— Прости, у меня не было выхода. Пришлось сделать так, чтобы ты забыл, кто ты такой.
— Зачем?!
— Мне нужен был телохранитель… Пришлось долго ждать, пока мой Кокон зарастит повреждения. Пять лет! Но я не жалею: это были полезные годы… — Она взяла со стола кусочек олова и задумчиво помяла его в пальцах. — Я досыта насмотрелась на людей. Думаю, впечатлений хватит надолго. Теперь Кокон здоров, войска отходят, я могу лететь.
— Подожди! — я схватился за голову. — Что ты мне тут… Хочешь сказать, что ты инвайдер?! Не ври, пожалуйста!
Олово в ее руке вдруг потеряло форму, прокатилось радужной каплей по ладони и закапало с кончиков пальцев на стол.
— Инвайдер — это захватчик, — назидательно сказала она. — Я у вас ничего не брала. Это вы разбили мое транспортное средство своей ракетой, так что кто еще кому тут захватчик! Нет, я не обижаюсь: вы ведь в каждом видите инвайдера, даже друг в друге. Не пойму только, какая вам от этого польза. Но обещаю подумать на досуге…
Прежде чем я успел отшатнуться, она снисходительно потрепала меня по голове прохладной ладонью, потом повернулась и направилась к двери.
Я вскочил.
— Подожди, Матрё… то есть… ты что же, вот так и уйдешь?!
Она обернулась.
— Хочешь что-то сказать на прощание?
— Да!.. Нет. Я не дам тебе уйти! Я сейчас же вызову спецназ, авиацию, тучу дронов…
Она разочарованно покачала головой.
— А я надеялась, что ты скажешь, как будешь по мне скучать…
Я щелкнул тумблером передатчика.
— Стой, где стоишь!
— Перестань, — поморщилась она, поднимая руку. На ее ладони лежала самая большая радиолампа из Батяниного передатчика. — Не превращай трогательное расставание в скандал с битьем посуды!
Лампа грянулась об пол и разлетелась вдребезги. Передатчик был мертв.
— И не ходи за мной, — с обидой сказала Матрешка. — Не то с твоей головой будет то же самое!
— А вот это мы еще посмотрим! — сказал я, направляя на нее пистолет, которым успел разжиться у Вована.
Она только презрительно усмехнулась и пошла к двери.
— Матрешка, стой! — грозно крикнул я.
Она не остановилась. Я прицелился. Пистолет ходил ходуном.
— Ну, не могу я тебя отпустить, пойми!
— Почему? — спросила она, не останавливаясь.
— Почему! Ясно почему… А вдруг ты вернешься с целой армией, чтобы нас завоевать?!
Она обернулась в дверях.
— Да кому вы нужны…
Евгений ГаркушевБарсуки
— Барсуки хотят Крым, Василиса Игоревна, — сообщил Харченко, усевшись в кресло рядом со столиком для переговоров и жадно хватая графин с водой. — Допрыгались.
Василиса оторвала взгляд от монитора. Харченко был грязен и помят, пахло от него костром и елками. Не иначе, опять жарили с барсуками сосиски. Сегодня «в лес» ходил он.
— То есть как Крым? — подняла и без того изогнутые соболиные брови Василиса. — В каком смысле?
— В самом прямом. Полуостров. Доигрались с репарациями и теорией размежевания. — Харченко налил себе полный стакан и осушил его. — Они согласились размежеваться. И пока что хотят Крым.
— Но… почему именно Крым?
— Им там нравится. Да и не главный вопрос — почему? Главный вопрос — как?
— И как? — вздохнула председатель комиссии по контакту.
— В первозданном виде. Все дома разрушить, а каменное крошево вывезти, дороги разобрать, линии электропередач и трубопроводы демонтировать.
Василиса воззрилась на своего заместителя. Он был аналитиком, он же отвечал за связь с военными. По сути, кое в чем его полномочия были выше, чем ее. Но барсуки из предложенных кандидатур выбрали главой переговорной комиссии именно Василису — одну из самых красивых девушек России, актрису, а по образованию архитектора. Почему? Кто знает… Может, и барсукам свойственна тяга к прекрасному в человеческом понимании?
— Но ведь Евросоюз никогда на такое не пойдет… Да что там Евросоюз! Никто им Крым не отдаст! И вообще… Сотрудничество, взаимопонимание. Зачем же дома сносить?
Харченко налил себе второй стакан воды, отхлебнул, расправил густые усы.
— Сегодня они были очень решительны. Ни о каких заповедных зонах в тайге, не говоря уже о заказниках около крупных городов с готовым кормом и промышленно вырытыми норами, слышать не хотели. Заявили, что у них имеется к нам несколько предложений. О Крыме сочли возможным говорить со мной. Другие требования выдвинут непосредственно вам и Литовкину. Ему они, очевидно, доверяют больше, чем мне.
— Другие требования? — опешила Василиса. — Есть что-то серьезнее?
Харченко развел руками, расплескивая воду из стакана на порядком затоптанный синтетический ковер.
А как замечательно все начиналось! В летний лагерь экологов в Химках заявился крупный седой барсук. Покрутился вокруг палаток, отверг предложенное угощение, а потом подошел к известной всей стране активистке, защитнице природы, и пробурчал:
— Потолковать надо.
