— Никогда не было! — эхом отозвался Аксель и принялся ходить взад-вперед по комнате. Он постарался затереть последние слова рефреном: — Надо помочь Дио! Надо думать! Надо что-то ДЕЛАТЬ! — точно Диоген был узником, а задача Акселя — его освободить.
Но Диоген был не в тюремной камере и не в подземелье. Он был в кабинете Тома, в маленьком гробике, накрытый своим любимым одеялом, в воздухонепроницаемой пластиковой палатке.
Этот факт не укрылся от вылупленышей, несколько озадаченных тем, что остальные не спят и не собрались в кучу, а выглядят несчастными и испуганными.
— Это потому, что мы потеряли друга, и нам очень грустно, — объяснила им Бронте.
— Диогена? — спросил Лесли. — Он не потерялся. Он у Тома в кабинете.
— Может, «потеряли» — не совсем удачное слово. Я хотела сказать…
— Она хотела сказать, что он мертв, — вмешалась Агнес, с силой подчеркивая последнее слово. Повернув голову, она обратилась к вылупленышу: — Ты слышал, как мы сегодня говорили «мертвый». Это означает, что Диоген не может дышать, не может двигаться, не может думать. Все остановилось! Он не может вернуться. То, что лежит у Тома в комнате, просто мертвая материя. Он НЕ МОЖЕТ ВЕРНУТЬСЯ!
На мгновение Аксель перестал расхаживать. Он слышал слова, но старался не пропускать их дальше ушей. Наклонив голову, он постарался даже уши зажать передними лапами.
— Надо помочь Дио! Надо думать! Надо что-то делать!
Кое-кто из малышей, слышавших Агнес (а с этим ни у кого трудностей не возникало), заскулил. Она посмотрела в глаза Лесли, Гвиневере и другим вылупленышам и увидела, как напугали их ее слова. Они боялись не столько смерти, сколько ее саму или, по меньшей мере, ее гнева. Зажмурившись, она вздохнула так, что щитки у нее на спине щелкнули от соударения.
— Забудьте! Я ничего не говорила!
Она огляделась по сторонам в поисках на что бы отвлечься. Слагго смотрел на нее, пораженный: впервые на его памяти Агнес просила забыть что-то, ею сказанное.
В полуметре крошка-цератопсиан по имени Людвиг стоял над маленькой лужицей, пасть у него была открыта, словно он давился всхлипом.
— Эй! — Агнес решительно направилась к нему. — Тебе лучше подтереть за собой! В чем дело? Почему ты вовремя не сходил в комнату с лотками?
— Прости, — запнулся Людвиг. — Я… я старался сдержаться, но…
— Зачем сдерживаться? Как по-твоему, для чего комната с лотками? Ты думаешь, это чертова картинная галерея или еще что?
— Я не хотел… я… мне было страшно.
— Чего тебе было страшно? — заворчала Агнес. — Ты ведь не Дио боишься, верно? Он тебя тронуть не может… Это тебе не глупое человеческое кино с ползающими трупами…
— Я… ну, не знаю. Мне просто страшно. Может, это…
— Ну что? — вопрос вышел еще резче. — В чем дело?
Кара уже собиралась вмешаться, когда малыш вдруг расплакался:
— Человек-Тень!
— Тень… — Агнес чуть подалась назад. — О чем ты, черт побери?..
Она глянула на Акселя, все еще расхаживающего по комнате. Она открыла было рот, чтобы наброситься на него за дурацкие разговоры, и идиотизм, и Человека-Тень, и его отказ принять факты, черт бы его побрал. Факты!
— Агнес, — мягко сказал Слагго. — Пожалуйста. Щитки на спине снова щелкнули.
— Ладно, — сказала она. — Кто еще не пошел к лоткам, потому что ему было страшно? Ну! Второй раз я вас туда не поведу и не хочу увидеть утром десяток луж. Пошли!
Медленно группка из девяти завров — по большей части маленьких, но в том числе и средних размеров теропод по имени Оливер — собралась вокруг Людвига, на их мордах читались в равной мере страх и сконфуженность.
— Ну? Это все? Ваш последний шанс до утра! Идем!
Том отправился за полотенцем.
— Я вытру.
— Велика помощь! — проворчала Агнес. Она возглавила процессию из спальной комнаты, но тут услышала, как двое малышей позади нее перешептываются.
— В чем дело? — Она свирепо воззрилась на них. — Вы о чем теперь?
— Ни о чем, — сказал Людвиг. — Просто… спасибо.
— Заткнись, — рявкнула Агнес.
Аксель, не останавливаясь, посмотрел им вслед. Может, ему надо пойти с ними? Может, надо сказать, что пойдет с ними, а самому сбегать в комнату Тома и снова проверить Дио?
Может…
Он не знал, что делать.
— Надо помочь Дио! Надо думать! Надо что-то ДЕЛАТЬ!
Если бы построить машину, чтобы выстрелить в него молнией, или спасти его из тюрьмы смерти, или, может, есть еще какой-то способ? Может, сходить куда-нибудь, как в суд например? Однажды он видел кино про парня по имени… Рольф? Нет. Урф? Орф. Да! Тот Орф говорил на смешном языке, отчего слова появлялись внизу экрана. Все в кино так говорили, и Альфонс, который сказал, мол, понимает, что они там говорят, утверждал: слова внизу экрана на самом деле не соответствуют произносимым (они больше ругались), но сейчас это было неважно. Аксель все равно понял историю, пусть даже там происходили странные вещи с дурацкими типами, которые раскатывали на мотоциклах в очках и шлемах.
