След… Охотник должен взять след! Рафаэль вернулся к воротам, сосредоточился, приказывая своему таланту пробудиться. Где след Иллианы?!
Его тряхнуло, так что он чуть не вылетел из седла, и обожгло изнутри. Взвился, заржав, испуганный магией конь, но Рафаэль удержался в седле и не выпустил поводья. Увидел нежный, как озаренный луной туман, след возлюбленной. И пришпорил коня, посылая вдогон.
След был очень красноречив. Вот Иллиана пробиралась на лошади сквозь кленовую поросль; затем отпустила поводья, и лошадь лениво шла шагом, а Иллиана любовалась широким лугом. Здесь она въехала в лес; тут сидела на камне, радуясь обретенному одиночеству; наконец растянулась на мягком, нагретом солнцем мху и беспечно задремала. Нежный лунный след переливался на земле.
А потом Иллиана испугалась. Кого? Рафаэль не мог разобраться. След чужого присутствия был смутный, как развеянный ветром черный дым.
Лошадь Иллианы мчалась огромными скачками. Чужой след пропал, но всадница продолжала скакать, не разбирая дороги; Рафаэль остро чувствовал запах страха. Лунный след Иллианы окрасился кровавыми полосами и вел все глубже в лес.
На земле валялась ее потерянная шляпка.
Потом среди замшелых стволов показалась Золотинка — лошадка Иллианы. Она жалобно заржала, пытаясь ускакать — неловко, сильно хромая. Нагнав ее, Рафаэль спрыгнул с коня. Громко позвал:
— Иллиана! Ли, где ты?!
Золотинка метнулась прочь, и с топотом кинулся в чащу храпящий конь Рафаэля.
— Иллиана! — закричал охотник, снова отыскав отливающий красным след, бросаясь в погоню.
Дичь! Перепуганная, уставшая. Дичь, которую нужно нагнать и добыть. Умыть кинжал свежей кровью. Собственная магия туманила голову, чужая толкала в спину, отнимая остатки рассудка. Впереди — вожделенная дичь…
Он почти настиг ее. Зеленое платье Иллианы и рассыпавшиеся золотые волосы мелькали среди еловых стволов. Ускользающая драгоценность… его любимая девушка. Рафаэль на миг опомнился, хотел было ее окликнуть. Но нет: магия опалила глаза и сердце, одержала над разумом верх. Это — дичь! Он различил быстрое, на всхлипах, дыхание. И выхватил кинжал.
Иллиана бежала из последних сил, ничего не видя и не слыша. Лишь кровавая пелена перед глазами, да звон в ушах, да бешеный стук готового разорваться сердца. На огромный валун она натолкнулась, как на стену. Задыхаясь, распласталась по камню, тщетно пытаясь найти защиту в его шершавой твердости. Не спастись. Нечто неведомое, страшное, беспощадное, оно настигнет и… Нет, ни за что!
В отчаянии, Иллиана рванула на груди платье и вслепую кинулась назад, чтобы встретить то ужасное лицом к лицу.
— Убей! — взмолилась она. Должно же оно проявить милосердие… — Кто бы ты ни был: убей, прошу! — Она упала; ноги отказывались служить. Однако Иллиана упрямо приподнялась, чтобы оно убило сразу, не вздумав сперва надругаться. — Убей…
Оно молча исчезло.
Потом ее отыскал Рафаэль — такой же напуганный и несчастный, как и она сама. Платье на Иллиане было разорвано, кожа испятнана кровавыми ссадинами. Рафаэль вел ее по лесу, обнимая за талию, а Иллиана все стягивала на груди разорванный шелк, прикрывалась вуалью случайно найденной шляпки. Любимый не требовал объяснений — где она была, с кем, от кого убегала. Да спаслась ли? О чем скажут ее рваное платье и ссадины тому, над чьей матерью надругались какие-то негодяи? Иллиана не решалась оправдываться и объяснять, а Рафаэль ни о чем не спрашивал.
