«Трансформеры»: Оптимус Прайм, могучий и справедливый лидер фракции автоботов
Бесчисленные «Грендайзеры», «Гандамы», «Евангелионы» и прочие аниме-меха-сериалы постепенно завоевали весь мир, дав жизнь ряду голливудских подражаний — как второсортных («Робот Джоке», 1989; «Войны роботов», 1993), так и весьма качественных («Тихоокеанский рубеле», 2013). Однако, положа руку на сердце, идея огромной антропоморфной боевой машины-шагохода слишком абсурдна и непрактична, чтобы принимать ее всерьез. Ближе всего к реальности не эти гротескные титаны, похожие на рыцарей в доспехах, а беспилотные дроны-файтеры, управляемые кибермозгом — вроде того, что показан в боевике «Стеле» (2005).
Увидеть будущее
Снимая фильмы с участием роботов, режиссеры прежде всего думают о развлечении публики — и в последнюю очередь о том, чтобы сделать в своем кино интересный и содержательный футурологический прогноз. Тем не менее, лучшим из них не так уж редко удается озвучить заслуживающую внимания специалистов мысль по поводу киберэволюции.
Так, Ридли Скотт в «Чужом» (1979) с помощью образа биоробота Эша обозначил вполне перспективное направление развития технологий: органика вместо металла, синтетические люди (сигомы) вместо «железных дровосеков». В «Бегущем по лезвию» (1982) эта тема получила у него более широкое развитие.
Робокоп исправно защищал Детройт от подонков, но не спас город от банкротства
А «Робокоп» (1987) Пола Верховена с его идеей киборгизации (человеческий мозг с электронно-механической периферией) еще ближе к действительности: Алексы Мерфи покамест не служат в полиции, но управляемые биотоками протезы уже несколько лет как перестали быть фантастикой.
«Терминатор»: образ робота-убийцы явился режиссеру Джеймсу Кэмерону во сне
Наконец, растянувшаяся на пять серий эпопея о терминаторах довольно толково показывает, в какую сторону могло бы эволюционировать «умное железо». От титаново-стального экзоскелета (Т-800) — через стадию программируемого жидкого металла (Т-1000) — до роя действующих как единое целое наномашин (Т-3000).
Момент истины
Самый захватывающий вопрос робототехники — это, конечно, создание искусственного интеллекта и обретение машиной самосознания. Увы, мы пока еще толком не понимаем, как функционирует человеческий мозг. И уж совсем не в состоянии представить, как будут мыслить андроиды наподобие позитронных азимовских. Нам остается надеяться, что эти создания не унаследуют наши вшитые в ДНК поведенческие паттерны, мешающие подавить звериное начало, а будут свято блюсти Три закона и не поднимут в самом деле мятеж против людей.
Номер 5 из «Короткого замыкания» обрел разум случайно — вследствии удара молнии
Впрочем, и в сентиментальные фантазии а-ля «Короткое замыкание» (1986), «Двухсотлетний человек» (1999), «Искусственный разум» (2001) и «ВАЛЛ-И» (2008), честно говоря, верится с трудом. Робот, который с обретением самосознания постепенно осваивает эмоции и фактически эволюционирует в двойника человека? Слишком антропоцентрично, а потому крайне сомнительно.
«Двухсотлетний человек» — первый фильм, в котором полностью цитируются Три закона робототехники Айзека Азимова
На самом деле, наиболее вероятным кажется пугающий (но и весьма притягательный) симбиотический вариант с закачкой человеческого сознания в компьютер, описанный в «Превосходстве» (2014) Уолли Фистера. В теории он открывает дорогу к достижению технологической сингулярности, полному стиранию грани между естественным и искусственным интеллектом — и обессмысливанию термина «робот» в теперешнем понимании. Ведь с учетом распространения Интернета это означает появление глобального разума, ноосферы в самом буквальном смысле, которая по своей сложности и продвинутости будет отличаться от отдельного представителя вида Homo sapiens неизмеримо больше, чем многоядерный процессор от арифмометра.
Причем надо отметить, что большинство футурологов склоняется ныне именно к такому развитию событий, смело относя достижение этого скачка эволюции разума примерно к 2040 году. Так что есть все шансы вступить в «дивный новый мир» еще при жизни нашего поколения. И самим увидеть, сбудутся ли наши страхи. Или надежды. А может быть, и то, и другое.
КРУПНЫЙ ПЛАН
ИГРА ТЕНЕЙ
Люди и роботы
/фантастика
М. Джон Гаррисон, писатель и скалолаз, критик и редактор, уже издавался в России (под не столь маркетингово привлекательной фамилией Харрисон). Семь лет назад издательство ACT выпустило его фэнтезийный цикл «Вирикониум» — декадентскую и элегическую историю одного города. Теперь пришел черед научной фантастики.
«Свет» — первая (и самодостаточная) часть трилогии о Тракте Кефаучи. Это межзвездное пространство, полное артефактов и высоких технологий загадочного происхождения, манит охотников за удачей и авантюристов, не менее странных, чем искомые ими сокровища.
