Оборудование, произведенное на Варте для «Метрополии», было доставлено на орбиту.
И наконец, указом Императора были обновлены коды производственных линий. Сразу после этого всеобщее напряжение сменилось праздником.
— А если бы не обновили? — мать нервничала, потому что ее не слушали. — Почему нам не доверяют? Мы ведем для них энергоемкое и вредное производство. Мы — колония, так было и есть, но почему не позволить нам самим управлять своими производственными линиями?!
— Потому что линии — собственность Империи, — сказал отец.
— Разумеется. Мы работаем каждый день, отравляем воздух своей планеты, чтобы произвести для «Метрополии» их безумные агрегаты. Мы ходим по струнке, отчитываемся о каждом сказанном слове… Они доят нас, выгребают наши недра, пьют нашу воду, забирают лучших людей… А у этих наших баранов нет ни на грош достоинства, я уже не говорю о патриотизме, — бегут на «Метрополию», задрав хвосты, и счастливы, что их взяли!
— «Метрополия» поставляет нам технологии, — тихо сказал отец. — Впрочем, ты сама знаешь.
Мать опустила голову:
— Знаю. Нас кормят с руки. А если мы не будем послушны и ласковы, нам отключат имперские блага, чтобы мы убедились, как скучно жить без еды…
Артём молчал. Полчаса назад он досмотрел кино — случайный фильм из нового имперского собрания. Фильм был, как удар дубиной по макушке, он сбивал с ног древней, глубинной, почти животной силой — при том, что кино было «из истории» и действие происходило среди молодых ученых на Земле.
Имперские фильмы, тексты, развлекательные и познавательные зрелища хлынули с орбиты, на некоторое время парализовав работу и учебу. Все, что было создано в «Метрополии» за двадцать лет — картины, одежда, музыка, образы, вкусы, танцы, запахи, идеи, анекдоты, — досталось народу Варты безвозмездно и без ограничений.
И тут же все, что было написано, придумано, сочинено и снято на Варте за последние двадцать лет, померкло и потерялось. Двадцать лет здесь пытались дотянуться до имперского уровня — копировали известное и пытались найти свой путь. И почти скопировали, и почти нашли — и все разом обесценилось подарками «Метрополии», как линялый плюш в сравнении со шкурой живого леопарда.
А еще вечеринки, фестивали, спортивные соревнования и открытые лекции для желающих — на любые темы, в живом исполнении специалистов. Посланцы высаживались каждый день, спрыгивали на Варту из своих челноков — подданные Его Императорского Величества, они были на полголовы выше местных и выделялись в толпе, даже если молчали.
— Когда уже все закончится? — с тоской сказала мать. — Когда наконец они уберутся с орбиты, и можно будет спокойно смотреть в небо?.. Меня давит эта штука, все время кажется, что он смотрит вниз, а у вас такого нет?
Глядя, как она нервничает, Артём чувствовал себя потерянным и мелким, как старинный винтик с резьбой.
— А мне нравится, — пробормотал отец. — Мне нравится смотреть на «Метрополию». Хоть что-то красивое, нестандартное в жизни…
— Нестандартное?! — мать повернула голову, и от выражения ее глаз отец напрягся:
— Люба, ну что ты…
— Илья, ты понимаешь, что сейчас летает у нас над головой? Ты понимаешь, кто на нас смотрит? Может быть, в эту самую секунду?!
Артём вздрогнул. «Вечер на рейде», игравший в его голове, на полутакте сменился разухабистым «Левым задним», и это был плохой знак.
— Император, — прошептала мать. — Как они не боятся быть там, на борту, каждый день — в одном пространстве рядом с этим. Дышать одним воздухом… Я бы и на порог не ступила, зная, что он внутри.
— Кем бы ни был Император, — пробормотал отец, — мы видели от него только хорошее, правда?
Остаток вечера прошел в молчании.
— …Твоя одноклассница говорит, ты зазнался. Что это значит?
— Значит, что она дура.
— Кир, — сказал Артём. — Мы живем на Варте, живем среди людей. Ты можешь сколько угодно мечтать о подданстве…
— Я не мечтаю, — сказал Кирилл. — Если бы мне было восемнадцать, я уже получил бы имперский паспорт… И я его получу.
— Что она болтала насчет экскурсии на «Метрополию»?
— Сегодня была экскурсия.
— Как?! А…
— Я не ездил.
— Почему?! Они не имели права тебя не пустить!
— Я не собираюсь с ними спорить. Мне плевать на их жалкие экскурсии. Через двадцать лет я буду подданным Императора!
После этих слов Кирилл отвернулся к стене, и разговор сделался невозможен.
До сих пор только они двое из всей группы не заявляли на подданство. Но теперь Ванесса сломалась.
— Я хочу жить, как они, — призналась она шепотом в университетском парке, стискивая и разжимая острые кулаки. — Изо всех сил, полнокровно, насыщенно… на разрыв. Ради идеи, или ради науки, или… все равно. Делать самое лучшее, среди самых талантливых…
— Ты представь, какая у них конкуренция, — сказал Артём. — Они там все самые лучшие. Представляешь, как надо из кожи вон выпрыгивать, чтобы чего-то среди них достичь?