Он так и уехал — ничего не сказав, не посмев ей признаться. Маг. Охотник. Убийца…
— Я едва не убил Иллиану, — начал он с порога, отыскав брата в «магической» библиотеке. — Гнал ее, будто дичь!
За окнами синела ночь, черные шкафы окружали Леона, как угрюмые слуги; на письменном столе горели свечи. Граф поднял голову от древнего манускрипта.
— Будь осторожен. Я предупреждал: ты способен невзначай убить человека.
— Невзначай?! — вскрикнул виконт. — Я уже прикончил троих, отомстив за мать. Ты можешь связать эту проклятую магию, мой треклятый «талант»? Так свяжи его и держи у себя. Мне он не нужен!
— Магию невозможно отнять. Твой талант останется при тебе…
— …навсегда? — подхватил Рафаэль. — А ты спросил мое мнение? Почему не нашел другого мага, который за деньги сыскал бы разбойников?
— Никто другой их бы не разыскал. — Леон поднялся из-за стола. — И я не просил убивать всех троих. По твоей милости мы не узнали, чья магия нам угрожает. Сегодня ты гонялся за Иллианой; ты попытался понять, не движет ли тобой чужая рука?
— Как я мог попытаться? Я в этом не разбираюсь ничуть. Чего ты от меня ждешь?
— Выдержки и достойного поведения, — отрезал граф.
— Почему я не могу жениться на Иллиане?! — рявкнул выведенный из себя виконт.
— Потому что ты скоро умрешь. — Леон тоже потерял терпение. — Сходи на кладбище, погляди на себя. Надгробие ждет! — Он спохватился, прикусил язык. — Прости. Вырвалось. Прости, я виноват. Отец всегда боялся, что ты узнаешь и будешь ждать смерти. Мучиться, глядя в него каждый день, — Леон кивнул на Запретное зеркало. — Ты уже почти взрослый… и время подходит.
Рафаэль потер лоб, тщетно пытаясь осознать услышанное.
— Отец не допускал тебя к магии, — продолжал Леон. — Надеялся уберечь от назначенной смерти. Однако мать отвела под Серебряный Дождь, страшась неизбежного и желая его отсрочить. И магия тебя слегка, но коснулась. А сейчас ты так или иначе младший маг семьи.
— Необученный и бестолковый, — добавил Рафаэль, стремясь за усмешкой скрыть смятение.
— Именно, — подтвердил старший брат. — Пойдем в парк.
— Под Серебряный Дождь? — угадал Рафаэль; его затошнило.
— Ты забудешь, что я тебе наболтал. И сможешь спокойно жить дальше.
— И забуду, как чуть не убил Иллиану?
— Да.
— И как зарезал троих негодяев?
— Если хочешь, то — да. Все зависит от того, сколько времени простоишь под Дождем. А забыв так далеко, быть может, станешь чуть моложе. И… — Леон замялся, — твой срок придет позже.
— Послушай-ка, — Рафаэль встрепенулся. — Дождь омолаживает… возвращает назад. А недавнюю магию уберет?
— Чужое заклятье Дождь смыл бы. Но собственную магию, повторяю, отнять невозможно.
— Тогда зачем связываться? Не хочу. — Виконт подумал и улыбнулся: — Я бы лучше женился. И мы с Иллианой были бы счастливы… хоть сколько-нибудь. Я ведь умру не завтра?
— Нет, конечно, — печально согласился Леон. — Но женившись, ты повзрослеешь быстрее. И самое главное. Если ты преследовал Иллиану, если гнал свою дичь — в следующий раз ты ее убьешь.
Спустя несколько дней явился Элиан. Граф Альтенорао с супругой и Рафаэль как раз отобедали, но еще не поднялись из-за стола.
Энергичный Элиан ворвался в столовую, как будто брал приступом вражеский замок; в черных глазах вспыхивали золотые искры. Поприветствовав графа с супругой, он обратился к Рафаэлю:
— Мне нужно с тобой поговорить.
— Здесь, — неожиданно объявил Леон. — Жожо, будь добра, оставь нас.
