели Вейяда и Аруэ? И экипаж?
— Отрядил в состав Второй экспедиции.
— На Уран? — Люди на борту того корабля были мертвы.
Глазищи на долю секунды остановились на мне.
— Какой Уран? Я поместил их в изолированную петлю времени.
Я ненадолго онемел, внутренне заметавшись между сногсшибательными возможными толкованиями этих слов, а затем рассказал Варку Фан'ши о брошенном звездолете и о том, как мы попали в его здесь и сейчас.
Огромные глаза смотрели без выражения. Калдан сказал, пришепетывая:
— Да, скверно.
— Почему?
— Ах-х… Техника устарела. Сильно устарела. Не всегда оправдывает ожидания.
Оддни проговорила:
— И вы скинули кусок будущего — свое настоящее — в ближнее прошлое.
Конформный парадокс? — изумился я.
Калдан сказал:
— Это полбеды. Беда, что вы вообще здесь очутились. Ничейный звездолет унесло в прошлое. Вы нашли его. Из этой точки пересечения должна была прорасти новая временная нить, параллельная моей, чтобы в конце концов вы попали в будущее по ней. А на поверку…
Я сказал:
— Насколько мне известно, перемещения в конформном времени невозможны.
Существо ответило:
— И насколько известно мне. Но случайности… риск…
— Как вы намерены с нами поступить? — спросила Оддни.
Долгое молчание.
— Э… Отослать вас обратно тем же путем, каким вы сюда попали, нельзя…
Я спросил:
— Почему это?
Опять гримаса.
— Даже если бы все получилось — о чем можно узнать лишь на опыте, — это означало бы, что мы сами застряли в петле времени, которую я нечаянно мог создать, пытаясь водворить в подобное же образование Вторую экспедицию.
— Серьезная загвоздка.
— Да. Я виноват. Мне и расхлебывать. Нет, даже будь это в моих силах, вы двое — особенно вы, мистер Зед, — теперь знаете о грядущем слишком много. Вдруг вам вздумается предвосхищать события, или ускорять, или обеспечивать их непременность… все это могло бы закольцевать мою собственную веточку, отщипнуть и… Нет. Чересчур опасно.
— Значит?..
— М-м… вероятно, я пристрою вас туда, где вам, будем надеяться, удастся породить новую ветвь, собственную. Куда-нибудь подальше в прошлое, чтобы это не сказалось на мне.
Послышался мягкий треск, словно что-то рвалось, и в воздухе открылась дверь во мрак; оттуда пахнуло холодным ветром, смрадом мокрой растительной гнили.
— Ступайте, — Варк Фан'ши указал клешней на дыру в ткани пространства-времени, — пора.
Невидимая рука толкнула нас за дверь, пальцы инерции безжалостно увлекли за порог. Мы, дрожа, стояли в холодной сырой тьме, босиком на колкой крошке. Из пространственно-временной прорехи лился свет. Варк Фан'ши на той стороне приподнял клешню, словно прощаясь. Калдан крикнул: «Счастливо оставаться…»
Прореха срослась и исчезла. Мы остались наедине с тихими шорохами ночи.
Оддни сделала глубокий вдох и сказала:
— Пахнет отвратительно. — Ее неясный силуэт тихонько попрыгал, белея кожей в скудном свете неизвестного происхождения. — Сила тяготения — примерно один грав. Может, мы на Земле.
Я осторожно принюхался.
— Гм. Плесень и что-то… странно знакомое, будто бы… а! Побочные продукты окисления углеводородов. — Мои глаза мало-помалу привыкали к темноте, и наконец я сумел различить очертания обступавших нас деревьев; сквозь кроны сочилось свечение ночного неба, местами яркое, кое-где потусклее. Звезды. А то и луна. Такая апельсинная?.. — Идем-ка вон туда.
— Зачем?
— Что-то подсказывает мне: это светятся пары натрия. — Ее устремленные на меня глаза заблестели. — Уличные фонари.
— Кажется, вы знаете, где мы…
Я сказал:
— Айда.
Мы зашагали среди деревьев. Почва под ногами шла под уклон, уводя вниз; ночь становилась все более сырой и холодной, встречный ветер — пронизывающим. Лес внезапно кончился. Мы стояли на вершине длинного травянистого холма. Повсюду у его подножия и оторочкой на одном боку пестрели коробочки домов… домов, каких я не видел с тех пор, как на исходе третьего десятилетия двадцать первого века навсегда покинул Землю.
— Мистер Зед?
Я вздохнул. Это место. Это время. Такие четкие в фокусе памяти, такие обыкновенные и такие незабываемые.
— Вы знаете, куда мы попали?
— Да. Посреди восточного прибрежья Соединенных Штатов. Близ Вашингтона, округ Колумбия. Что касается «когда»…
Оддни оглядела окрестный пейзаж, дома, звездное небо над головой.
— Немножко похоже на воспоминания, доставшиеся мне от Ильвы.
Я сказал:
— Она родилась на полстолетия позже, чем я. Жизнь успела измениться.
За домами у подошвы холма урчал мотор, по улице медленно ехала машина, выхватывая фарами закоулки, скрытые во мраке между фонарями. Перед капотом промелькнула неясная тень; машина резко притормозила, потом умчалась.
— Эти плоские плавники сзади… пожалуй, «шевроле-бискейн» пятьдесят девятого года? Отец ездил на таком, когда я был мальчишкой.
— И?..
— Намек, в каком именно «когда» мы могли очутиться. — Будто я еще не понял! Я предложил: — Надо бы одеться. Если нас застукают в таком виде, в полиции тебя изнасилуют, а потом нас обоих передадут ВВС.
— ВВС? Зачем?..