В зените плыла «Метрополия», освещенная низким солнцем.
— Подай заявление, — сказала Ванесса, и ее губы поблескивали, будто намазанные медом. — Мне кажется, у тебя есть шанс.
— Почему?
— Ты… что-то в тебе есть. Ты, может, и не лучший студент потока, но ты… особенный.
— Я?!
— И еще у них есть специальная программа для молодых семейных пар, — прошептала Ванесса и потянулась к Артёму медовыми губами. — Значит, двоих подходящих возьмут легче, чем кого-то одного…
Артём отстранился. Ему нравилась Ванесса, но возведение их отношений в ранг «семейных» показалось ему недостойной спешкой.
Подсвеченный низким солнцем корабль «Метрополия» был палево-розовым, как ценнейший сорт дерева. На улицы Второй Столицы приходила ночь; кто-то встречал ее в очках для кино, кто-то работал, кто-то читал. Кто-то занимался любовью, кто-то рыдал над вежливым отказом: «Ваша кандидатура внимательно рассмотрена имперской службой иммиграции. К сожалению, в настоящий момент Империя не располагает возможностью принять вас в число подданных Его Императорского Величества»…
Артём шел по узкой городской тропе. Подошвы его туфель, распознав покрытие как «пешеходное», истончились, создавая иллюзию ходьбы босиком.
— Лужайка, — сказал он вслух и ощутил траву под ногами. Раньше его туфли были настроены на голосовую команду «Трава», но в университете ему объяснили, что на некоторых молодежных жаргонах это звучит как неприличное ругательство.
Технология «дружественной обуви» пришла на Варту с орбиты двадцать лет назад. Если бы не имперские программисты и биохимики, Артём шагал бы сейчас по бетонной полосе, загруженной колесным транспортом, и на ногах бы у него были резиновые шлепанцы…
Впрочем, кто сказал, что человек в резиновых шлепанцах не может быть счастливым.
Артём сел на плетеную скамейку и вытянул ноги. В промежутках между ветками зажигались окна: люди возвращались с работы. Или просыпались после дневного сна. Или просто гнали от себя темноту, хотя с тех пор как над планетой зависла «Метрополия», ночи стали ощутимо светлее…
Окна, окна, окна. Лепящиеся друг к другу жилые модули. На планете не так много территорий, где можно разместиться с комфортом: на полюсах вечные льды. Между ними огромные пространства океанов. Равнины, где ветер сгрызает камень за несколько минут. И несколько оазисов, где ютится миллиард населения, где растут желто-зеленые декоративные лианы, где опресняют океанскую воду, где смотрят в небо…
Пискнул коммуникатор у него в кармане. Это была, конечно, Ванесса. Возможно, Артём повел себя с ней слишком… холодно?
— Покажи письмо, — сказал он после секундного колебания.
Открылся текстовый фрагмент.
«Уважаемый Артём Прозоров. Служба протокола Его Императорского Величества уведомляет Вас, что вы приглашены на аудиенцию завтра, в одиннадцать утра по времени Второй Столицы. Вам следует прибыть в государственный космопорт, центральная стойка, к девяти утра. Форма одежды — деловая.
Примечание: если вы откажетесь от аудиенции Его Императорского Величества по религиозным, нравственным или иным соображением, к вам и вашей семье не будут применены санкции либо репрессивные меры».
Подошвы его ног сделались ледяными. Холодный ветер, протянувшись над землей, обманул разумные туфли и выстудил пятки, как если бы Артём в самом деле был босым.
Он снова перечитал сообщение. С облегчением понял: это шутка. Дурацкий розыгрыш.
Еще через несколько секунд, когда планетарная сеть подтвердила подлинность обратного адреса, ему захотелось стать древним винтиком с резьбой и забиться под плетеную скамейку.
Император не человек. Этого никогда не скрывали.
Император — надчеловеческая сущность, построенная на основе многих личностей. Император — государство в государстве, Империя внутри империи. Это все, что следовало знать людям Варты и, наверное, других колоний тоже.
— Это странно, — повторил отец, непривычно растерянный. — Может, что-то вроде общего сбора? Может, имперские службы собирают сотню людей, к примеру, по жребию, и показывают Императору как бы срез общества…
Он на секунду задумался — и повеселел, будто обретя почву под ногами:
— А вот это похоже на правду! Да… в мои молодые годы собирали лучших студентов планеты на слет, и перед нами выступали министры, например. Это было, в общем, бессмысленно, однако забавно, создавало эдакий творческий настрой… Возможно… Сейчас идут экскурсии, ты знаешь, экскурсии на «Метрополию», и тоже по жребию… Он помолчал секунду и нервно оглянулся на дверь.
— Тема… Думаю, мама огорчится, если узнает.
— Ты предлагаешь ей не говорить?
— Нет. Решай сам. Но если она узнает — огорчится, это точно. И она… будет против.
— А ты бы на моем месте как поступил?
Отец задумался. Мысли его, как обычно, легко читались на лице. «Если бы я только был на твоем месте, — думал отец, — я не мог бы уснуть от счастья. Я так мечтал попасть на экскурсию и хоть раз увидеть „Метрополию“ изнутри. Те, кто были, считают это лучшим воспоминанием в жизни…»