Зона, отмеченная некогда присутствием могущественных и бесследно исчезнувших существ, в фантастике встречается нередко. Таково научно-фантастическое выражение экзистенциальной тоски по Богу, который, как однажды сказано, умер. Наряду с «Пикником на обочине» братьев Стругацких (у Гаррисона вместо сталкеров действуют энтрадисты-«входящие») уместно вспомнить и «Врата» Фредерика Пола.
Для Гаррисона это не первое обращение к жанру космооперы. Его роман «The Centauri Device» («Изделие с Центавра», 1974) знаменует, по мнению критиков, появление «новой космической оперы» (любопытно, но сам автор считает, что это «очень плохая книга»).
Говорить о том, станет ли подобной вехой «Свет», пока преждевременно, но роман, конечно, выделяется на общем фоне — в том числе «фирменной» манерой Гаррисона ставить в центр текста образы и стиль, а не сюжетные перипетии или «большие идеи». Эта особенность роднит писателя с «новыми странными» — Мьевилем и Вандермеером, что, в свою очередь, провоцирует назвать кефаучийскую трилогию «новой странной космической оперой».
Само повествование содержит три сюжетных линии, одна из которых развивается в наши дни (точнее, на рубеже тысячелетий), две — четыреста лет спустя. Современная нам линия успешно мимикрирует под прозу «основного потока» и имеет куда меньше фантастических элементов, чем другие истории. Однако именно она является базовой сточки зрения и сюжета, и идеи книги.
Главный персонаж этой линии Майкл Кэрни причастен к открытию преобразований Тэйта-Кэрни, создавших квантовые компьютеры и сделавших возможными для человечества межзвездные полеты. А его болезненная способность видеть в мироздании сложные структуры, фракталы и прочие множества (например, соответствие между шелестом карт Таро и шелестом карточек вокзального табло) обращает внимание читателя на многочисленные рифмы и сквозные образы, сплетающие три нити сюжета в единую картину происходящего. Побочные эффекты этой способности подталкивают Кэрни к сексуальным девиациям, очевидным для читателя, и многочисленным убийствам, которые по отсутствию каких-либо внешних реакций можно принять и за бред персонажа.
Но чтобы изобличить недостоверного рассказчика, нужен «достоверный переводчик». Увы, перевод романа не только грешит множеством фактических ошибок и оборотами наподобие «чистосердечные глаза», но и тешит эго переводчика, указывающего автору на допущенные ошибки, а читателю — на содержание последующих романов трилогии и на ассоциации, возникшие у переводчика при чтении книги.
Гипертрофированный психологизм, присущий «современной» части книги, наличествует и в двух остальных. Но его теснят описания весьма странного и даже абсурдистского будущего, вмещающего К-рабли, наркопритоны, инопланетян-ужасников, теневых операторов и гастролирующий цирк.
По мере приближения к концу романа три линии повествования сближаются, влекомые вязким потоком образов и событий. Примечательно, что события эти зачастую необязательны для развития сюжета и не влияют на него, оставаясь лишь фоном для проекции визионерских фантазий писателя.
Словно исчерпав запас этих образов, Гаррисон подводит персонажей и читателей к финалу — скорее искусственному, чем искусному, так как решающую роль в судьбе героев играет могущественная сущность, своего рода Deus ex machina.
В завершение стоит отметить, что определенное обаяние и даже харизма у книги присутствуют, но подействуют они не на каждого читателя.
РЕЦЕНЗИИ
ЛЮБВИ ВСЕ
РОБОТЫ
ПОКОРНЫ
Сборник рассказов / Сост. Г. Панченко.
М.: ЭКСМО, 2015.— 832 с.
(Серия «Русская фантастика»)
Тираж 2500 экз.
Ключевым словом в названии книги все же является не «роботы», но — «любви». Любовь — вот квинтэссенция чувств, размышлений, поступков героев каждого из произведений, вошедших в сборник.
Любовь как переполняющее человека (клона, инопланетянина, бога, андроида) чувство, которое не позволяет быть логичным и последовательным, которое заставляет совершать глупости или творить чудеса. Любовь как дол г, исполнение которого может грозить гибелью, но иначе не получается. Любовь как свет в конце длинного тоннеля.
Казалось бы, ну кому, кроме живых и разумных, подвластно любить? Да кому угодно, заявляют авторы. И вот уже «Ромео» и «Джульетта» искусственного происхождения (роботы-андроиды, а как же!) разыгрывают свой вариант шекспировской пьесы. И пусть в данном конкретном случае обошлось без трагического финала, читатель найдет прямые отсылки к классической драме.
В другом рассказе ценой любви оказываются дети, которых «мама»-андроид, уравненная в правах с людьми, грозит разлучить с биологическим отцом, поскольку дело идет к «разводу». И она как женщина имеет на это право.