«Если», 2011 № 01 — страница 29 из 58

Посидев на скамье около заросшего озерца, Измайлов отправлялся в сосновую рощу кормить беспокойно цокающих белок. Белки к лакомствам привыкли быстро — заметив Андрея, они принимались забавно верещать на разные голоса, спускались ниже, выхватывая из рук очищенные орехи и черные сухарики, а некоторые, самые отважные, садились к нему на плечи, зорко следя за тем, чтобы подруги не перехватили угощение, которое они считали своей собственностью.

Завершив прогулку, Измайлов отправлялся спать. Без этих прогулок он просто не выдержал бы ритма жизни. Прогулки давали ему заряд на весь следующий день. А силы, особенно душевные, Измайлову были просто необходимы. Ему исполнилось шестьдесят лет, и он был основателем империи «Трикстер», которая изготавливала и продавала разнообразные детские игрушки, начиная с пластмассовых кубиков и заканчивая сложнейшими многобайтовыми компьютерными игрушками. В империю Измайлова входили мощное конструкторское бюро, разрабатывающее новинки, компьютерный центр, осуществляющий сложнейшие расчеты по многомерной графике, десятки фабрик по всему миру, где изготавливались игрушки, и склады во всех столицах мира. Содержание империи требовало значительных расходов, но прибыль была еще большей.

Несмотря на финансовое благополучие, Андрей Измайлов не был счастлив.

Семья у него не сложилась, два предыдущих брака оказались неудачными, а когда он все-таки нашел свою половину, заводить детей было поздно. При мысли о том, что его империя достанется каким-то дальним родственникам, которые не приложили к ее финансовому благополучию ни малейшего усилия, настроение Андрея портилось. Он навел справки: основным его наследником был племянник Вячеслав, неудачник по жизни, дважды уже отсидевший в тюрьме за какие-то кражи, но так ничего и не понявший.

В число возможных наследников его состояния входила двоюродная сестра Ангелина. Она была моложе Измайлова на двадцать пять лет и производила впечатление расчетливой хищницы. Два раза Ангелина просила у Андрея денег. Измайлов ей не отказывал, памятуя о том, что слово «нет» чаще плодит врагов. Да и суммы, которые называла Ангелина, были незначительными. В браке кузина была неудачливой. Первый муж — русский — ее нещадно бил; второй — англичанин — оказался пресным и скучным; третий — хитроумный и бессовестный араб из Сирии — ободрал ее, как липку, даже все вещи вывез из квартиры, которую Измайлов им купил. С арабом Измайлов, конечно, разобрался: дал команду своей службе безопасности, и крепкие ребята к нарушителю брачных соглашений приложили руку. Не до смерти, конечно, а так, чтобы уже никогда не смог к чужому лап загребущих протянуть. А все украденное арабом оставили ему в качестве компенсации за увечье. Тяжело ведь безруким на свете жить!

И все-таки не были эти двое настоящими наследниками, при них империя Измайлова неизбежно пошла бы ко дну, а это Андрея бесило больше всего. Не для того он ее возводил!

Некоторые надежды он возлагал на двоюродного племянника Александра, который закончил Пермский университет, работал в родном городе инженером на одной из многочисленных фабрик металлоигрушек, входящих в империю «Трикстер», и, если судить по докладам начальника службы безопасности Нефедова, зарекомендовал себя крепким хозяйственником и неплохим конструктором. По крайней мере «Блуждающий пес» был разработан именно по его идее и принес Измайлову солидную прибыль.

И все-таки старик колебался.

Впрочем, почему старик? Человеку именно столько лет, на сколько он себя чувствует. А самочувствие Измайлова позволяло ему лично руководить империей, держать в кулаке совет директоров и шустрых реализаторов. И благодарить за хорошее самочувствие надо было именно Парк.

Вот и сегодня он шел по одной из заветных тропинок, с наслаждением вдыхая густой свежий воздух и вслушиваясь в щебет птиц. Земля пружинила под ногами, среди зеленой травы проглядывали бледно-розовые цветы земляники. А кое-где уже показывали красно-белые бока медленно вызревающие ягоды. Слева от тропинки высился конической грудой огромный муравейник. Измайлов любил останавливаться около него, совать длинную травину в глубину муравейника и ждать, когда ее обкусают обитатели. У муравьиной кислоты был запах детства.

Он вышел к пруду.

На той стороне бродила в поисках лягушек большущая цапля. Заметив человека, она замерла на месте, стоя на одной ноге, потом, сообразив, что человек не улетит, собралась сама — взмахнула огромными крыльями, тяжело поднялась в воздух и плавно заскользила над окружающими пруд кустами.

Измайлов сел на скамейку.

Сбоку от него по длинной тонкой ветке куста ползла улитка. Некоторое время Андрей наблюдал за ней. Улитка останавливалась, словно собиралась с силами, и продолжала путь, оставляя на коричневой кожице влажный след. «Упрямая», — одобрительно подумал Измайлов. Его длинная дорога к успеху походила на пройденный улиткой путь. Всю жизнь он полз, подобно этой улитке, навстречу успеху, довольствуясь малым и ожидая большого. И вот, когда он достиг вершины, оказалось, что усилия потрачены напрасно. Никому, кроме него самого, пройденный путь не был нужен. Да, он на вершине. А вокруг толпятся шакалы, которым нужны лишь деньги. Ради этого они, не задумываясь, разрушат все, что он создавал долгие годы.