Жену того Орфа сбил мотоцикл. Ей велели идти в страну мертвых, а чтобы попасть туда, надо было пройти через зеркало. Поэтому и Орфу пришлось идти через зеркало, чтобы ее вернуть. «А у нас зеркала есть?» — задумался вдруг Аксель. Он посмотрел на стены и увидел только картину в раме — ландшафт с большой горой. Агнес как-то сказала малышам, что это изображение Заврии — страны, где всем заправляют завры. Аксель постарался вспомнить, есть ли зеркала внизу. Смешно, но он никогда по-настоящему не смотрел на стены, и на картины тоже. Он ни одной не помнил, и зеркал не помнил. В истории были и другие вещи — всякая всячина, как, например, Тень была женщиной со страшными темным глазами, а тот Орф сидел в лимузине и записывал слова, которые слышал по радио. Но было еще что-то особенное… Что же? Кое-какие типы там ходили задом наперед, а иногда вдавливались в стены, как… Ну, если бы гравитация давила в бок. А один парень продавал стекло в стране мертвых, она была таким местом, которое смотрелось совсем темным, разгромленным и захудалым… будто окраина города. Что еще?
Ага! Орфу разрешили забрать жену домой, но ему нельзя было на нее смотреть!
Однако не вышло. Он увидел ее в зеркале машины, и она пропала.
Может, и к лучшему, что в доме нет зеркал.
Но в истории было что-то еще. У них все-таки получилось. Аксель силился вспомнить как, но было столько всего другого… и он слишком возбужден от мысли, что Дио можно вернуть. Можно!
Аксель все бродил и не мог остановиться. Уперся в стену, повернулся и пошел назад. Он вспомнил, как Дио помогал ему собирать Ротомотомана, как катал на спине, как поднимал его и позволял смотреть все книги на самых верхних полках.
— Надо помочь Дио! Надо думать! Надо что-то ДЕЛАТЬ!
Когда он, наверное, в сотый раз дошел до дальнего конца комнаты, почти до двери, то обнаружил, что кое-кто его ждет.
Джеральдина.
Она улыбалась, но не на свой привычный лад. Обычно она улыбалась так, словно замышляла что-то такое, о чем тебе очень и очень не хотелось знать. Теперь в ее улыбке притаилась грустная безмятежность. Это был ее щит против жестокой реальности.
Аксель подождал обычного ее приветствия, но она не спросила: «Ты что, дурак?» — только смотрела на него крошечными глазками и с крошечной улыбкой.
— Тебе тоже грустно, Джеральдина? — спросил Аксель. — Из-за Дио?
Она кивнула.
— Ты тоже по нему скучаешь?
Она кивнула опять.
— Нам надо помочь Дио! — Аксель взмахнул передними лапами. — Ты же наверняка знаешь, как нам его вернуть!
Но улыбка Джеральдины стала еще печальнее, и она только покачала головой.
— Но… ты же столько знаешь… про время и про пространство, про то, как стрелять «лучами смерти» в злых дядей снаружи. — Аксель протянул передние лапы, будто хотел поймать что-то, упавшее с потолка. — Ты же столько всего умеешь! Когда Гвиневера вошла в замок Тибора, а у меня голова застряла в проеме его ворот, и вышла в твоей лаборатории!
Джеральдина кивнула.
— И… ты ничего не можешь сделать?
Она кивнула опять.
— Но…
— Время не умирает, — сказала она.
— А-а.
Аксель медленно кивнул, выпрямляясь и принимая позу, которую Агнес сочла бы крайне неудовлетворительной. Он задрал голову, глазные яблоки у него задвигались, будто он видел, как подсказка кружит над ним мотыльком. Потом снова посмотрел на Джеральдину.
— Ты скажешь, что это значит?
Джеральдина мотнула головой.
— То есть мне самому нужно догадаться?
Кивнув, она повторила:
— Время не умирает.
— Но… но время… ну… вроде часть пространства и космоса, а космос — это то, где Вселенная. Все это… это все вместе. Как Регги меня однажды научила: «Пространство и время, время и пространство. Вселенная — одно большое постоянство»!
Кивнув, Джеральдина повторила еще раз:
— Время не умирает, — а потом быстро засеменила маленькими ножками и скрылась в темном углу комнаты.
Тем временем из комнаты с лотками вернулась с малышней и Оливером Агнес. С ними пришел и Тибор, слегка взъерошенный и смущенный, зеленая шляпа на его голове сидела криво.
— Кинкейду показалось, будто он что-то увидел, — объяснил Оливер Акселю. — Он завопил, и вдруг выбежал Тибор.
— Тибор вовсе не выбежал! — сказал Тибор, всегда говоривший о себе в третьем лице.
— Он, наверное, был очень напуган, — продолжал Оливер. — Прямо-таки налетел на Агнес. Она едва не врезала ему хвостом.
— Тибор не боялся! — Выражение его морды вернулось к обычной бетховенской хмурости. — Тибор был погружен в размышления, а крики его всполошили. Тибор побежал спасать Кинкейда!
— Ты в другую сторону бежал.
— Тибор ошибся.
— Да заткнитесь же! — вмешалась Агнес. Она, похоже, устала, задние лапы у нее подкашивались. — Просто… забудьте! Постарайтесь поспать.
— Агнес не испугалась, — прошептал Акселю Кинкейд, прижимая к голубой груди переднюю лапку. — Мне показалось, я увидел Тень, но Агнес не испугалась.