Жозефина с улыбкой поднялась и выпорхнула из столовой.
— Мне нужен Рафаэль, — заявил раздраженный вмешательством Элиан.
— Присаживайтесь, господин Контедо-Лэй. Ваши секреты меня не волнуют; меня заботит ваша безопасность. — Лиловые глаза графа Альтенорао буквально ощупали Элиана с головы до ног: его бархатный охотничий костюм, короткую шпагу, кинжал, шляпу с пером заморской птицы, сафьяновые сапоги.
— Садись, — сказал Рафаэль, видя, что друг готов вспылить и наговорить Леону дерзостей. — Не к врагу пришел.
Элиан уселся, бросив шляпу на соседний стул. Леон предложил ему вина и сменил тон:
— Известно ли тебе, милый мальчик, что ты принес на себе заклятье?
— Какое? — удивился Элиан.
— Чье? — вскинулся Рафаэль:
Граф Альтенорао поднялся, обошел стол и остановился возле гостя, положил ладонь на его вьющуюся золотую шевелюру. Элиан хотел отстраниться.
— Потерпи. — Леон провел рукой по его голове и плечам, затем вернулся на свое место, глотнул вина. — Эл, ты принес свою смерть. Стоит тебе испугаться — и ты покойник. А сегодня ты очень легко испугаешься. — Граф перевел взгляд на младшего брата. — Кто-то желает смерти нашим близнецам. Хочет убить их… м-м… чужими руками. Их испуг пробудит охотничий азарт, повлечет за собой погоню. И рано или поздно эта дичь неминуемо будет добыта.
— Леон, объяснения кончаются Серебряным Дождем, — вмешался потрясенный виконт. Кто-то задумал убить Эла и Ли! Его, Рафаэля, руками… — Сними заклятье, если можешь.
Граф посмотрел на Элиана. Молодой Контедо-Лэй сидел нахмуренный, не на шутку встревоженный. К тому же была уязвлена его гордость. Он испугается!
— Эл, ты принес злую и хитрую магию, избавляться от которой больно и страшно. Если я попробую снять заклятье, ты станешь с криками кататься по полу, в слезах и обмочившись с перепугу. Такого унижения ты не простишь и попытаешься меня убить. Вряд ли у тебя получится, но схватиться с тобой я бы не желал… Ты, конечно, не помнишь, с кем из чужих встречался и кто мог наложить заклятье?
— Я был в отъезде и встречался с сотней людей.
— Плохо. А скажи-ка: от кого ты получил заклятье, которое открыло Рафаэлю дверь в библиотеку?
Элиан не сразу сообразил, о чем речь; это было так давно!
— От фокусника из бродячего цирка.
— Вот как? — Леон с деланным удивлением приподнял брови. — А чем расплатился?
— Горсткой мелких монет.
— Такие дорогие заклятья за мелкую монету не покупают. Что-нибудь еще?
Элиан покачал головой:
— Фокусник был рад оказать услугу члену семьи Контедо-Лэй.
— Иными словами, некий маг с радостью навредил семье Альтенорао, — сухо заметил граф.
— Как по-твоему, кто это? — спросил Рафаэль.
Леон повертел в пальцах бокал, словно размышляя, стоит ли младшему брату знать правду. Заговорил:
— В сущности, враг может оказаться кем угодно; я не очень хорошо знаю наших магов и не могу с уверенностью что-либо утверждать. Но исходя из известного, упомянул бы троих. Во-первых, барон Маррит-Вайн. Он достаточно силен, честолюбив и безрассуден, чтобы ввязаться в преступную авантюру. Затем господин Кусмодель — сильнейший маг, которого много лет назад поразило безумие. Он находится под присмотром Высокого совета магов, однако они могли и недоглядеть. Мало ли, что взбрело в затуманенную голову… И третий — Герзенгольц. Чрезвычайно силен, жесток и коварен. Алчет богатства и власти. И помоги нам Белое Пламя, если это именно он.