«Надо поговорить с Александром, — подумал старик. — И не стоит затягивать с этим. Время не ждет».

Так звали героя его любимого романа Джека Лондона. Вообще-то его звали Харнишем, а кличку он заработал за то, что спешил жить. Измайлову очень хотелось походить на Харниша, но по жизни получилось не так: не надо было рисковать жизнью, не надо было обмораживать щеки и душу, следовало неторопливо покупать одно предприятие за другим, поштучно подбирать специалистов, закладывая основы будущей империи. Если и приходилось чем рисковать, так это деньгами.

И мечты о кругосветном путешествии остались мечтами.

В юности Измайлов надеялся, что станет богатым и объедет весь мир. Когда он разбогател, оказалось, что ехать некуда — мир везде был похож на Сходню: многоэтажки офисов и жилых домов, купола и прямоугольники промышленных предприятий, закольцованные в бетонные туннели реки с многочисленными очистными сооружениями, призванными избавить речные воды от промышленных ядов, которыми их отравил человек. И свалки, свалки, свалки… Не зря кто-то сказал, что мир — это большая помойка. Слава богу, к тому времени Измайлов уже был достаточно богат, чтобы позволить себе этот Парк…

От подобных мыслей настроение Измайлова испортилось. Да и без того надо было идти — на западе небо потемнело от низко нависающих туч, блеснули молнии, и ветер принес раскатистый треск грома. Попасть под дождь не хотелось. И он заторопился.

Возвращался он все по той же тропе. Остановившись у муравейника, он некоторое время с улыбкой смотрел, как муравьи суетятся, торопливо закрывая входы и готовясь к дождю.

Он был слишком увлечен насекомыми, чей труд так напоминал человеческий, поэтому не сразу заметил вмятины на травянистом грунте тропы, а когда заметил, даже надел очки, чтобы внимательнее разглядеть странный след.

След был крупным и отчетливым.

Измайлов почти ничего не знал о повадках диких животных. Откуда? Последний зоопарк исчез еще до того, как он стал подростком. Обрывочные знания, полученные из книг, не давали возможности сделать окончательный вывод, но, судя по отпечатку на траве, след принадлежал большой кошке. В первый раз Измайлов пожалел, что привык полагаться на специалистов.

2.

— Не может быть, босс! — сказал инженер Маккрейн. — Все делалось по вашему проекту. Кто бы осмелился изменить ваши планы. Вам показалось, ручаюсь. Вы же знаете, Парк — дорогое удовольствие.

Некоторое время Измайлов внимательно смотрел ему в лицо, постукивая карандашом по столу.

Лицо Маккрейна оставалось спокойным.

— И все-таки, — сказал Измайлов, — я хочу, чтобы ты еще раз просмотрел всю документацию на Парк. Мне не нужны сюрпризы.

— Я могу считать это отдельным заданием? — спросил инженер. Измайлов усмехнулся.

— Задание, — кивнул он. — Причем срочное и хорошо оплачиваемое. Брось все и займись этим немедленно. Скажешь Зотову, что это мое указание.

Маккрейн был хорошим инженером, Измайлов сам нашел его в Ирландии во время Второй европейской депрессии, когда многие хорошие специалисты потеряли работу. Ее просто не было, поэтому Маккрейн был готов поехать к черту на рога, а не то что в жиреющую на глазах Россию, которую многие недолюбливали. А что еще оставалось делать ирландцу, обремененному многодетной семьей? Но в России Маккрейн, к своему удивлению, быстро прижился и теперь, пожалуй, если бы ему предложили перебраться в Страсбург или Марсель, он бы крепко подумал. Измайлов платил ему щедро — хватало и на содержание семьи в Голуане и на девочек в Москве. Подобное отношение к людям было принципом Измайлова: человек, который добросовестно работает на империю, должен получать в соответствии с вложенным трудом. Как говорили раньше: от каждого — по способностям, каждому — по труду.

Проводив инженера взглядом, Измайлов вызвал секретаршу.

Он уже вышел из того возраста, когда в помощницы берут длинноногую красотку с коровьими глазами и чувственным ртом. Секретарше было около сорока, но в ней чувствовался стиль: костюм от Абрамова, по которому сходила с ума Европа, прическа модельного агентства «Дидилай» и соответствующая косметика — неяркая, но дорогая и качественная, такая продается лишь в фирменных японских бутиках и стоит кучу денег. «Интересно, сколько я ей плачу? — неожиданно подумал Измайлов. — Неужели ей хватает на все это барахло? Или бабонька подрабатывает? Надо бы поинтересоваться, какую сумму она у меня получает, и велеть Нефедову, чтобы пригляделся к ней».

Вслух он сказал лишь дежурное:

— Ну, что там у нас сегодня?

День оказался не очень загруженным — предстояла встреча с представителями Сибирского торгового дома по вопросам поставок «Красоток Мини» в восточные регионы России. Сибиряки просили скидку в три процента, упирая на объемы закупок, но Измайлов накануне долго совещался с работниками отдела реализации, и они пришли к единому мнению, что скидка не может превышать два с половиной процента. На переговоры Измайлов шел с твердо обозначенной позицией. Подобные вопросы Андрей Измайлов привык решать сам, ему нравилась сама атмосфера торга, спора, в котором тебя