С экологами едва не случилась массовая истерика. Прагматичные попытались ощупать барсука на предмет наличия проводов и скрытого динамика, заподозрив провокацию против экологического движения. И получили по рукам когтистой лапой. Не сильно, впрочем. Без крови.
Восторженные просто кинулись обнимать говорящего на чистом русском языке зверя. А самые мистически настроенные решили, что через барсука с ними завел беседу дух леса.
Как оно было на самом деле, сказать сложно, но только проводов в барсуках не обнаружилось, а дар речи они обрели разом. В тот же вечер в лагерь пришли еще шесть крупных животных, каждое из которых отыскало собеседника и предложило тему для разговора.
На следующий день лидер экологов собрала экстренную пресс-конференцию с представителями центральных и даже зарубежных телеканалов и газет (благо, возможности для этого имелись) и вышла к журналистам с барсуком, которого вела за лапу… Барсуки мгновенно попали в прайм-тайм и на первые полосы. Отрицать факт контакта стало попросту невозможно, хотя несколько недель многие граждане упорно верили в то, что «барсучья тема» всего лишь глупая мистификация.
Представители иного разума были найдены, причем не на далеких планетах, не в глубинах космоса — здесь, под боком. А в аптеках еще продавался целебный барсучий жир… И некоторые, самые практичные, даже запасались им впрок. Другие, более дальновидные, от жира тайком избавлялись. И даже переходили на вегетарианство. Если с барсуками случилась такая история, кто даст гарантию, что не заговорят лошади, коровы или свиньи? У них и голова крупнее, и мозгов больше.
Несмотря на вечернее время, Клотицкий отозвался на вызов сразу. Выслушал проблему, посопел немного и с неистребимым польско-немецким акцентом заявил:
— Не по телеф-фону, Василис-са. Я сейчас приеду. Быстро.
Не прошло и получаса, как представитель Евросоюза при комиссии по контактам явился в переговорный лагерь со стороны людей — на дачу какого-то высокопоставленного партийного работника середины двадцатого века, которая чудом осталась государственной.
— Выйдем на свежий воздух, — предложил Клотицкий, едва только переступил порог кабинета Василисы.
Олег Литовкин, главный специалист по барсукам, добродушный я лучащийся оптимизмом эколог, хмыкнул.
— Вы считаете, барсуки смогут подслушать нас здесь, Марцин? Или, напротив, хотите, чтобы они нас услышали?
Клотицкий вздохнул.
— Ч-что нам барсуки? Лишь бы другие не подслушали.
Конспиратором и конспирологом Клотицкий был с рождения. В каждом кабинете он ожидал встретить прослушивающее и записывающее устройство, везде видел заговоры. Поэтому переговоры охотно вел в лесу — хотя и там, как известно, спрятать микрофон не проблема. А уж подмосковные леса после начала контакта были микрофонами просто нашпигованы. Надо же знать, о чем барсуки говорят между собой?
Впрочем, между собой барсуки, похоже, совсем не говорили. Разве что специально для людей.
Вышли под черное, усыпанное звездами небо, по тропинкам между сосен добрели до клумбы с тюльпанами неподалеку от трехметровой глухой ограды дачи.
— Допустим, здесь, — заявил Клотицкий, останавливаясь. — Место выбрано случайно, верно?
— Верно, — ответил Харченко. — Только у каждого из нас в одежде и в личных вещах может быть масса «закладок».
— То свои ставили, — загадочно улыбнулся Марцин. — А вот Крым… Эт-то скандал!
— И главное, ничто ведь не предвещало, — заметил Харченко. — Сидим, сосиски жуем. Я им семь килограммов притащил, да еще углей два мешка: они жаловались, что сучья совсем закончились. Сожгли все. Бурый веточки в костер подкидывает, Пушистая палочку с сосисками над огнем поворачивает, а Седой возьми и заяви, что им Крым нужен, причем срочно! В течение двух месяцев! Дескать, в наших же интересах.
— Меня звал? — уточнил Литовкин.
— Тебя, Василису. Я вроде как полномочиями не вышел. Или доверия лишился. Господина Клотицкого, правда, не требовали.
— Марцин ведь и не член комиссии, — заметила Василиса. — А они регламент соблюдают строго.
— Регламент, — вздохнул Харченко. — Барсуки! Я с ними болтаю каждый день, а привыкнуть не могу! А тут — Крым! Этим пушистым тварям…
— Почему же тварям? — обиделся за барсуков Литовкин.
— Я в хорошем смысле. Все мы твари Божьи, — оправдался Харченко.
Клотицкий задумчиво уставился на свернувшийся в ночной прохладе тюльпан.
— Они войной угрожают?
Литовкин рассмеялся.
— Ну что вы, Марцин? Какая война? Барсуки не могут воевать. В принципе. Взрослый человек сильнее любого барсука. Даже без оружия. А численность людей и барсуков вообще несопоставима. И технические возможности человечества…
Клотицкий кивнул.
— Именно. Воевать они не могут. Значит, провоцируют. Зачем, хотел бы я знать?
Василиса изящно всплеснула руками.
— Почему сразу провоцируют? Они выдвинули встречные требования. Точнее, просто требования. Нашим экологам не нужно было распинаться о вине перед «меньшими братьями».